Обычно на улице каждый из нас старается не смотреть пристально на идущего навстречу человека. Считается, что это невежливо. Взгляд скользящий, как бы равнодушный, а при встречном взоре тут же уходит в сторону, мол, я и не собирался на тебя смотреть, кому ты нужен? И тот так же быстро отводит свои глаза.
Исключение составляют излишне колоритные фигуры, как-то: пышнотелые дамы в мини юбках, бомжи. Но их не так-то и много. Среди бела дня отсиживаются в своих логовах.
Иное дело красивые девушки, дамы, да! и девушки в стрингах, которые их и не скрывают. Зачем? Для того и надето, чтобы все видели. Вот на кого грех не посмотреть. И они знают об этом. Идут себе и ничего не замечают. Якобы. Мол, нам не жалко, любуйтесь.
Но есть и другие. Они ловят твой взгляд и пристально смотрят, как среагируешь на их молчаливый призыв. Их всегда двое.
Поймав твой взгляд, они приостанавливаются рядом и начинают говорить.
Обычно я не могу удержаться от улыбки, слишком забавна для меня сама эта ситуация.
Они же мою улыбку воспринимают как поощрение. Некоторое время я ещё колеблюсь,
может быть, неправильно их понял, возможно, им что-то нужно узнать, дорогу указать, время спросить, мало ли что?
Но нет. Это они и есть. Ловцы душ. Стоит установиться хорошей погоде,
как они выходят на улицы парами, реже с мужчиной. Ещё реже — молодые, под сорок лет, чаще — предпенсионного возраста. Ведут между собой беседу.
Не буду врать, не знаю о чём. Но стоит им заметить подходящего человека, а часто им оказываюсь я.
Вот уж странно. Что, у меня на лбу написано, что я и есть тот, который им нужен?
Или, помоложе не нашли? Ну да, молодые не станут с ними трепаться, а я, вон как добро улыбаюсь. Готов на контакт.
Готов. Почему бы и не поговорить? Погода хорошая. Мне спешить некуда, и я такие разговоры не затягиваю, стоит мне убедиться, что это они, ловцы душ. Иеговисты. Наверное, за последние десять лет все иеговисты города со мной пообщались.
Я не разрешаю им долго объяснять свою позицию, о том, что в мире мало нравственности осталось, всё катится в бездну к концу света. Я это всё знаю, и в чём-то с ними согласен, но их не переслушаешь, а задача у них одна: поймать меня в свои сети.
А я же пытаюсь им доходчиво объяснить:
— Бога нет! И вы сами хорошо знаете, что его нет, и притворяетесь, что верите в него, как те попы в сверкающих одеяниях, сплошь педофилы!
— Да, они такие, плохие! А кто же сотворил мир?
Убийственный вопрос! Вот сейчас я им должен рассказать, как устроена Вселенная, её законы. Они уже достают Библию, разворачивают, и я говорю:
— Я вырос на этой Библии. С детства меня окружали верующие люди, и я убедился, что это самые мерзопакостные люди, потому что они говорили, что верят в Бога, а сами постоянно делали пакости близким.
Я не говорю, что атеистам подлости более простительны, они знают, что Бога нет, а эти же, чуть ли не во имя Бога убивают друг друга!
Мне не удаётся парочку убедить, что Бога нет, слишком плохой из меня оратор, не красноречив.
Очень редко, особенно, когда спешу, я не останавливаюсь для подобной беседы,
молча прохожу мимо, ощущая некоторый дискомфорт, вот, люди хотели со мной поговорить, а я проявил чёрствость. И не знаю, надо ли с ними общаться, своей правды я им не донесу, а им не втолковать свою?
Ставрополь-на-Волге