Неиссякаемый, как русские тоскливые просторы, дождь продолжал лить всю ночь. Утром боевому отделению Иоганна Майера даже не пришлось снова залазить в кузов машины, чтобы доехать до передовой - противник оказался от них буквально в полукилометре.
- Промок, как мышь, - пожаловался товарищам Пилле. - Мне кажется, я заболеваю.
- В нашем положении это даже хорошо, - заметил вечно жующий Ковач. - Отправят в госпиталь, и, возможно, это спасёт тебе жизнь.
- Вряд ли успеют - через несколько минут начнётся бой. - Иоганн Майер взял пулемёт и последовал за Францем, который уже пошёл вперёд с боеприпасами.
Охваченный с фланга противник стал отступать за полноводную речку. Немцы без колебаний прыгнули в реку, пытаясь не дать оторваться хитрым врагам. Грязно-коричневая вода доходила им сначала до бёдер, потом до груди.
- Как бы нам не остаться в этой чёртовой речушке! - задыхаясь от напряжения, прошипел Вилли.
- Ты накликаешь беду! - осадил его Ковач.
Течение не было быстрым, но каждый шаг давался с огромным трудом. У Иоганна насквозь промокла форма, а ил на дне засасывал набравшие воды сапоги. Не замечал он и боли в руках, уставших держать над головой тяжёлый пулемёт. Всё, что Майер видел, было бесчисленными всплесками воды от ударявших повсюду пуль.
- Мне это совсем не нравится, - подумал он и прибавил хода.
Иоганн старался изо всех сил делать большие шаги или смешно прыгать. Это было бесполезно, он продвигался еле-еле.
- Быстрее... быстрее... ещё несколько метров! - торопил всех лейтенант Штрауб.
Майер закрыл глаза и отрешился от всяких звуков. Представил себе, что уже удалось форсировать водную преграду, и в укрытии все смогут перевести дух.
- Господи, помоги мне сделать эти несколько шагов! - взмолился он и даже поднял к небу глаза.
Отделение в полном составе почти добралось до берега, когда Ковач схватился обеими руками за грудь и согнулся. Он безвольно рухнул в воду и забился, словно огромная рыбина.
- Ковач, Ковач, старина! - закричал Вилли.
- Помогите ему! - велел командир взвода.
Пилле бросил мешавшую ему штурмовую винтовку и потащил товарища обратно на берег.
- Броденфельд! - позвал Иоганн парня рядом. - Подержи-ка на минутку пулемёт.
Но лейтенант Штрауб уже находился рядом с ними.
- Предоставь это мне! - крикнул он и принял горячее оружие.
Остальные солдаты выбрались на берег и открыли плотную стрельбу, чтобы обеспечить прикрытие. Они с Пилле подхватили Ковача, который потерял сознание, и двинулись назад через коварную речку.
- Надеюсь, он выдержит, - сказал Пилле и натужно вздохнул.
- Будем надеяться…
Иоганн больше не думал о пулях, которые плотно били по воде. Он думал только о друге Коваче и удивлялся, что тот ещё жив:
- Его униформа потемнела от крови, но, может быть, его спасёт то, что он крепкого сложения, - урывками размышлял он. - И если выживет, то, конечно, будет отправлен домой. Он напишет нам, что выздоравливает. Он расскажет дома своим родным о нас… Вернется к своей прежней работе и будет рад не исполнять свой долг, убивая других людей.
В голове Иоганна метались хаотичные мысли, никак не связанные с ситуацией, в которой они неожиданно оказались.
- Но что за работа была у Ковача? - он перехватил поудобнее тяжёлое даже в воде тело. - Ах да, он же говорил, что делал кинофильмы. Прекрасная работа, я бы не против заняться этим делом. Мы даже не знали его полного имени… Мы так долго были вместе, а теперь придётся обходиться без него. Как же мы хорошо ладили, несмотря на то, что он был намного старше…
Наконец, они выбрались из мутной воды и благополучно добрались до ротной медсанчасти. Как можно осторожнее положили стонущего товарища между раненым, у которого, по всей видимости, было ранение в живот и солдатом из второго взвода, раненного в голову, который метался в бреду.
