Медовый месяц наших отношений длился до самой весны, когда сосульки начали таять. Я понимала, что взятый нами темп невозможно удержать на долгое время, поэтому с пониманием относилась, когда он начал отталкивать мою руку. Которая сама непроизвольно тянулась в его сторону. Это было выше моих сил. Я была должна его постоянно ощущать.
Я купила ему водительские права, написала доверенность на свой автомобиль. Спокойно реагировала на его не очень длительные поездки, в основном по магазинам, сама в это время просиживала за компьютером. Мне хотелось со всеми поделиться своим счастьем, которое проявлялось в моих стихах, статьях.
Фархаду выправили вид на жительство.
— Ты не хочешь принять российское подданство? — как-то спросила.
— Нужен экзамен. Говору плохо.
— Давай наймём тебе учителя русского языка?
— Где найти?
— Не твоя проблема. Найду. Как ты думаешь, сколько нужно дать денег, чтобы твоя жена не претендовала на тебя? Я предлагаю стать моим мужем. Мой отец даст тебе хорошую должность. Станешь хозяином.
Фархад задумался, испытывающе, посматривая на меня. Наконец выговорил:
— Не знаю.
— А кто знает? Спроси Фирузу.
— Хорошо, спрошу.
— Ну и ладушки.
Тем временем дни, заполненные бытовыми проблемами, стремительно летели. Позвонили из типографии Димитровграда, чтобы забрала свой тираж нового сборника. Попутно завезла часть по книжным магазинам, отдавала по себестоимости. У меня ещё нет имени, которое бы звучало по телеэкранам. Вот и приходится самой делать свою карьеру. Половину тиража привезла домой. Ничего, за год рассосётся. В каждое моё публичное выступление продаётся до десяти экземпляров.
По воскресеньям в ДК встречи с поэтами, писателями. Забавно смотреть на новичков, которые пыжатся, что-то из себя строят. Декламировать не умеют, или вообще, говорят, чуть слышно. Давно ли сама была такой? Но меня быстро приметил Димон, исправил очевидные глупости, кое-что порассказал, а дальше я сама начала соображать. Количество перешло в качество.
Фархад уже привык, что по воскресеньям я прихожу поздно, возбуждённая спорами, разговорами. И вот сегодня я поцеловала его в гладко выбритую щеку и сказала:
— Приду как обычно. Не скучай. А ты чем займёшься?
— На рынок пойду. Друзья приехали из Самарканда. Передам деньги Фирузе.
— Добро. Ладно, я пошла.
Лидия Андреевна встретила привычными объятиями, поцелуями, быстрой речью:
— Прекрасно выглядишь, Коко! Димон уже о тебе осведомлялся. О, у тебя новый сборник? Оригинальное название «Сверху вниз». Умеешь ты озадачить. Двойной смысл.
— Тройной, Лидия Андреевна.
— А какой третий? Что-то я не улавливаю. Да, пока не забыла, пока не поздно…. Семенович приехал из Жигулёвска и выразил готовность взять двадцать твоих сборников для распространения. Думаю, хорошо разойдётся. Отличная бумага, рисунки, и, главное — бесподобные стихи. Разложи вот здесь на столе. Я присмотрю.
— Но у меня с собой только эти экземпляры. Половина тиража дома.
— Ты же на машине! Вот и съезди! Пока все соберутся… Приветственные речи. Успеешь.
— Семенович точно возьмёт?
— Да вот же он, сама спроси.
Семенович подтвердил, что готов на общественных началах распространить все двадцать моих сборников.
— Ты прелесть!
Я чмокнула его в колючую щеку и помчалась вниз по ступенькам. Куртку на плечи. «Пежо» перед входом, не успела промокнуть под дождем. Вырулила на главную дорогу. Настроение замечательное. Даже подрезавшая «десятка» его не испортила. Десять минут езды и я у дома.
Не снимая куртки, прошла в свою спальню, которая граничила с лоджией, где лежали кипы сборника, и замерла от удивления, из другой спальни слышался женский сладострастный стон.
Мать моя чертовка! Что же это делается?! Фархад! Чёртов сын! С кем ты так развлекаешься?! Неужели тебе меня мало?! Телом крупнее, чем у меня. Кого же ты привёл, паскудник?!
Подошла к самым дверям. Не замечают. Увлечены разработкой недр. Ба-а! Да это же Тамара! В своей квартире видеокамеры понатыканы, так в моей приспособились. Уже к кульминации приближаются. Жестоко в такой момент прерывать кайф, но я была вне себя от злости, подошла ещё ближе, чуть ли не к изголовью, захлопала в ладоши и громко крикнула:
— Ай, браво! Молодцы!
Тамара и Фархад одновременно испуганно дёрнулись, поворачивая голову в мою сторону. Я достала мобильный телефон и начала снимать.
— Выложу в Интернет. Побью все рекорды по посещаемости. Однако, что же вы разлеглись? Выметайтесь оба! Нечего вам здесь делать! Можете продолжить под своими телекамерами. Или Витька позвать, чтобы он вас вразумил.
Между тем у них что-то не складывалось, точнее, не разъединялось. Лицо Фархада перекосила гримаса боли, Томка тоже застонала, но уже не от кайфа.
— Машенька, мы не можем, — наконец произнесла она, — склещились. Ты нас напугала.
— Вы с ума сошли?! Как это? Вы же не собаки.
— У людей тоже бывает, если их испугать во время этого.
— Ну, дела-а! И долго вы так будете лежать?
— До самого вечера. Вызови скорую.
