Я никогда не считал себя ценителем театра, да и Энни этим тоже не могла похвастать, в силу обстоятельств, но на эту постановку мы пошли вместе и при полном параде. Единственным отступлением от правил осталась моя бандана, которая перехватывала мои волосы на лбу. С ней – меня не мог заставить расстаться никто.
Александер встретил нас около здания театра, и с радостью пожал мне руку, чмокнув мою невесту в щеку.
- Mes amis, как же я рад вас видеть… Сегодня вас ждет такое, о чем вы будете вспоминать еще долго. Не зря же я посадил critiques dans la premi;re range… Это будет что-то.
- Александер, будь добр, говори по-английски, а то я несколько отвык от твоей манеры общаться.
- Pourquoi ne pas... Только давайте после премьеры. Мы же поговорим на банкете, друзья мои?
- Конечно, – ответила Энни – уж это-то мы не пропустим.
- Ах, Annabel, как же мне не хватало все это время votre voix merveilleuse…
- Поосторожней… Рядом со мной мой жених.
- Неужели вы наконец-то решились? А что касается того, что я говорю… Le Fran;ais ne peut pas dire quelques compliments dame.
Он заговорщицки подмигнул мне.
- Ты все-таки не упустил ее. И, ; votre bonheur, не обидел. Ладно, увидимся на банкете.
Он скрылся из виду, на ходу раскланиваясь с прочими приглашенными.
Честно говоря, зная Александера, я опасался, что его постановка «Призрака Оперы» может перехлестнуть через край, и поплатятся не только посаженные в первый ряд критики, но и остальные приглашенные, но в одном ему было не отказать. Любая его постановка была на порядок интереснее аналогов, а уж подбор актеров он проводил так, что даже самые суровые критики к этому не придирались никогда.
Пройдя на свои места, мы устроились поудобнее, и Энни попросила:
- Ты не мог бы мне рассказывать то, что будет происходить? Голоса я услышу, а вот остальное…
- Конечно, милая. Чуть ли не синхронно.
Постановка явно отличалась от любой классической версии. За основу, была взята Уэбберовская версия, начинающаяся с распродажи имущества Оперы, и даже здесь Александер ухитрился устроить настоящий аукцион среди зрителей. Когда же началось само действие, народ замер в восхищении.
Сколько бы он не платил своим актерам, но этого было явно недостаточно. Решив в этот раз сыграть на максимальном реализме, он добился того, что актеры не играли, они жили событиями на сцене. Это относилось ко всему, и к изумительным костюмам, которые были приведены в полное соответствие с эпохой, и к манере говорить, что, впрочем, воспринималось настолько естественно, что казалось, будто актеры жили в то время.
Если честно, то я бы не удивился и тому, что Александер потребовал бы от своих актеров сменить имена на Кристин Дааэ и Рауль Шаньи, но главным моментом постановки стало падение маски Призрака.
Зал в отвращении отвернулся от изуродованного лица, представшего перед ними.
Сцена с пытками Рауля выглядела настолько натурально, что многие начали гневно возмущаться, и когда Призрак подтащил его к краю сцены, бутафорская, ну, по крайней мере, я на это надеялся, кровь полетела прямиком на сидящих в первом ряду критиков…
В этот момент, я увидел…
Это было невероятно. Воздух истончился и звенел, Человек в маске держал истерзанного противника и смеялся в голос. Раны были настоящими, как настоящей была и кровь, струящаяся из них. Небрежным движением свернув ему шею, человек в маске отшвырнул безжизненное тело и…
Мир вернулся к норме.
Актеры продолжали свое представление, не обращая внимания на ругань критиков, но в моем сердце поселился холодок, говорящий мне о том, что увиденное мной более реально, чем то, что я мог видеть до этого момента когда-либо в своей жизни.
- В чем дело? – поинтересовалась Энни – Ты замолчал…
- Извини…
Я принялся рассказывать дальше, умолчав про то, что увидел лично я.
Когда мы выходили из зала, к нам подбежал Александер.
- Грандиозно – прокомментировал я.
- Только с критиками ты зря так обошелся – добавила Энни.
- Mes amis, я очень рад, что вам так понравилось. А насчет critiques можете не беспокоиться… за таким отношением к ним, они не заметят других огрех.
- А они были? – поинтересовался я.
- Ты очень добр. Разумеется, были. Но афишировать их было бы неправильно.
- Я смогу пообщаться с актером, игравшим Рауля? – поинтересовался я.
- Mon cher, почему игравшим? Его зовут Рауль Шаньи – сказал он, подтверждая мою догадку о смене имени у актеров.
- А на роль Призрака ты, несомненно, выбрал того, кого зовут Эрик.