- Что тут у вас? - коренастый фельдшер пощупал пульс Ковача, кивнул, будто остался доволен результатом, затем расстегнул его гимнастёрку.
- Помоги ему! - попросил Майер.
Рубашка побратима быстро пропитывалась венозной кровью. Фельдшер разрезал её, обнажив крепкое волосатое тело, и занялся открытой раной, которая выглядела ужасно. Ковач глубоко вздохнул и открыл глаза. Со стоном он попытался дотронуться до груди, но фельдшер опустил его руки вниз.
- Лежи спокойно, - пророкотал он глухим басом. - Не хватало ещё занести инфекцию!
- Я подержу его руки…
Иоганн озабоченно спросил, когда раненого отправят в полевой госпиталь. Не оборачиваясь, фельдшер сказал:
- Машину гоняют туда и обратно всё время; она будет здесь с минуты на минуту.
- Тогда мы подождём.
Когда Ковач узнал боевых товарищей, он попытался поднять непослушную голову, но тут же бессильно опустил её. Его горящие глаза, которые вдруг стали казаться очень большими, перебегали от Пилле к Иоганну. Затем со слабой мучительной улыбкой он прошептал:
- Спасибо, большое спасибо, ребята.
Красные кровавые пузыри выступили на его губах.
- Закрой пасть! - оборвал его Пилле, но сказал это так мягко, что грубые слова прозвучали как ласковые.
Было ясно, что Пилле старался скрыть чувства, и Ковач снова улыбнулся.
- Вы самые лучшие... - пробормотал он и зашарил по груди.
Фельдшер пребывал в глухой ярости.
- Ради Христа, парень, если тебе дорога твоя жизнь, помолчи, - зло рявкнул он.
Красная пена становилась всё гуще. Тем не менее, Ковач вновь заговорил:
- Всего наилучшего пожелайте от меня всем остальным... - его речь вдруг превратилась просто в бульканье.
Фельдшер прижал перевязку из бинтов к его ране. Черты лица Ковача исказила агония, он конвульсивно дёрнулся и затих. Тонкая струйка крови потекла с его подбородка.
- Кончился! - подытожил фельдшер и перешёл к другому раненому.
Пилле провел рукой по лбу и попутно стыдливо стёр набежавшую слезу. Они одновременно развернулись и пошли обратно, чтобы присоединиться к остальным.
- Нужно отомстить за смерть Ковача, - зло сказал Майер.
- Ему это уже не поможет…
Вымотанный Иоганн бросился вслед за перебегающим Францем, который обернулся, и вопросительно посмотрел на него. Выжимая воду из своей формы, он горько пожал плечами:
- Умер.
- Не может быть!
Погружённый в печальные мысли, Ульмер посмотрел, не отрываясь на Майера. Затем воздух потряс взрыв шрапнельного снаряда.
- Это подошёл русский танк, - объяснил Франц, не прекращая вести огонь из их пулемёта, - но он не решается выйти на открытое место.
- Танк?
- Давай патроны…
Он соединял ленту за лентой, и пулемётчик обстреливал очередями убегавших русских. Лейтенант выпрыгнул из-за разрушенного дома и побежал за следующий угол. За ним рванул «Фом» и ещё несколько человек.
- Мы тоже должны сделать несколько прыжков вперёд, - крикнул Иоганн и поднял надоевший пулемёт. - Нельзя отставать…
- Я пойду впереди.
Ведя меткий огонь из стрелкового оружия, и, бросая ручные гранаты, шаг за шагом гитлеровцы отвоевывали территорию. Повсюду лежали раненые и убитые враги. Фомин ударял ногой каждого, чтобы убедиться, что в них не осталось признаков жизни. Пилле спросил его, зачем он так делает.
- Нам нужно проявлять осмотрительность, - приговаривал он по-русски и добивал метким выстрелом раненых. - Краснопузые часто притворяются мёртвыми, а потом при первой же возможности выстрелят нам в спину.
Подошёл второй русский танк и открыл методичную стрельбу. Повсюду падали осколочные снаряды и немцам пришлось спрятаться в укрытие. Противник воспользовался этим и вновь стал наступать, а гранаты стали рваться почти беспрерывно.
- Нам ничего не остаётся, как отойти назад, - выкрикнул команду лейтенант Штрауб.
