В полночь вывожу собак на прогулку. Не жарко. Да и набегаются ночью барбосы вволю: в лабиринте многоэтажек притаился гектар замечательной зелени – известная всей Одессе Поляна, на которой сейчас никого.
Однако на краю Поляны горит, полыхает костер. Вокруг пламени завороженно сидят соседские мальчишки. Собаки, учуяв приятелей, устремляются к костру, а я неспешно бреду по траве, припоминая свои детские пионерские костры и вот такие ночные посиделки под звездами.
Подхожу к разгоревшемуся огню и… застываю в ступоре.
А потом начинаю в ярости и бессильной злобе орать:
- Что же вы делаете, поганцы?
В огне горят книги.
Книг много. Явно чья-то домашняя библиотека. Костер разгорелся не на шутку: гибнут Гоголь, Сименон, Франко, Солженицын, Гайдар, Коцюбинский, Стендаль, Чехов, Чапек… Сверху все никак не поддается пламени толстенный том «От Советского информбюро. 1941 – 1945» - библиографическая редкость (в свое время, работая на киностудии, я купила подобный фолиант на книжном рынке за немалые деньги – незаменимые материалы для уточнения текстов при создании военных фильмов). Оказывается, у кого-то по соседству эта книга тоже была…
Горят стихи: Евтушенко, Ахмадулина, Рождественский. Языки огня лижут потрепанные томики: «Замок Броуди», «Кукла», «Дженни Герхардт», «Милый друг» - романы, особенно любимые женщинами. Ежатся в дыму пособие по комнатному цветоводству и «Справочник маляра-любителя»…
Я понимаю, что гибнет библиотека, почти такая же, как и у меня, любовно собранная по крупицам в советское время, когда книги были величайшим дефицитом, выпускались миллионными тиражами, но все равно не могли насытить огромную читающую страну.
Я вижу среди них одномастные тома собраний сочинений. Узнаю глянцевые обложки «макулатурных» книг – приличные издания, распространяемые взамен сданной макулатуры, - был в те времена такой способ поощрения рачительности граждан. Нахожу взглядом серию «Жизнь замечательных людей».
В голову приходит, что книги в костре, как опаленные птицы, их крылья трепещут, пытаясь спастись от огня, пламенеют красными и желтыми перьями, а потом скукоживаются и превращаются в ничто…
Ужас!!! Неужели это наяву?! Начинаю судорожно выхватывать книги из костра и разбрасывать по сторонам. Спасать уже практически нечего.
- Вы понимаете, что наделали, дикари?
- А чё, теть Лен, чё мы сделали? Их же все равно выбросили. Набили в два мусорных контейнера, а мы достали. Их бы все равно вывезли на свалку или бомжи потаскали в приемный пункт как утиль. Кому они нужны, эти книги?
- Как «кому нужны»? А вам разве не нужны? Тот же Гоголь, Коцюбинский, Чехов – не нужны? Вы же в школе учитесь, по программе должны их прочитать!
- А кто щас читает книги? В Интернете любая книга в одну страничку влезает. Зачем тратить время зря?
- Вы что, идиоты?..
Они недоуменно смотрят на меня, а потом начинают помогать раскладывать вокруг костра обугленные книжные головешки. Похоже, мы так и не поняли друг друга.
Прихожу домой и устремляюсь к книжным полкам. Вот они, мои дорогие Пушкин, Достоевский, Айтматов, Бёлль, Гончар, Брэдбери… Все живы. Стоят, как солдаты, и готовы служить всему человечеству и каждому человеку лично еще тысячи будущих лет.
И вдруг цепенею: Брэдбери! «451 градус по Фаренгейту».
Быстро перелистываю страницы романа, написанного в 1953 году. Ну да, Рэй Брэдбери со свойственным ему мрачным взглядом в будущее описывает некое футуристическое общество с пылающими кострами из книг. Книга в нем объявлена не только ненужным, но и вредным атрибутом жизни, ибо заставляет думать, анализировать, делать выводы, вырывая человека из стандартизированного существования, которым так просто управлять извне. Речь в романе идет о пожарном, служащем в специальном подразделении, призванном не бороться с огнем, а сжигать книги, если таковые еще отыскиваются в тайниках бунтовщиков-книгочеев. Книга – враг народа. Человек, читающий ее, - враг государства. Расправа с нарушившими закон безжалостна: вместе с книгами в пламени огнеметов горят дома непокорных.
Когда-то эта пессимистическая фантастика казалась мне дикой: разве человеческая цивилизация допустит подобное? Сегодня страницы романа Брэдбери «451 градус по Фаренгейту» как будто рассказывают о наших днях.
К герою романа – пожарному, засомневавшемуся в праведности огненного меча, которому он служит, является его начальник, брандмейстер, и в воспитательных целях читает нечто вроде наставления с историческими отступлениями.
