"Попиваю вино ли, хожу ли в кино иль бряцаю послушною лирою —
сколько помню себя я (а помню давно), почему-то я всех провоцирую.
И хотя меня вроде бы терпит печать и не брезгует мной телекамера —
постоянно я должен спасибо кричать, что еще не убили пока меня.
Несмотря на наличие отчих могил и на путь, по отечеству пройденный, —
коллективно ощеренный Нижний Тагил не считает себя моей Родиной:
не успев им устроить особых проблем — да и много ль мы можем, заморыши? —
почему-то я их провоцирую всем, нос не высунув, слова не молвивши.
Я давно не вступаю в полемику здесь, ибо знаю на собственном опыте:
до чего у них нежные чувства — гнездец! Оскорбляются всем, чем ни попадя,
и на каждом шагу меня ждет череда обвинений, притянутых за уши:
и хожу я не так, и зову не туда, хоть давно не зову никуда уже!
Будто носят за мной исполнительный лист. Не прощают ни шутки, ни вымысла.
И всегда я для них недостаточно чист — потому что в кровище не вымылся.
А ревнители веры с хвостами трубой! Вот народ — успокоить пора б его:
оскорбляет их тонкие чувства любой, в ком не видно тупого и рабьего.
Возразить им хоть словом — Господь упаси: всех уроют ревнители старого.
И откуда их столько взялось на Руси, этих призраков графа Уварова?
У погромщиков чувства настолько нежны и тонки — трепещите, неверные! —
как у Стеньки, убийцы персидской княжны, что не так посмотрела, наверное.
И любому, кто выбился из колеи — иль проснулся, во всяком-то случае, —
тычут в нос оскорбленные чувства свои, между прочим, довольно вонючие.
Голосят, невменяемей деда Пихто, неотвязней желудочной колики, —
им давно возразить не решался никто, вот они и храбрятся, орелики.
Слава богу, с пришествием новых годин — чуть последние льдины растаяли —
оказалось, что я тут такой не один: провокаторы бегают стаями.
Разрезвились, как будто Россия — их дом (так и есть, но боюсь увлекаться я).
Провокация их заключается в том, что неведомо, в чем провокация.
Вот, допустим, выходят они на проспект, где бушуют сирень и акация, —
возникает таинственный, странный эффект: просто ходят — и все ж провокация!
И не то чтоб я хаял сатрапский режим, но причина, похоже, угадана:
этот слой они все ощущают чужим, вот и крючит их всех, как от ладана.
Вроде с Чистых прудов им ничем не грозят: развлечение, отдых, вакация…
Просто вышли — позор. Засмеялись — разврат. Распивают чаи — провокация!
Удивительна эта возросшая прыть, эта бестолочь полною чашею:
скоро будет действительно рта не раскрыть, чтоб не тронуть их душу тончайшую.
Я боюсь, и черемуха в белом цвету с незаконным цветеньем безвизовым
осеняет движуху опасную ту и ведет себя с дерзостным вызовом.
Провоцирует вишня — о ней у Басе тоже что-то крамольное сказано…
Мертвецов вообще провоцирует все, что живет и цветет безнаказанно.
И по строгому счету их можно понять, ибо вся эта оттепель белая
умудряется запросто их отменять, ничего совершенно не делая."
Этого гениального блестящего поэта можно сравнить разве что с тем легендарным танком КВ,
о котором так замечательно написала Юлия Латынина:
«Вот известный пример. 1 августа 1941 года один танк КВ под командованием старшего лейтенанта
Зиновия Колобанова преградил дорогу на Гатчину колонне 40 немецких танков. Цитирую Марка
Солонина: «Когда этот беспримерный бой закончился, 22 немецких танка дымились в поле, а наш
КВ, получив 156 прямых попаданий вражеских снарядов, вернулся в распоряжение своей дивизии».
А вот как описывает встречу с КВ командир 41-го танкового мехкорпуса Вермахта генерал Рейнгардт:
«С трех сторон мы вели огонь по железным монстрам русских, но всё было тщетно. Русские гиганты
подходили всё ближе и ближе. Один из них приблизился к нашему танку, безнадежно увязшему в
болотистом пруду, без всякого колебания черный монстр проехал по танку и вдавил его гусеницами в
грязь». Из этого описания несложно заметить, что танк КВ вел себя с частями Вермахта точно так, как
если бы он выкатился на поле боя под Ватерлоо. Генерал Рейнгардт описывает, как немцы прикатили на
поле боя 150-миллиметровую гаубицу. Она ударила по танку прямой наводкой, после чего КВ втоптал
ее в землю. При этом только в войсках Юго-западного фронта КВ было 265 единиц. Помножим 265 на
22, жертвы лейтенанта Зиновия Колобанова, и окажется, только эти КВ могли уничтожить гитлеровские
танки полтора раза, причем без всякого вреда для себя.
У немцев не было, что противопоставить такому танку». А у этих, что противопоставить такому поэту.