Храм Пересмешника странное место. Я оказался там еще в детстве. Мне было лет десять. И я, как всегда заснул в уголке, пока остальные рассматривали гигантскую статую бога-мальчишки. Приснилась мне какая-то чушь, но яркая и реалистичная донельзя. А когда я проснулся, в руках у меня была простенькая маска-личина из раскрашенного картона. Откуда она взялась, и что означала, я тогда не понял, но спрятал ее и никому не показывал. А потом оказалось, что сны имеют свойство сбываться.
Высокие окна старинного замка пропускали столько света, что находиться здесь в летний полдень было практически немыслимо. Хорошо было только в подвалах, прохлада казалась настолько желанной, что я не вылезал бы отсюда вовсе. Но неумолимая жажда выгнала меня из замечательных темных подземелий в духоту и зной нижних этажей. Подняться выше сейчас рискнул бы только самоубийца.
Паркет под ногами жалобно поскрипывал, рассохся от эдакой жарищи. В пронизанном безжалостными лучами света воздухе кружились пылинки и сонные мысли челяди. Я отмахивался от них, как от мух – ничего интересного. Одно и то же, рутина.
Понятное дело, никого из моих любимых родственничков летом тут не оставалось. Они все с наступлением жаркого сезона уезжали подальше, в Эмонте. Это имение в отрогах гор, на берегу озера Мируа. Там прохладно, и нет этого сводящего с ума горячего ветра, когда песок скрипит на зубах и воздух становится колышущимся знойным маревом. А я оставался здесь, и нельзя сказать, чтоб это кого-то из них огорчало. Скорей наоборот. Хотя мачеха и вздыхала, закатывая глаза к потолку, но делала это непременно в окружении своих приживалок. Пусть видят, как ей горестно оставлять меня одного в замке. Она проделывала это мастерски, приговаривая: «Бедное дитя, береги себя» и прикладывала к носу надушенный кружевной платочек. Приживалки блеяли сочувственно, подхватывали ее под локотки и усаживали в белоснежное чудо – мобиль новейшей модели, сверкающий до отказа заряженным кристаллом на капоте. А я отчетливо видел в ее мыслях мои ссохшиеся от жары жалкие останки. Она мечтала, вернувшись застать это утешительное зрелище.
Папенька как обычно, был не в себе, его и не спрашивали ни о чем, просто грузили в последний мобиль из кортежа и увозили вместе с сундуками и шляпными картонками. Его мысли были просто тусклой стоячей водой, скучной и печальной.
Вот кто не скрывал своего отношения ко мне, так это моя сводная сестрица. В нас нет общей крови, Мелина – дочь мачехи от первого брака, и мой отец не удочерил ее. Поэтому она не имеет прав на наследство, даже в том случае, если я преждевременно загнусь. В таком случае после папеньки все достанется его младшему брату, «беспутному Родрику», как называли того в узком семейном кругу. Пожалуй, это единственная причина, по которой я все еще жив. Мелина со свойственной ей прямотой не раз заявляла мне об этом. Мне не надо было даже видеть ее мысли – она говорила точь в точь то, что думала.
- Может быть, в этот раз отдых благоприятно скажется на состоянии твоего полоумного папаши, – мило улыбаясь, сказала мне она на прощанье. – И он подпишет бумаги. Тогда к нашему возвращению лучше бы тебе удавиться.
Мелина окинула мою невзрачную фигуру насмешливым взглядом, на согнутом локотке покачивалась новенькая соломенная шляпка. Вся миниатюрная, легкая, как фарфоровая куколка, с нежным румянцем на округлых щечках. Мне тогда казалось, я никого красивее в жизни не видел. И эти льдинки в серых глазах. Неотразимо.
Шагнула к дверям, обернулась напоследок. Солнце облило ее от пепельных локонов до атласных туфелек. Серебристый голосок, как у ангела:
- Надеюсь, ты застрянешь где-нибудь, и крысы будут жрать тебя живьем. Долго.
