ГЛАВА XXVII
РАССКАЗ АНЖЕЛИКИ
Втянувшись в бесконечную дискуссию с отцом, Анжелика совершенно забыла про чайник, который поставила кипятить. Как она и боялась, вода успела выкипеть наполовину. Быстро перекрыв газ, Анжелика что-то сокрушенно пробормотала себе под нос.
Пока Анжелика возилась с чайником, ее отец показался в дверях кухни.
- Весь выкипел? – насмешливо спросил он.
- Весь – не весь, а половина чайника выкипела, - отозвалась Анжелика. – Ну, ничего, нам на двоих чая хватит с избытком.
Анжелика принялась разливать чай по бокалам. Алексей Владимирович осмотрел кухню, и поморщился, хотел сказать что-то колкое, но передумал.
Анжелика открыла коробку с тортом.
- У-у, ореховый, мой любимый, - в восторге протянула она.
- Вот видишь, я все-таки помню твои вкусы, - произнес Алексей Владимирович. – Значит я, все же, не такой уж плохой отец.
- Я никогда не говорила, что ты плохой отец, - возразила Анжелика, с укором глядя на отца.
- Тогда зачем ты все это устроила? – отец указал по сторонам. – Зачем решила поселиться здесь? Разве не для того, чтобы подействовать мне на нервы?
Анжелика вздохнула.
- Я попробую тебе объяснить, - сказала она. – Не знаю только, сможешь ли ты понять меня.
Анжелика принялась нарезать торт. Она положила отцу на тарелку кусок, и придвинула ему табуретку.
- Что же ты стоишь, садись.
Отец молча сел на табурет, и взял в руки бокал с чаем.
- Попробую рассказать тебе, - повторила Анжелика. – Хотя и не знаю, с чего начать.
- Начни сначала, - предложил отец.
- Сначала? Да, пожалуй, это будет самый верный вариант.
Она подумала.
- В детстве я росла самым обыкновенным ребенком. Разве лишь только более обеспеченным, чем другие дети. Но я тогда об этом совершенно не думала. Не придавала этому значения. Мне казалось, что все так живут, я не знала, что может быть иначе. Но, очевидно, другие дети, да и взрослые, думали иначе. У нас всегда была машина, насколько я помню, да и не какой-нибудь «Москвич», и даже не «Жигули», а черная «Волга». Лишь много позже я поняла, как смотрели на это соседи. Для большинства из них автомобиль был несбыточной мечтой. Я всегда хорошо одевалась, у меня были дорогие куклы, целая коллекция их.
Взгляд отца потеплел. Он отхлебнул чая, и произнес:
- Я всегда старался сделать все, чтобы ты ни в чем не нуждалась. Да и мама твоя тоже.
- Мама, - задумчиво повторила Анжелика. – Я никогда не задумывалась о том, каким образом тебе даются все эти деньги, чтобы нас так содержать, не задумывалась о том, на что тебе приходилось идти, чтобы их заработать. Мне казалось, что ты просто занимаешь ответственную должность, и наше государство тебя высоко ценит.
- Почти так оно и было, - проговорил отец. – Я действительно занимал ответственную должность. Только государство меня отнюдь не ценило. Для того чтобы удержаться на плаву, мне приходилось крутиться словно угорь.
- Это я уже потом поняла. А тогда я думала по-другому. Я с успехом окончила школу, хотя никогда особенно не любила учиться. Да и знания у меня были не столь высоки, чтобы получать за них пятерки. Тем не менее, я их получала.
- Чтобы иметь хорошие отметки, всегда и во все времена необходимо было находить подход к учителям. Всегда все решали связи.
- Я поступила в институт. О, тогда я впервые почувствовала вкус свободы.
- Разве?
- Конечно. Как ты думаешь, что нужно семнадцатилетней девчонке? Парни, подруги, вечеринки. О, тогда наступил конец восьмидесятых. Тогда и начался расцвет демократии и свободы. Появились дискотеки, не те скучные и нудные танцы, которые были в шестидесятые и семидесятые годы, а настоящие дискотеки. На нас свалилась полная свобода, и она опьянили нас. В те годы на эстраде, наверное, и возникло такое понятие, как попса. Появились «Ласковый май», «Мираж», Владимир Пресняков, и прочие. Все то, что тогда творилось, показалось мне настоящим раем. Тогда казалось, что все мечты сбываются, и перед людьми открывается дорога в светлое будущее. В настоящее светлое будущее, с полной свободой, а не то, которое нам было обещано советской властью.
- Да, такова была иллюзия тех лет, - согласился отец. – Но так казалось лишь в основном молодежи, уставшей от откровенной лжи и системой талонов на все виды продуктов. В те времена невозможно было даже купить красивой модной одежды, все ходили в каких-то балахонах. В наше время казалось, что так оно и должно было быть. Мы не видели другой жизни. Но в ваше время железный занавес пал, и вы увидели, как живут ваши сверстники за рубежом.
- Да, одним словом, я повеселилась вовсю, провела бурную молодость, не отказывала себе ни в чем. Даже попробовала легкие наркотики, такие как марихуана. Слава Богу, что у меня хватило ума не пристраститься к тяжелым, не сесть, как говорится, на иглу. Тогда бы со мной, наверное, было бы все кончено.
- Гм, гм, - пробормотал отец. – Я, можно сказать, молился тогда, чтобы с тобой не случилось ничего подобного. Ты была моим единственным ребенком, моей единственной дочерью. Но я не хотел и ограничивать тебя. Я хотел, чтобы у тебя было все, что ты пожелаешь.
- Я знаю это, папа. И ценю это. Но тогда я не понимала, что это лишь видимая часть процесса, происходящего в стране. Я не задумывалась над тем, куда это все ведет, и какова обратная сторона медали.