- Qui.
Энни покачала головой.
- А он не «де Шаньи»? – поинтересовалась она.
- Non, - огорченно вздохнул Александер – сейчас получить дворянство так тяжело… Мы просто не успели.
Энни рассмеялась.
- Александер, ты, иногда, бываешь таким милым…
- Но не думай, что из-за этого у тебя будет шанс крутиться около моей невесты – добавил я.
В этот момент его окликнули, и он, извинившись, отбыл в направлении других гостей, а мы прошли в банкетную залу.
По счастью, я сразу увидел «Рауля», окруженного вниманием присутствующих дам, и из-за этого сразу перестал волноваться за его жизнь. Впрочем, избавление от этого волнения – породило другое. Я задумался о целостности своего рассудка.
Найдя местечко, где Энни смогла присесть, я отправился добывать для нее и себя по бокалу вина. Конечно я, как и многие другие англичане, терпеть не могу эту кислятину, предпочитая любому вину старое, доброе пиво, но, зная пристрастия Александера, я был уверен, что ничего другого здесь не найдется.
Вернувшись, я обнаружил, что Энни занята беседой с «Кристин», и, передав ей бокал, попытался понять, куда бы мне деться.
- Любопытная сегодня была постановка, вы не находите? – поинтересовался у меня какой-то мужчина.
- Как и любая постановка Александера – она, по меньшей мере, оригинальна.
- В этом – его талант, - согласился он – а ваш – в музыке.
- Боюсь, что моя известность идет впереди меня – вздохнул я.
- Не совсем так. Просто лет шесть назад я был на представлении вашего первого альбома. Оказался там случайно, но ничуть не пожалел. Вы великолепно тогда отыграли.
- Хорошо, что вы не были на последнем концерте. Шум стоял страшный.
Он улыбнулся.
- Боюсь, что это беда всех талантливых певцов. Их всегда преследует толпа крикунов.
- А вы были знакомы со многими?
- Не то чтобы… Но в свое время я, негласно, способствовал гастролям господина Меркьюри. Меня зовут Джеймс Ленстром.
- Уолтер Ривз. Меркьюри? Фред Меркьюри? Группа Queen?
- Да. Я люблю по-настоящему талантливых людей, а он был одним из лучших. И лучшим - для своего времени.
- Согласен.
- Но это не все, что меня интересует. Скажите, молодой человек, как вы относитесь к редкостям?
- Редкостям? Боюсь, я не очень люблю антиквариат.
- Я говорил не про антиквариат, и не про археологические артефакты, а про редкости. Удивительные творения, уникальные, единственные в своем роде, повторить которые невозможно…
- Никогда не думал о них.
- Многие талантливые люди черпают в них свое вдохновение, когда чувствуют, что желание творить иссякло, и сил больше нет. Вы же, кажется, давно не выпускали ничего нового?
- У меня скоро выйдет альбом.
- Который написан уже больше года назад? – рассмеялся он.
- Откуда…
- Бросьте. Вы пришли сюда за впечатлениями. За вдохновением. За поддержкой вашего друга. Это просто видно, так что никакого секрета в этом нет. Конечно, срок я сказал наугад, но… Неужели правда?
- Материалы лежали давно – мрачно подтвердил я.
- Печально это слышать.
Он протянул мне визитку.
- Если надумаете попробовать зачерпнуть вдохновения от редкостей – милости прошу. Даже не возьму платы за экскурсию.
- Я не уверен, что у меня будет время…
- А я и не говорю, что это обязательно, – пожал плечами Ленстром – просто имейте в виду. Единственное, о чем попрошу – так это сыграть на одной из гитар в моей коллекции. Бедняжка истосковалась по умелым рукам.
- Гитар?
- Да. У меня их четыре. Все сделаны на заказ, но не были выкуплены хозяевами. Одни просто не смогли себе этого позволить, другие умерли, не успев… Впрочем, я вижу, что ваша дама не просто освободилась, а пытается найти вас.
Попрощавшись, я покрутил в руках визитку, и, сунув ее в карман, направился к Энни.
- Я здесь, милая.
- Хорошо. Ты не с Александером разговаривал?
- Нет, с человеком по имени Джеймс Ленстром.
- Он здесь?
- Ты о нем знаешь?
- Да. Говорят, что он самый редкий покровитель людей искусства, но если он кому-то благоволит, то человек взмывает до небес. Помнишь Мэрил?
- Да.
- Ее картинная галерея стала популярной после того, как он там побывал и дал ей несколько советов.
- Откуда ты все это знаешь?