С тем милая сестрица и покинула меня. И я даже не злился. Потому что она единственная здесь была со мной совершенно искренней. Даже прислуга, обычно не смевшая и глаз поднять, едва только кортеж с графом и графиней скрывался за поворотом, разом теряла всякую почтительность. Мачеха не терпела любого проявления неуважения к членам семейства, даже к такой паршивой овце, как я. Но сейчас она была далеко, и можно было не бояться наказаний. Еще пару дней все катилось по налаженной колее, а потом обо мне просто забывали. Я сам отправлялся на кухню, чтобы добыть себе еды, и не всегда меня встречали там любезно. Поэтому я предпочитал делать запасы. У меня еще оставалось полголовки сыра, и кусок копченого окорока. А в саду я нарвал почти спелых яблок и чувствовал себя великолепно. Только вот жажда… В подземелье я нашел колодец, оставшийся от невесть каких времен, вода в нем всегда ледяная даже в такую жару. Но иногда хотелось побаловать себя. Вот я и вылез наружу, в надежде раздобыть немного молока. Очень люблю кофе с молоком, хотя Мелина и высмеивает мои «плебейские привычки». Они всегда так мило переглядываются с мачехой, и улыбаются многозначительно – дескать, чего еще ждать от сына той простушки. Плевать. Я на это внимания не обращаю, а сейчас их, слава Равновесию, тут и вовсе нет.
Раздобыв себе молока и захватив полкраюхи свежего хлеба, я потопал в библиотеку. День клонился к вечеру, тени удлинились, и там уже можно было находиться без риска заполучить тепловой удар. Я растянулся прямо на полу, положил перед собой огромный фолиант в деревянном переплете, покрытом облезшим серебром и с неразборчивой надписью на старом всеобщем. Поводив пальцем по искусно вырезанным завиткам, расстегнул затейливый замочек и раскрыл книгу. Написанный старинной вязью текст придется разбирать не одну неделю. Иллюстрации, нарисованные черной и красной красками, ничуть не потускнели от времени, и я увлеченно рассматривал их. Вот картинка изображает превращение человека в птицу. Кажется, ворона. Здесь ведьма варит зелье в огромном котле, список ингредиентов прилагается, как и описание действия. Судя по последней фразе – оно увеличивает некоторые части тела. Не спрашивайте, какие, все равно не поверите. Я тоже не поверил. Вот изображение сложного устройства, в которое запихивают кота. Вид у несчастного животного удрученный, чует животина неладное. А у мага, изображенного на этой миниатюре, в руках нечто странное. Черная сфера, испускающая яркие лучи. По краю миниатюры надпись, из которой я кое-как смог понять, что эта штука называется «Звезда Власти». Пафосно, в духе старых сказок. Интересно, а для чего ее применяли?
Стемнело. Я зажег свечу, и продолжил листать книгу. От нее так пахло древностью, что даже чесалось в носу. Ну, я хочу сказать, это запах плесени и пыли вызывал постоянное желание чихнуть. Я фыркал и тряс головой, но все равно ощущал себя очень счастливым и собирался провести здесь всю ночь. Как все-таки хорошо, что некому прогнать меня в душную спальню.
Шум повторился несколько раз, прежде чем я обратил на него внимание. Подумаешь, влетела ночная птица, или летучая мышь. Бывает иногда. Но потом понял, что это ритмичное постукивание вызвано какой-то иной причиной. Не опасаясь ничего такого, все-таки в собственном замке, и охрана у нас имеется, все честь по чести, я пошел на звук. Скорее ожидая застать слуг за каким-то не слишком приличным действием, чем из каких иных соображений, я старался не выдать себя. Было уже однажды. Я неожиданно наткнулся на папенькиного лакея и мачехину горничную, прямо на лестнице, ночью! Снилось потом всякое безобразие, так что стыдно даже вспоминать! А уж что они обо мне подумали!
Насколько мог тихо я прокрался вперед, и остановился за пыльной портьерой у входа в Розовую гостиную. Это была любимая комната моей матери, как мне неоднократно говаривала в детстве нянька. Поэтому батюшка после ее смерти повелел все оставить там без изменений. Мачеха никогда не входила сюда, отзываясь при случае о комнате как об «ужасном образчике дурного провинциального вкуса».
Тоненький луч фонарика неторопливо двигался по стенам, высвечивая предметы обстановки. Никакие это не слуги! Кто же тогда? В темноте разглядеть владельца фонарика не удавалось. И, что самое интересное, мыслей его я не видел. Вот так дела! Это уже интересно. Между тем луч нашарил матушкин портрет. Во мне вскипела ярость. Что неизвестный собирается делать? Это по приказанию графини кто-то пришел выбросить последнее напоминание о моей матери?!
И вдруг я увидел, как портрет плавно поехал в сторону, открывая глубокий тайник. Это меня поразило, и сам не замечая, что делаю, я шагнул вперед. За портретом оказалась довольно большая ниша, желтый луч выхватил из темноты большую деревянную коробку. Руки в перчатках протянулись, чтобы взять ее, и я бросился вперед.
- Стой! Не смей!