Санитары бегали со всех ног, оттаскивая раненых, в тыл. Пулемёт третьего отделения разбился вдребезги от прямого попадания. Франц ползком перетащил боеприпасы от него к их пулемёту. Ящики оказались полностью забрызганы кровью.
- Как символично! - подумал Иоганн, вставляя в пулемёт окровавленные звенья. - Немецкие патроны, обагрённые нашей кровью, через секунду прольют русскую…
Сначала медленно, а затем всё быстрее немцы сдавали захваченную территорию. Русские напирали всей возрождённой мощью. В отчаянии они вызвали на помощь противотанковое подразделение, Штрауб направил в тыл курьера.
- Пускай стреляют по нашему квадрату, - инструктировал он посыльного. - С этими монстрами нам не справиться.
Вскоре заработала тяжёлая артиллерия. В один из танков вспыхнул, объятый пламенем. Другой запаниковал и вовремя отступил. Наступавшие русские увидели, что остались без стальной поддержки.
- Их боевой дух угас, и теперь мы берём верх, - обрадовался Майер.
В считанные минуты рота миновала ранее оставленные позиции и напирала, продвигаясь вперёд. Казак Фомин первым из отделения Иоганна бросил гранату в русский окоп, но, прежде чем она взорвалась, огромный солдат выскочил из него, как будто его укусил тарантул.
- Только не это! - крикнул он и бросился на землю, закрыв голову обеими руками. - Я не хочу умирать.
После взрыва он поднял голову и моргал, очевидно, поражённый тем, что он на земле среди живых. Затем гигант поднял руки, сдаваясь в плен.
- Испугался, большевицкий выродок! - с трофейным автоматом ППШ в одной руке «Фом» умело обыскал карманы пленного.
В следующий момент произошло нечто невероятное. Пленный схватил его за гимнастёрку и отвесил звонкую пощёчину.
- Сволочь! - он брезгливо посмотрел на человека, говорившего на русском языке, но одетого в немецкую форму. - Русский, а служишь фашистам…
Фомин разинул рот от удивления, а славянин снова поднял руку для удара. «Фом» импульсивно дал продолжительную очередь почти в упор, и массивная фигура рухнула, как подрубленный дуб.
- Я не русский, - зло проговорил он противнику. - Я прирождённый донской казак!
***
К утру уставшие сонные разведчики вернулись в хутор Русаков с двумя пленными, которые рассказали, что в станице Чернышевской стоит штаб 14-го полка 29-й моторизованной дивизии.
- Значит, можно взять станицу схода! - командир передового отряда майор Евдокимов дал команду атаковать врага, предварительно отрезав его от моста через Чир. - Лейтенант Лебедев - утром ты начнёшь атаку.
На рассвете следующего дня в разведке боем участвовали роты автоматчиков Лебедева и разведчиков лейтенанта Донченко. Бойцы на танковой броне ворвались в станицу и завязали горячие уличные схватки. Немецкой бронетехники в станице не оказалось. Застигнутые врасплох гитлеровцы, отстреливаясь, отступили вглубь станицы.
- Бегут гады, - радовался Анатолий Захаров, - мы тоже могём воевать.
Ещё рвались снаряды и мины, гремели выстрелы, а автоматчики, среди которых находился Фёдор Аниканов, ворвались на улицы задымленной станицы. Около небольшого пруда горел колхозный сарай, пылали ближайшие дома. Рядом окутанный чёрным дымом стоял подбитый советский танк. Вокруг в разных позах лежали убитые танкисты.
- Не повезло ребятам, - сказал Захаров. - Хотя нам подсобили здорово!
Внезапно со скрежетом обрушилась балка крыши крытого железом дома, ввысь взметнулись снопы разноцветных искр.
- Фу ты, чёрт, напугал! - Толик подпрыгнул от неожиданности.
- К взрывам привык, а от пустяка испугался? - засмеялся Шелехов.
- Так выстрелов и взрывов я уже почти и не замечаю.
Вместе с Фёдором они подошли к его дому. Глубокими проломами, словно ранами, зияли стены. Выбитые рамы окон висели, словно сломанные крылья. Вокруг валялись следы поспешного бегства врагов: брошенные каски, противогазные коробки, пулемётные ленты, патроны...