- Зато я понимал это хорошо, - сказал Алексей Владимирович. – Я ясно понимал, что наше бескультурное и бесправное общество лишь тогда безвредное, когда оно находится под контролем. Всю нашу жизнь нас воспитывали в иллюзии, будто бы рабы не мы, что наша страна была самая лучшая в мире. На самом деле это была чудовищная ложь, что как раз мы-то и были рабами, но смирялись со своей участью лишь потому, что находились в дурмане, оболваненные советской пропагандой. Но это не могло продолжаться вечно. Я сам, да и многие окружающие меня люди, хорошо понимали, что такая уверенность сохраняется лишь до тех пор, пока существует железный занавес. Было ясно, что когда он падет, народ вознегодует оттого, что его всю жизнь держали в заблуждении, в пьяном угаре, когда единственным развлечением советского человека была водка. Мы понимали, что народ впадет в ярость, и в знак протеста начнет разрушать все то, чем он жил раньше, и не только плохое, но и хорошее. Так оно и произошло. И еще я понимал, что люди впадут в другую иллюзию, и эту иллюзию нам навяжет Запад.
- Так оно и случилось, - подтвердила Анжелика. – Вся наша беда в том, что любые ценности, будь то хоть советские, хоть западные, были ложными. И то и другое вело нас к погибели. Но я была довольна. Я окончила институт, но не спешила работать. Ни ты, ни мама, не настаивали на этом. Вы позволяли мне развлекаться, и не думать о будущем. Ты давал мне столько денег, сколько мне было нужно, сколько я просила. И я думала, что так будет всегда, что наступил, наконец-то, долгожданный рай, и мы станем жить так же, как живут западные страны, в достатке, в свободе и развлечениях, не забивая себе головы всяким бредом насчет великих идей, ради которых не жалко истребить все человечество.
- И этот рай наступил, - тихо сказал отец, отпивая из бокала чай. К торту он не притрагивался.
Анжелика же наоборот, погрузив в свой кусок торта чайную ложку, она отломила большую его часть, и отправила в рот.
- Я по-прежнему была слепа, по отношению к тому процессу, который происходил у нас, - продолжила она, проглотив торт, и запив его чаем. – В это время к власти пришел Ельцин, и начался грандиозный передел собственности. Хотя, нужно признать, он не был таким ужасным, как после революции семнадцатого года. Никто не ходил по домам, и не отбирал у жителей имущество и продукты питания. Совсем наоборот, на каждом шагу возникали рынки, как продовольственные, так и вещевые. Такого избытка товаров наша страна не видела никогда. Правда, произошла чудовищная инфляция, но она не привела к катастрофе, не привела к голоду, хотя по благосостоянию граждан ударила сильно. Да и промышленность тогда-то и начала разрушаться.
Алексей Владимирович кивнул.
- Вот тогда-то я и понял, что надеяться на мой завод больше нельзя, и стал нащупывать ниточки в большой бизнес. Это оказалось сделать невероятно трудно. Тем не менее, это мне удалось.
- Да, - согласилась Анжелика. – Наше благосостояние стало стремительно расти. Ты и меня тоже вытащил в этот бизнес, чтобы я стала твоим продолжением, и наследницей. Так продолжалось почти пятнадцать лет. Пока…
Анжелика замолчала, лениво ковыряя ложечкой торт.
Отец подался вперед.
- Так что же случилось с тобой? – спросил он, не сводя пристального взгляда с дочери.
- Со мной что-то произошло.
- Что?
- Я не знаю. – Анжелика задумчиво покачала головой. – Но я взглянула на мир другими глазами. Все мне представилось совсем в ином свете.
- О чем ты говоришь?
Анжелика помолчала.
- Что-то произошло внутри меня. Меня стало мучить какое-то чувство вины, чувство тревоги, что ли. Внутри меня словно стал говорить какой-то голос, требуя, чтобы я остановилась. Остановилась, пока не поздно. Остановилась, и что-то изменила.
Отец внимательно наблюдал за дочерью.
- Поначалу мне казалось, будто это все из-за того, что я сижу на твоей шее. Я полагала, что все, что я имею, и деньги, и бизнес, это заслуга твоя. Я же, во всем этом, просто нахлебница. Я полагала, что должна сама что-то сделать, найти свое место. Уже позже я поняла, что ошибалась. Наверное, это случилось потому, что случайно увидела библейский фильм. Он назывался «Иисус из Назарета». По-моему, его показали накануне пасхи.
- Не знал, что ты смотришь такие фильмы, - заметил отец.
- Я и не смотрела никогда. Это произошло совершенно случайно. Вот тогда-то внутри меня все словно перевернулось. А, может быть, как раз и встало, наоборот с головы на ноги.
- Объясни, - потребовал отец.
Анжелика откусила еще один кусок торта, и лениво пожевала его.
- Не правильно все это, - вдруг в сердцах воскликнула она.
- Что неправильно? – не понял отец.
- Вся наша жизнь. Не тот путь мы выбрали. Деньги, которыми ты владеешь, политы кровью.
Отец хотел было возмутиться, но Анжелика опередила его.
- Пойми, папа, все эти деньги криминальные. Они не заработаны, они украдены. Мы просто наживались на людском горе. А такие деньги не могут пойти на пользу. Пойми, они пойдут нам на погибель. Тем более, мне, так как они мне вообще ничего не стоили. Они все даны мне тобой. Я, для того, чтобы их получить, пальцем о палец не ударила. Пришла, так сказать, на все готовенькое, на все чистенькое. Я почувствовала себя виноватой перед всеми, перед ограбленным народом.