Я намеревался схватить его за плечо, но меня встретил удар локтем в лицо. Надо сказать, в драках никакого опыта у меня не имелось, и каким чудом уклонился – неизвестно. Быть бы моему носу сломанным. А так – удар скользнул по скуле. Больно, но не смертельно. Не успел я опомниться, как меня сбили с ног, и схватка перешла в партер. Мы катались по полу, издавали невнятные звуки, колошматили друг друга куда придется, короче говоря, развлекались, как могли. Мой противник оказался куда шустрее, поэтому окончилось все довольно быстро. Меня прижали к полу, к горлу приставили нож, и свет ударил в глаза. Я зажмурился, пытаясь брыкаться. Нож прижался плотнее, под остро наточенным лезвием начала расходиться кожа, я решил, что покинуть этот мир не очень спешу и угомонился.
- Ты кто такой?
Глаза слепил направленный прямо в лицо луч фонарика, я валялся на спине беспомощный, как перевернутая черепаха, но ответить попытался с достоинством.
- Я – граф Вентана! А ты – подлый грабитель!
- Какой еще граф! Не заливай! Графа увезли отсюда еще неделю назад!
- И что? Я его сын!
- Сын? Вот уж не знал, что у старого грача есть сынуля. Все только про его дочурку болтают.
- Она ему не дочь! Мелина дочка моей мачехи!
- Интересно…
Нож от моего горла убрали, и свет перестал слепить глаза. Я осторожно сел, пытаясь проморгаться. Перед глазами крутились цветные пятна, будто я в калейдоскоп провалился.
- Говоришь, сынок графский? А что ж тебя тут оставили, когда все семейство укатило?
- Не твое дело! - огрызнулся я, трогая шею. Пальцы стали слегка влажными. – Ты мне шею порезал. Что тебе тут понадобилось, ворюга?
- Полегче, ты, родственничек! Я не вор. Я пришел за своим.
- Какой я тебе родственник? И откуда здесь твое?
Глаза уже привыкли к неяркому освещению, и я с возмущением таращился на силуэт незнакомца. По голосу уже было понятно, что парнишка или мой ровесник, или чуть старше, среднего роста, или даже невысокий.
- Ну, если ты ее сын, - он кивнул на портрет моей матери, - значит, ты мой кузен. Моя мать – родная сестра твоей была. Тебя как зовут, графский сын? Я – Иштван.
- И я Иштван... – потерянно промямлил я.
-Что-о-о? – в голосе моего внезапно обретенного родственника искреннее возмущение. – Они что, сговорились? Фантазии на большее не хватило? И теперь меня зовут, как какого-то неженку-графа?!
-Эй, полегче! С чего это ты взял, что я неженка?
Я гордо выпрямился и подумал, что ситуация нелепая дальше некуда. Хоть с пола встать надо. Поднялся на ноги и заодно активировал светокристалл. Комнату залил неяркий желтоватый свет. Теперь-то я мог рассмотреть моего тезку. Не сказал бы, что в нас общая кровь. Я темноволосый и смуглый, с горбатым носом, похожим на клюв. А он русый, лохматый и его профилю могла бы позавидовать даже девушка, такой у Иштвана-второго был ровненький прямой носик. Одет он был просто, но не мне говорить об элегантности – сам был в простых полотняных штанах, да в расстегнутой рубахе. Сейчас еще и один рукав жалобно висел, полуоборванный в потасовке, обнажая мою отнюдь не мускулистую плоть. В плечах он был пошире, это правда. Но зато я был почти на голову его выше. На мой вопрос он просто хмыкнул:
- С того, что я уделал тебя, как девчонку.
- Я просто не ожидал… и вообще! - Я вспомнил, с чего все началось, и нашел взглядом коробку. Она лежала на боку под портретом. Крышка отскочила в сторону, и оттуда выкатился какой-то завернутый в кусок ткани шар. Я наклонился, и взял его. Он был размером с большой апельсин, черный, и как будто каменный, твердый и тяжелый.
- Что это за штука? Ты за этим пришел?
- Да, я пришел за этим. Как оно называется, не знаю точно, дед говорил, но я маленький был, не запомнил. Кажется, Шар Чего-то там. То ли Везения, то ли Величия. Он нашему роду принадлежит. Я думал, раз уж я один по мужской линии наследник остался, он мой.
Мой кузен был немного расстроен. Понятное дело, думал сам заполучить какой-то там фамильный шар, а тут – на тебе! Еще один Иштван. И он же второй претендент на эту штуковину. У меня даже появился порыв просто отдать ему ее и все тут. Честно говоря, рука уже устала шарик держать – тяжелый он был до ужаса, хоть и не слишком большой. Я прижал его к животу, чтоб перехватить поудобнее, он соприкоснулся с моей кожей, и вдруг меня точно обожгло! Я невольно отстранил от себя шар, а он начал светиться! Удивительно, как это совершенно черный предмет мог так ярко сиять! Лучи из него били поярче чем из фонарика, и совершенно белые. Я таращился на это чудо, кузен чесал затылок, чертыхаясь, и тут до меня дошло!