— И что я им скажу?
— Так и скажи.
— Ну, уж нет! Сама говори. На телефон. Хотя — нет. Ты ещё сотрёшь запись. То-то Витёк порадуется.
— Машенька, не делай этого. Витёк меня убьёт!
— А тебя и надо убить, чтобы не зарилась на чужих мужиков.
— Муська, ты забыла, что это я тебя с ним свела?
— Облагодетельствовала? Ладно, не скажу, но запись не сотру, чтобы держать тебя в тонусе. Сама позвоню.
В диспетчерской не поверили моему сообщению.
— Девушка, перестаньте прикалываться! За ложный вызов последует большой штраф.
— Да я не возражаю. Берите. Только заберите их отсюда. Можете всё лишнее им отрезать, чтобы рассоединить.
— Ничего отрезать мы не будем. Пять тысяч рублей вам придётся заплатить врачу, который сделает укол.
— Томка, ты готова пять тысяч рублей отдать?
— Да. Я тебе потом отдам. Да не дёргайся ты, Фархад! Ничего не получится. Больно же!
— Да, она согласна заплатить! — сказала я в трубку.
— Ждите. Машина выедет.
Скорую ждали полчаса. В квартиру поднялся один врач с баулом. Молодой. Увидев меня, чуть изумился, не ожидал увидеть красотку в роли… За кого он может меня принять? За пострадавшую сторону? Я намного лучше Томки, но мне же и изменили. Трудно понять вкусы узбека.
— Где можно помыть руки?
Показала.
— Она кто вам приходится? Мать?
— Соседка.
— Ясно.
Не трудно понять, о чём будет рассказывать своим коллегам. Минуты хватило, чтобы сделать укол, взять деньги и закрыть за собой дверь. Томка быстро накинула халат и юркнула в прихожую, скоро вернулась с красной бумажкой.
— Муська, не сердись. Все мужики кобели. Не со мной, так с другой. Да и ты не девочка. Запись сотри. Я тебе никогда не буду врагом, не бойся. А так она может попасть в плохие руки.
Фархад оделся, прошёл на кухню и принялся что-то готовить.
— Как ты мог?! Тебе меня мало было? Зачем ты на Тамарку полез?
— Она просил.
— Ты всех трахаешь, кто тебя просит?
Улыбнулся. Пожал плечами. Мол, почему бы и нет?
— Почему не поехал к друзьям из Самарканда?
— Завтра.
— Значит, у вас уже была договоренность?! Вы уже не в первый раз за моей спиной? А я-то, дура, жалела тебя. Чем же она лучше меня?
— Ты лучше.
— Я лучше, а трахаешь, что хуже?! Как это понять?!
— Бес попутал.
— Ого! Какие обороты речи ты знаешь! Ещё чего скажешь?
— Прости, Маша.
— Ты же понимаешь, что я не смогу этого забыть?! Будет лучше, если ты заберёшь свои манатки, всё, что я тебе накупила, и уматывай в свою Бухару, Самарканд! Давай бросай эту хрень, я сама себе в состоянии приготовить ужин!
Фархад положил нож, которым резал зелёный лук, выключил конфорку, на которой варились три яйца, взглянул на моё решительное лицо и молча ушёл в свою спальную. Из кладовой я принесла ему свой вместительный кожаный чемодан.
— Надеюсь, сюда всё поместится. Желаю удачи на новом месте.
Фархад невозмутимо посмотрел в мою сторону и так же спокойно продолжал собирать свои вещи.
Так ему и часа не хватит. А я уже опоздала к своим братьям-поэтам. Семенович уедет без моих книг. Да и ничего страшного. Тут такое творится, а я думаю о продаже своих сборников. Действительно, поэты не от мира сего.
Вышла на лоджию, дождь прекратился. Ушел? Или ждёт, чтобы проститься? Как всё зыбко, непрочно. Строила какие-то планы, мечтала. Только со мной так происходит, или со всеми? Вернулась в спальную. Фархад уже держал чемодан и направлялся к входной двери.
— Что же ты не заикаешься о своей заработанной плате? Вот твои деньги. Пятнадцать тысяч.
Он положил деньги во внутренний карман куртки. Вдруг снял её, повесил на крючок вешалки, схватил меня в охапку и понёс в мою спальную, бросил на кровать, рывком стянул с меня трусы, с силой развёл мои ноги и принялся за оральные ласки.
Этот азиат знал, чем меня взять. Я замерла от наслаждения и страха, что он вдруг захочет меня проучить, поднимется и уйдёт. Я вдруг поняла, почему женщины терпят побои и унижения. У них страх, остаться без этого источника наслаждения.
Я непроизвольно сжала его волосы и надавила голову, вминая в своё лоно, мне уже этого было мало. И он приподнялся, взял с тумбочки тюбик крема, смазал свой пылающий ствол и, перевернув меня, медленно вошел сзади. Это он так унижал меня. Знал, что доставляет боль, и я кричала от наслаждения и страха, что он остановится. Я была готова целовать его руки, ноги, я была его рабыней. И едва не скулила о продолжении пытки.
Ударив стволом в последний раз, он поднялся, приводя себя в порядок. Застегнул брючной ремень. Хрипло спросил:
— Мне уйти?
— Нет. Оставайся, — ответила я, натягивая на себя одеяло. — На прежних условиях. Ты будешь прислуживать, а я — платить деньги.
— Хорошо, — произнёс он и направился на кухню.
23 февраля 2012 г.
Ставрополь-на-Волге