- Родные мои, где же вы?! - надрывно произнёс поникший Аниканов.
Ветер гулял в раскрытых настежь дверях дома, из-под сорванных ворот доносился жалобный визг. У стены дома зашевелился чёрно-рыжий клубок.
- «Кузя», дорогой мой! - обрадовался Фёдор.
Пёс, увидев человека с автоматом, ещё сильнее заскулил, забился в нервной дрожи.
- Дурной ты, «Кузя». Это же я... Ну, иди, иди ко мне...
Из кармана брюк он достал сахар, бережно завёрнутый в тряпочку.
- Держи, на... - Аниканов поманил собаку.
Недоверчиво покосившись на приманку, «Кузя» сел. Он, кажется, узнал хозяина, тявкнул и, повиливая хвостом, подполз к Фёдору. Тот схватил пса на руки. Вдруг сухо хлопнул винтовочный выстрел. Засевший в засаде немец целился в противника, но пулю приняла собака. Обмякшее тело «Кузи» выскользнуло из рук хозяина.
- Как же это? - не сразу осознал он случившееся.
- «Фриц» засел в доме! - крикнул Григорий и, схватив автомат, дал короткую очередь в пролом стены.
Оттуда со звоном выпала винтовка, воткнувшись штыком в полусгнившее бревно, а вслед за ней рухнул на землю убитый гитлеровец.
- Анатолий, прикрой! - Шелехов оглянулся: - Мало ли кто ишо лазит…
- Собаку за что? - бормотал тот в прострации.
Перешагнув через труп, он с Фёдором вошёл в дом. От разломанной печи тянуло застоявшейся гарью, кирпичная пыль толстым слоем покрыла провалившийся пол и стены.
- Придётся тебе поработать опосля! - оглядев обстановку, признал Григорий. - Немцы хорошо похозяйничали.
- Лишь бы дожить…
В углу, на полу, поблёскивали осколки разбитого зеркала. Ни кровати, ни стола, ни стульев не наблюдалось. Около двери валялся изуродованный чайник, Фёдор поднял его.
- Покупал с Надей в сельпо, - прошептал он и вышел наружу.
- Купите ещё! - обнадёжил Захаров.
У соседнего дома они встретили деда Ерофея, колхозного конюха. Обхватив седую голову, тот сидел на обугленном бревне и плакал. Фёдор едва узнал его по неизменной суковатой палке, зажатой между колен.
- Ерофеич, где мои? - с надеждой спросил он.
Старик узнал соседа, махнул рукой, прошамкав беззубым ртом:
- Иди, догоняй жену... Многих увели ишо третьего дня копать окопы.
- Куда?
- Сказывали, куда-то на Дон... А матка и сестричка здесь...
- Где?.. Где они? - Фёдор взял старика за плечи, поднял и увлёк за собой.
- Да не туда тянешь... Не там они... Пойдём, покажу.
Опираясь на палку, дед шёл медленно, едва переставляя больные ноги. Фёдор спешил, он то забегал вперёд, то останавливался, поджидая старика. Григорий и Захаров шли за ними. Обогнув дровяной сарай, все остановились около старой яблони.
- Вот тут, - снимая шапку, сказал Ерофей и показал на свежий земляной холмик. - Когда немцы входили в станицу, снаряд попал прямиком в дом.
- Пойдём! - Захаров обнял товарища за вздрагивающие плечи. - Нам нужно полностью выбить немцев из станицы.
… Отделению автоматчиков сержанта Ивана Михайлюка удалось без потерь захватить штаб части, о котором накануне говорили пленные немцы. Были захвачены штабные документы, знамя и взяты в плен три офицера.
- Товарищ лейтенант, - доложил командиру разведчиков Григорий. - К Чернышевской приближается колонна крытых автомашин с пехотой и танки.
- Зашевелились, черти полосатые, - ругнулся курносый лейтенант, годящийся Шелехову в сыновья. - Обстреляем колонну и оставим станицу.
Отряд красноармейцев отошёл к извилистым и густо поросшим берегам реки Чир. Немцы, встревоженные неожиданным налётом, к ночи подтянули в Чернышевскую механизированные части. Автомашины, пушки и танки заполонили улицы станицы, часть сил немцы разместили и в хуторе Русаков.