- Я знаю, что это! Это «Звезда Власти»! Ничего себе!
И рванул назад в библиотеку. Мой родственник – следом, и надо сказать, весьма резво. Книга так и лежала на полу, где я ее оставил. Осторожно уложив «Звезду» в кресло, принялся лихорадочно искать нужную страницу. Она все никак не хотела находиться, а Иштван-второй сопел мне в затылок и торопил. Вот и знакомая картинка с надписями. Я стал разбирать их, медленно читал и отмахивался от кузена:
- «Звезда Власти» …велика сила её есть…не всякий, кто найдет, силу сию познает…одному не совладать…ибо слаб человек и двойного груза не выдержат плечи его…И род сей могуч стал, но ужасны дела его были и ополчились на них… И исчезли они, а где сокрыли – неведомо…»
- Ахинея, - уверенно сказал второй Иштван, когда я прервался. – Что за двойной груз? Исчезли… сокрыли... ополчились…ничего не понятно!
-Тут еще говорится, что проснется «Звезда» от рук одного, а силу обретет в руках второго.
- Какого еще второго? Кажется, дед перед смертью надо мной подшутил. Отомстил за сверчка в молоке... Светящийся булыжник, очень ценная вещица!
- Погоди…Я, кажется, что-то начинаю понимать. Скажи, как твою маму звали?
- Маму? А она-то тут при чем? Она про эту каменюку никогда не упоминала. Ну, Рената…
- И мою тоже так звали! Рената!
- Да ну?
- Ну да! А мы с тобой – оба Иштваны…
-Этот неприятный факт я уже усвоил.
-А теперь подумай! Ты много знаешь семей, где детей называют одинаково? Лично я – ни одной.
Иштван сморщил свой идеальный нос.
-Да нет, вообще-то. Значит, это не случайность.
-Не случайность.
-И что из этого следует?
-Что нам придется докопаться до сути этого дурацкого правила – давать детям одно имя на двоих и хранить в тайнике черный шарик. А вдруг мы в итоге станем страшно могучими и даже всесильными?
- Я бы не отказался.
- И я.
Теперь мы смотрели друг на друга поверх книги и уже без всякой враждебности. В животе стало щекотно, наверное, предвкушение новой жизни, полной приключений и славы, а может это просто молоко булькало.
Вроде бы оставили «Звезду» в кресле. Как же она тогда оказалась в наших руках? Не знаю. Но как-то вышло, что мы держим ее, оба, наши пальцы сплелись на гладкой черной поверхности, а она и не горячая совсем, хотя только что светилась ярко. Сфера начала сиять снова, свет упал на наши лица…и они поплыли! Мы оба менялись! Нос кузена Иштвана приобретал несвойственную ему ранее горбинку, а мой выпрямлялся! Он становился смуглее, волосы темнели, а мои, наоборот, светлели! Даже наша разница в росте и ширине плеч каким-то образом уравнялась, сведясь к некому общему знаменателю! Потом, уже рассмотрев и себя, и друг друга как следует, мы поняли – нет, мы не стали близнецами. Но мы выглядели как два родных брата. Я был в восторге.
- Мне нравится мое новое лицо!
- А мне – нет. Раньше я был куда симпатичнее. И зачем оно мне сдалось? Верните обратно!
Но зеркало лишь насмешливо молчало в ответ. Как и «Звезда», снова ставшая похожей на черный апельсин. А в руках у меня была та старая маска из храма – кусочек потертого раскрашенного картона. Я приложил ее к лицу.
Если бы я знал тогда! Но разве мы подозреваем что ждет нас в грядущем? Лишь Прядильщик знает, за какую нить потянуть, чтоб пересеклись линии, и лишь Ему ведомо, когда серебряные ножницы коснутся тонкой нити. А мы можем лишь надеяться, и строить планы, и бредить величием. Но тот, кто на это не способен – поистине жалок.
Мы ведь еще не понимали, ЧТО попало в наши руки. Мы просто пожелали могущества, забывая, что за все надо платить. И мы его получим. И могущество, и власть, и славу, и золото. Но все нужно будет разделить на двоих. Начиная с имени и лица. А для начала осознать, что новое лицо – новая жизнь. Новая судьба. И она только начинается. Вперед!