(картина Джеффа Роналда)
Город напоминал тетрадку в косую линию дождя, на каждой странице которой мокла чёрно-белая акварель. Серые дома, бликующие ртутным закатом окна, тёмные полосы тротуаров и палисадников мёрзли от срывающихся снежных хлопьев.
Сумерки быстро сгущались, и вот уже засветились оранжевыми икринками лампочки на кухнях, зажглись солнцами уличные фонари, повеселели «прозревшие» троллейбусы и трамваи.
На самом верхнем этаже высотного дома тоже горел свет. В приоткрытое окно летел первый снегопад и, обжигаясь о батареи, превращался в дождевые капли.
Маленькое бра, отражаясь в трельяже, воображало себя люстрой, телевизор был настроен на «Ретро» и напевал мелодии «Шербурских зонтиков», а на стеклянном столике стояли две яркие чашки с горячим чаем. Струйки мятного пара вились над ними невесомой тесьмой, закручивались в бутоны, расплетались и превращались в два профиля — мужской и женский — кружащиеся, целующиеся и исчезающие навсегда…
Они лежали на диване в обнимку, переплетя пальцы. По стенам и потолку мелькали цветными всполохами кадры старого романтичного кино.
— Похоже на салюты! — тихо сказала она. — Как те, новогодние, помнишь?
— Помню, — он заглянул в синие бусины её глаз, — я тогда загадал, чтобы мы никогда не расставались… ты меня Лю?
— Лю…
— Несмотря на то, что я — левша?
— И поэтому тоже.
Чёрный кот повел ухом и, не спуская с них жёлтых подозрительных глаз, улёгся рядом, на бархатную подушку.
Дождь стучал по подоконнику, тикали часы, а телевизор страдал:
«Целой жизни мало, чтобы ждать тебя,
Моя жизнь пропала, если нет тебя…»
Идиллию нарушил телефонный звонок. В комнату вошла женщина в шёлковом халатике и шлёпках на босу ногу.
— Тихо! — сказала она, приглушая телевизор и прикладывая к уху мобильник. — Где ты? Звоню — не отвечаешь... чай остывает!.. ты же сказал, что насквозь промок и вот-вот будешь дома!
— Послушай, Лина, — сквозь помехи услышала она, — меня ограбили и избили... кажется, ключицу сломали и рёбра... мне плохо, я во дворе пятнадцатого дома...
— Бегу, милый, потерпи!
Она согнала с подушки кота, схватила с дивана перчатки, со стола - ключи, фонарик... выскочила в коридор и обула ботинки... потом сбросила их и помчалась надевать брюки, опять обулась, набросила куртку и, хлопнув дверью, выбежала из дома.
На улице буйствовала непогода. Распоясавшиеся ветры лихо орудовали потоками дождя и снега, то сталкивая их, то пуская хороводить. Возле детской карусели Лина разглядела тёмный силуэт на земле и побежала по лужам, спотыкаясь о скользкие кочки, глотая слёзы и дождь. Она плюхнулась рядом с ним на колени — прямо в грязь, посветила фонариком и, обхватив его голову, стала вытирать ладонями в мягких перчатках бурые подтёки с лица.
Он открыл глаза, улыбнулся и сплюнул кровью:
— Живой, живой… зуб выбили, и голова кружится, помоги встать.
— Я «скорую» вызову!
— Не надо пока, пойдём домой…
Лина помогла мужу сесть, подхватила под мышки, ноги её разъезжались на размокшей глине, но она сумела удержаться и поднять его. Они сдвинулись с места и очень медленно пошли к дому. Снег и ветер били в лицо, не давали дышать, слепили глаза, а ледяной дождь, без всякого сожаления, лил и лил. Кто бы мог подумать, что чудный многообещающий вечер в одно мгновение может превратиться в настоящий кошмар!
***
Через несколько дней, после утешительных заключений хирурга, стоматолога и участкового милиционера, в доме опять была спокойная романтическая обстановка. Вечер был уже почти зимний, с небольшим морозцем и лёгким кружащимся снежком, забелившим следы недавнего происшествия. Лина, напоив мужа микстурами и накормив с ложечки ужином, обложила его в постели дюжиной подушек и поставила на стеклянный столик две яркие чашки с мятным чаем. Чёрный кот улёгся в ногах, маленькое бра, как всегда троилось в трельяже, а телевизор не хотел работать ни в какую.
— Представляешь, я ведь тогда потеряла одну перчатку — левую, а вторая, с двумя синими бусинками, осталась. Я их так любила, это мама мне связала. Что теперь с одной делать?
— Жаль, конечно, а ты набей её поролоном, закрепи на плотном донышке и станет она игольницей!
— Хорошая идея! — обрадовалась Лина и принялась за работу, а чашки с горячим чаем опять оказались забытыми. Струйки мятного пара, как всегда, взвились над ними невесомой тесьмой, закрутились в бутоны, расплелись и превратились в два профиля — мужской и женский — кружащиеся, целующиеся и исчезающие навсегда…
***
Старик с огромной сумкой через плечо, как всегда обходил все мусорные баки микрорайона. Правую руку он потерял давно, когда ещё работал на заводе: фреза затянула, искалечила, пришлось ампутировать кисть. Мороз крепчал и старик сожалел о том, что оделся слишком легко — ноги озябли, да и пальцы единственной руки уже плохо слушались.
— Эх, баран я! — буркнул он, как вдруг заметил в снегу пушистую перчатку. Он поднял её и с радостью отметил, что она — левша! Как раз то, что ему сейчас было нужно! Старик надел её и даже улыбнулся в лохматые усы — тепло!
«Вот так удача!» — подумал он, и сам не зная почему, вдруг развернулся в противоположную сторону, поднял голову и уставился на окошко на самом верхнем этаже высотного дома.
Его старческая дальнозоркость сослужила добрую службу: он увидел, как точно такая же перчатка, вся утыканная иголками и булавками, приветливо помахала ему. Он помахал в ответ и, окрыленный нежданным вниманием, бодро зашагал привычным маршрутом.
***
— Ты меня Лю?
— Лю.
— Несмотря на то, что я — неудачник?
— И поэтому тоже, — Лина устроилась на диване рядом с мужем. Они лежали в обнимку, переплетя пальцы, а телевизор вдруг взял, да и включился... и запел самую романтичную песню - ту самую, из «Шербурских зонтиков».