Лист 1. безвременье

Юрий Стеклов 2
                .


     Примерно неделю назад читал я рассказик один в Интернете. Ничего себе рассказик. Очень даже… Хотел рецензию написать. «Рецензию»- это громко сказано. Так, пару строк своего мнения.И вот, оказалось, что надо регистрироваться. Так я попал в разряд авторов…  Лет тридцать назад, -больше, или меньше -хотелось писать. Но я был недоволен своей нетленкой и выбрасывал, написав несколько страниц.  А вот сейчас подумал, может действительно написать? Есть чего за жизнь вспомнить. Да и развлечет, может как-то. Если лень не пересилит. Я вспомнил, когда «литературная муза» прилепилась ко мне в последний раз. И оказалось, что это совпало со значимыми событиями моей жизни. Может быть, даже интересными. Если смотреть издали…
[Промежуточное примечание: В «Листах» есть имена, фамилии и события, которые многим читателям, в силу их возраста ничего не скажут. Автор же, в силу своего возраста недостаточно быстро умеет пользоваться Интернетом, а также – просто ленится, чтобы писать объёмистые сноски и комментарии. Поэтому, интересующихся читателей отсылаю к Википедии].
 
                ***
               
 …И жить вроде не хочется, и тяжело уже. А помирать страшновато. Привык, наверное.
 Может, инстинкт самосохранения осознал? Хотя веду себя не так, чтобы особо в соответствии. …Но главное- это Лика. Боюсь, что без меня она засохнет. Любит она меня слишком. Шестнадцатый год мы вместе. Быть может, это главная причина, почему до сих пор узел на шее не завязал. А для себя, - так вроде и незачем жить.  Что раньше нравилось, интересовало, теперь скучно. Всё приедается. Не говоря уж про самочувствие и настроение- чем дальше, тем хуже. Уже и просто ходить,- даже  медленно,- тяжело. Ну, это-то давно. Но ещё недавно хоть что-то привлекало, интересовало, а теперь… Пустота.
   Но это понятно. На фоне привычной депрессии ещё острее ощущается конец жизни. Что-то вроде этого ощущалось тогда на шестой части Света. Конец Державы.

                ***

Я называю тот период Безвременьем. Не теперь пришло это название. Теперь-то,  оглядываясь на тридцать лет назад, я вижу, что очень даже подходящее название.
 Как раз- тогда. Уж не помню, связи с чем это название зацепилось у меня в голове.
Помню только очень ясно картинку. Как-то, как обычно, возвращался я вечером-наверно с приёма, -от остановки троллейбуса. Темно уже было, только фонари освещали. Жалко, что числа не помню, хотя на даты своей жизни память у меня хорошая. Конец зимы, или начало весны. Но слякотный, как в Питере часто бывает, такой вечер. Месиво из грязного снега. А народу довольно много - рядом станция метро. Дорогу перешёл, вышел на площадку напротив кафешки, и вдруг меня как стукнуло что-то. Я вдруг обратил внимание: а народ-то весь пьяный! Весь, не вру, даже редкие женщины, покачиваясь, шли. Или уже казалось так? Правда, пьяных там всегда немало, Кировский завод напротив. Но вот так, чтобы ВСЕ!? 
                ***
  Нет, конечно, я и не такое видывал. И сам-то пил регулярно, (хотя в тот вечер трезвый был). Но тут что-то  щёлкнуло в голове. Уже не просто понял, а увидел я ясно, что режим наш почти рухнул. Конечно, не скажу, что я знал, наверное, это и раньше. Но как бы теоретически понимал, ещё до смерти Брежнева, что режим этот нежизнеспособен. К тому же, бывали какие-то намёки, перешёптывания - очень осторожные….  В семидесятых выслали Бродского, потом Солженицына. Других многих выдавили. А уж внутри давить стали по настоящему; пересажали диссидентов - кого в лагеря, кого в психушки. Академика Сахарова выслали в Горький. Потихоньку стали реабилитировать Людоеда…А в 79-м вдруг выпустили около сорока тысяч евреев. И захлопнули занавес. Не знаю, из-за какой такой политики, но дёргаться там, наверху стали. То напишут нечто, до того противное- прямо, как в сталинские времена. А то, вдруг, цензура пропускает, чуть ли не крамольные мысли, да и книги, такие, что раньше и представить трудно было. Ахматова, Цветаева, Мандельштам, Пастернак, Булгаков…. Не всё, конечно. Выборочно. И Афганскую войну затеяли. Говорят, Брежнев был против. Да вряд ли он управлял тогда реально. .. А тут вскоре и Польша взбудоражилась. «Солидарность». Это вам не Пражская весна шестьдесят восьмого года. Танки свои как-то побоялись вводить. Обошлись пока Ярузельским. Ну, операция израильская «Мир Галилее» ещё, в Ливане. Как-то не помню, чтобы об этом очень орали. Видно, на общем фоне отношения к Израилю для меня прошло это незаметно. Что, конечно странно. Но, вот Фолклендский кризис прямо врезался в память. И не потому, что Маргарет Тэтчер не сплоховала, а потому, что режим-то наш поддерживал аргентинскую военную хунту! Ха-Ха! Они там, в Кремле, видно и понятия не имели, где эти острова находятся. Советники им показали. Лишь бы нагадить империалистам-англичанам. Ну, вот. А в ноябре того же года помер наш дорогой Леонид Ильич. Я уж было обрадовался- не тому, что помер, а тому, что от власти отошёл. Иначе ж они не могли. Думал, теперь Горбачёву путь открыт. Я мало о нём знал, но кое-что слыхал, и правильно (как потом, оказалось) догадывался, что он-то как раз тот, кто нужен. Но я горько ошибся! Нам ещё два кандидата в покойники навязали. К счастью, они не задержались на этом свете, и через пару лет путь Горбачёву был очищен.

                ***
Но тогда я об этом не знал, и пригорюнился. А ещё более загоревал, и запил сильнее, что и ежу понятно было, кто придёт к власти. Вы вообще можете себе представить, чтобы начальник Тайной Полиции в нормальной стране официально  управлял государством?! Конечно, это не было нормальным государством, но, всё же, надежда была. И если ещё совсем недавно надеялся, что развалится проклятая Империя лет через 10-15, в крайнем случае- через двадцать,  то теперь надежда померкла. Конечно, политика не была для меня на первом месте. Работы в больнице было много, заниматься медициной тоже надо было, да и интересно пока.  И другие вещи меня интересовали. Росла дочка, начала ходить в школу. Выпивал я много с друзьями-товарищами, да и женщины бывали, хоть и гораздо   меньше, чем работы и уж, тем более реже, чем думала моя жена, с которой отношения были весьма непростые. Но подспудно, на фоне этого глобального разочарования рос, ворочался в мозгах извечный вопрос: «Что мне теперь делать?».