***
Майор Евдокимов решил развить первоначальный нежданный успех и полностью захватить непокорную станицу Чернышевскую.
- Сформированным танковым десантом из семи танков, двух стрелковых взводов и пулемётного расчёта будет командовал гвардии лейтенант Ломовских! - приказал он.
Оба взвода разместились на броне пяти «тридцатьчетвёрок» и двух лёгких танков Т-60.
- Что-то на сердце неспокойно… - впечатлительный Фёдор поделился с Григорием Шелеховым ожиданиями от предстоящего боя.
В восемь часов утра танки резво перескочили деревянный мост через Чир и развёрнутым строем устремились к Чернышевской. Немцы встретили красноармейцев ураганным артиллерийским и миномётным огнём. Атакующие стрелки залегли на оказавшемся открытым месте.
- Кому охота подыхать? - признался Григорий.
Один танк загорелся, ещё два, получив повреждения, стали медленно отходить к реке, остальные резко рванули вперёд, ворвались на окраину станицы и скрылись из виду.
- А нам что делать? - опешил Аниканов.
На околице показались несколько немецких танков в ядовито-зелёной раскраске, но они тут же развернулись.
- Треба бежать вперёд! - предложид Шелехов.
Стрелки, уходя из-под миномётного обстрела, несколькими бросками достигли крайних домов, выбили из них вражеских пехотинцев, но дальше, без танковой поддержки, не продвинулись.
- А што же танки, прорвавшиеся в станицу? - спросил Анатолий Захаров. - Где они лазят?
Потерь врагу они принесли немало, особенно одна юркая «тридцатьчетвёрка». Она шла не по прямым, как стрела, улицам станицы, простреливаемым немецкими пушками и танками, а по дворам и огородам. Эта «тридцатьчетвёрка» постоянно маневрировала, делала зигзаги.
- Ловко! - восхитился Анатолий, когда выглянул из стоящего на пригорке куреня, в котором они прятались.
Вёрткая «тридцатьчетвёрка» двигалась по станице более трёх часов, но, попав в вырытый в земле погреб, тяжёлый танк провалился. Экипаж, покидая его, погиб от огня разозлённых немецких пехотинцев.
- Жаль танкистов! - вздохнул Григорий. - Геройские были ребята…
- Теперь нам нужно отходить, - намекнул Фёдор.
Они дождались темноты и вернулись на прежние позиции. Следующий день спали в траншее, востанавливая силы. Вдруг в воздухе послышался звон, и осколок размером с охотничий нож, коснувшись чуба и чуть не задев нос, врезался в песок, пройдя между пальцами на левой ноге.
- Сапог порвал, зараза! - окончательно проснулся Шелехов. - А на коже ни царапины…
- Повезло! - одобрил Аниканов.
- Всего один сантиметр, - осмотрев ногу, сказал Анатолий, - и был бы ты на том свете!..
Они начали осмптриваться, определяя откуда стреляли. Вскоре поняли, что сколок прилетел с неба, где шёл отчаянный воздушный бой.
- Негде спрятаться от смерти! - выдохнул Григорий. - Даже в окопе достать могут…
… Передовой отряд атаковал Чернышевскую ещё три дня, но все попытки взять станицу оказались безуспешными. Евдокимов бросал в бой роту за ротой, прибывающие с марша, но противник отбивал атаки. 20 июля майор ввёл в бой все наличные силы отряда. Они вели наступление на противника с трёх сторон, уничтожив восемь орудий, четыре бронетранспортёра, двадцать автомашин и сотню солдат противника.
- Не хотят «фрицы» отдавать мою родную станицу! - пожаловался Аниканов и перезарядил оружие.
- Мы ещё вернёмся! - успокаивал боевого друга Захаров.
Красноармейцы не раз врывались в станицу, но закрепиться в ней не смогли. Получив сведения о том, что противник собирается нанести по отряду удар крупными силами, Евдокимов принимает решение на отход.
- Выполняя основную задачу отряда, - инструктировал он оставшихся офицеров, - мы попытаемся остановить врага на промежуточной позиции, у слободы Петрово, в двадцати километрах к востоку от Чернышевской.
- Как же мы так задержимся?