- Ну-у-у… Я же не бегаю по концертам и студиям звукозаписи. Мне не так много доступно, но по телефону поговорить я могу.
Я мысленно отвесил себе подзатыльник, поскольку доселе не удосужился поинтересоваться тем, как она проводит досуг, пока меня нет рядом.
- Извини.
- Ничего. Это твоя работа. Твое дело. Ты заботишься обо мне, и любишь меня, а больше мне ничего не надо. Жаль, только, что я тоже не могу дать тебе большего.
- Энни… Я…
- Да?
В этот момент нас прервали.
- Вот вы где… Когда Александер сказал мне, что вы здесь, я сначала не поверила.
Элизабет, супруга нашего друга-режиссера, подошла к нам и расцеловала обоих.
- Я вас очень давно не видела. С тех самых пор, как мы уехали из Англии. Как у вас дела?
Спустя полчаса, когда, наконец-то, к нам присоединился Александер, его супруга переключилась с нас на него, а я заметил приближающегося к нам Призрака Оперы.
- Господин Ривз, я полагаю? – поинтересовался он.
- Господин Эрик? – полушутя поинтересовался в ответ я, и, к моему удивлению, он кивнул.
- Вы уникальны. При ваших далеко не идеальных вокальных данных – вы ухитряетесь получить полную власть над умами и душами своими песнями. Я хотел бы вас заполучить к себе…
- О, нет… Боюсь, что опера не мой конек, – решил подыграть я – и к тому же, трудно иметь дело с тем, кто все время в маске.
Он помолчал, после чего приподнял край маски, и меня продрало по полной программе. Вблизи его лицо выглядело еще более кошмарным, чем когда он был на сцене.
- Извините, так это не грим? – тихо спросил я.
- Нет. Я не должен этого никому говорить, но по просьбе режиссера, раз уж вы заинтересовались мной – скажу. Это лицо - мое настоящее.
- Боже… Что случилось?
- Несчастный случай с кислотой. Хорошо еще, что глаза целы остались. Как вы понимаете, кроме этой роли мне больше было некуда податься, и я решил стать идеальным Призраком Оперы. Кстати, Эрик – мое настоящее имя.
- Мне очень жаль.
- Ничего… Я привык.
- А вы… Знаете, в какой-то момент, на сцене, мне показалось, что вы свернете шею Раулю.
- Такое желание у меня периодически возникает.
- Периодически?
- Да. Каждый раз на репетиции и вот сегодня, на премьере. Впрочем, меня удерживает Кристин.
- Прямо как настоящего Призрака.
- Господин Ривз, вы не понимаете… Мы – это и есть они. Мы действительно так относимся друг к другу, и все те чувства, которые мы показываем на сцене – они неподдельны.
- Но… как?
- Господин режиссер в этот раз решил набрать актеров по системе Гротовского. Слышали о такой?
- Нет.
- Согласно этой системе – каждый актер должен быть только таким, какой он есть в обычной жизни. Кристин – красива, сострадательна, с потрясающим вокалом, а я… Я урод, вынужденный прятать свое лицо. Мы не играем на сцене. Мы живем именно так. В своей жизни до постановки каждый из нас испытал все то, что мы демонстрируем всем.
- Mes amis, вы решили вызнать все тайны моей постановки? – раздался веселый голос Александера – Неужели у меня вскоре появятся конкуренты?
- Извините, господин Ривз. Я должен идти. Но знайте, мои слова были правдивы. Я действительно хотел бы заполучить вас к себе.
Когда он отошел от нас, я наклонился к Энни.
- Милая, напомни мне, чтобы мы не ходили на представление, если вдруг Александеру приспичит поставить «Собор парижской богоматери». Боюсь, что зрелища глухого и горбатого Квазимодо я не выдержу.
Она покачала головой.
- Очень озлобленный, одинокий человек. Я не думала, что он решит так издеваться над этими людьми.
- Что ты имеешь в виду?
- Он же заставляет этих людей вновь переживать все, что было в их жизни… Это жестоко. Знаешь, пожалуй, с меня на сегодня хватит. Я не привыкла быть среди такого количества людей. Давай вернемся в отель?
- Сейчас, я только попрощаюсь.
- Хорошо.
Вскоре мы покинули банкет, и я думал о том, что в очередной раз «пролетел» с попыткой набраться вдохновения.
Я не ожидал, что все будет так.
Я не ожидал узнать такие мрачные подробности.
Я не думал о том, что мне придется сомневаться в своем рассудке не в меньшей степени, чем в рассудке Александера, который в своей погоне за искусством дошел до социопатии.
На следующий день меня ждала работа, в которую я предпочел окунуться с головой, чтобы продолжать не думать обо всем этом.