- В слободе уже находится небольшой гарнизон. Подготовлены рубежи обороны, вплоть до окопов для танков заминированы подходы к ним.
Утром 21 июля к рубежу подошли танки и артиллерия противника. На крытых автомашинах прибыла боевая пехота и развернулась в редкие наступательные цепи. После педантичного артобстрела и бомбёжки она пошла в атаку вслед за танками.
- Глянь, как идут, - с завистью прокомментировал Фёдор, - без касок, с закатанными рукавами.
- Наглые, что твои волки…
Три атаки отбили за день бойцы отряда, уничтожив до батальона пехоты, подбив несколько танков. 22 июля противник силами двух пехотных полков дважды тщетно пытался прорвать линию обороны отряда.
- Обходят подлюки, - Аниканов выглянул из траншеи. - Теперь мы в полном окружении.
- Приехали…
К исходу дня фашисты прекратили огонь и начали колоннами движение на восток в обход отчаянно сражавшейся части Красной Армии.
- Как жрать хочется! - сказал ненасытный Толик.
- А, я всё одну колбаску забыть не могу, - признался Фёдор.
- Какую к чёртовой матери колбаску?
- Когда на станции получали мы оружие, - улыбаясь, вспоминал Аниканов. - Смотрим, какая-то часть приехала, мешки и ящики грузят. Мы, значицца, два мешка слямзили. В одном колбаса, в другом старые ботинки. А часть-то оказалась - Особый отдел!
- Во не повезло!
- Мы, значицца, в штаны от страха наклали, ботинки, конешно, отнесли обратно, положили на место. А колбасу, которая генералам предназначалась, сожрали. Что делать?
- Ну и, как вы выкрутились?
- Поэтому я в десант и попросился. Если вернусь, то героем, а нет, так мёртвому даже Особый отдел не страшен.
… Остатки советских подразделений начали отход к главным силам дивизии, двигаясь по территории, захваченной противником. В районе придонских высот восточнее хутора Верхняя Гусынка отряд атаковали танки 16-й танковой дивизии, нанеся болезненные удары в коротком бою.
- Здорово, они нас трепанули! - от усталости Шелехов еле двигал языком. - Ишо один такой бой, и от нашего отряда останется пшик…
- Зато наделали шороху… - пошутил Толик.
Следующим утром, попав под спонтанный удар вражеского танкового клина, атаковавшего основную линию обороны 33-й гвардейской дивизии, отряд Евдокимова окончательно распался на части. Большая примкнула к 84-му полку своей дивизии - меньшая часть вышла на позиции 192-й стрелковой дивизии, часть оказалась в окружении.
- Лишь каждый десятый остался в строю, - подсчитал Аниканов.
- Я думаю, даже меньше… - не согласился Захаров.
Потери передового отряда, насчитывающего к 16 июля четыре тысячи человек, были огромными. Так, из 1-го стрелкового батальона осталось в строю только двадцать восемь действующих бойцов.
- Давай, Анатолий, прощаться! - на полном серьёзе сказал Григорий. - По всему видать - нам отсюдова не вырваться.
- Точно отвоевались! - поддержал его Фёдор. - Сил никаких нет, вторые сутки не жравши…
- Я так просто не сдамся, - Захаров выплюнул песок. - Ещё поборемся…
- Как ты будешь в окружении бороться?
Танк с чёрно-белым крестом на башне остановился у бруствера окопа. Из распахнутого люка показался молодой танкист в чёрной форме и крикнул:
- Рус, сдавайсь!
- Пошёл ты нахер! - крикнул вскочивший Аниканов и вскинул винтовку, но тут же упал, сражённый пистолетным выстрелом танкиста.
В окоп полетела граната с длинной деревянной ручкой. Пока она летела, Фёдор стоял, прижимая рукой пулевую рану в животе.
- Как же больно! - он свалился на упавшую у его ног гранату.
Та глухо взорвалась под ним и чудом не зацепила режущими осколками застывшего рядом товарища. Люк башни хищно захлопнулся, танк дико взревел дымным двигателем и принялся старательно «утюжить» мелкие окопы, наполовину присыпав контуженного Шелехова тёплой землёй.
Продолжение http://proza.ru/2012/08/19/25