«Когда-то книгу читали все – тут, там, в разных местах, - разлагольствует брандмейстер, - поэтому книги могли быть разными. Мир был просторен. Но когда в мире стало тесно от глаз, ртов, когда население удвоилось, утроилось, учетверилось, - появились кино, радио и телевидение. И очень скоро все стало производиться в массовых масштабах.
Постарайтесь представить себе человека девятнадцатого столетия – собаки, лошади, экипажи, медленный темп жизни. Затем двадцатый век, двадцать первый… Темп ускоряется. Содержание фильмов, радиопередач, журналов, книг снижается до известного стандарта. Этакая универсальная жвачка. Вы понимаете меня? Книги уменьшаются в объеме. Сокращенное издание. Пересказ. Экстракт. Не размазывать! Скорее к развязке!
Произведения классиков сокращаются до пятнадцатиминутной радиопередачи. Потом еще больше: одна колонка текста, которую можно пробежать за две минуты; потом еще: десять-двадцать строк для энциклопедического словаря. Я, конечно, преувеличиваю. Словари существовали для справок. Но немало оказалось людей, чье знакомство с «Гамлетом» ограничилось одной страничкой краткого пересказа в сборнике, который хвастливо заявлял: «Наконец-то вы можете прочитать всех классиков! Не отставайте от своих соседей». Понимаете? Из детской прямо в колледж, потом обратно в детскую. Вот вам интеллектуальный стандарт, господствовавший пять или более столетий».
Писатель несколько ошибся в пророчестве – для внедрения подобного стандарта понадобилось не пять столетий, а всего лишь пять десятилетий со времени написания романа.
«А теперь быстрее крутите пленку! – продолжает сжигатель книг в романе. – Клик! Пик! Флик! (Эти слова созвучны названиям американских бульварных изданий с минимальным количеством текста и большим числом картинок – Авт.). Сюда, туда, живей, быстрей, так, этак, вверх, вниз! Кто, что, где, как, почему? Эх! Ух! Бах, трах, хлоп, шлеп! Дзинь! Бом! Бум! Сокращайте, ужимайте! Пересказ пересказа! Экстракт из пересказа пересказов!
Политика? Одна колонка, две фразы, заголовок! И через минуту все уже испарилось из памяти. Крутите человеческий разум в бешеном вихре, быстрей, быстрей! – руками издателей, предпринимателей, радио- и телевещателей, так, чтобы центробежная сила вышвырнула вон все лишние, ненужные, бесполезные мысли!
Обучение в школах все больше становится формальным. Дисциплина падает, философия, история, языки упразднены. Родному языку и орфографии уделяется все меньше и меньше времени, и наконец эти предметы заброшены совсем.
Подрастают поколения, неспособные грамотно написать ни одной фразы. Жизнь коротка. Зачем это нужно? Прежде всего работа, а после работы развлечения, а их кругом сколько угодно, на каждом шагу, наслаждайтесь! Так зачем же напрягать голову еще чем-нибудь, кроме умения нажимать кнопки, держать руль, включать рубильники?
Застежка-молния заменила пуговицу, и вот уже нет лишней полминуты, чтобы над чем-нибудь призадуматься. Жизнь превращается в сплошную карусель. Все визжит, кричит, грохочет! Бац, бах, трах!»…
Читаю и не могу оторваться. Как, каким образом в степенные пятидесятые годы Брэдбери удалось «увидеть» все это? Какая информация снизошла на него, чтобы столь точно отобразить все, в чем мы варимся сегодня?
«Долой драму! Пусть в театрах и кино останутся только комедии и приключения, а в комнатах сделайте стеклянные стены, и пусть на них с громом взлетают цветные фейерверки, пусть переливаются краски, как рой конфетти, или как кровь, или херес, или сотерн, - описывает персонаж далекое, по мнению его создателя, будущее. – Как можно больше игр, увеселений – пусть человек всегда будет в толпе, тогда ему не надо думать.
Организуйте же, организуйте все новые и новые игры, виды спорта, организуйте сверхспорт! Больше книг с картинками. Больше развлекательных фильмов. А пищи для ума все меньше. В результате неудовлетворенность. Какое-то беспокойство. Дороги запружены людьми в машинах, все стремятся куда-то, все равно куда. Бензиновые беженцы. Все стихийно влекутся то туда, то сюда, как море во время отлива.
Чем больше население, тем больше мелких групп внутри нашей цивилизации. И берегитесь обидеть какую-нибудь из них – любителей собак или кошек, врачей, адвокатов, торговцев, начальников, политиков, мормонов, баптистов, унитариев, потомков китайских, шведских, итальянских, немецких эмигрантов… Герои книг, пьес, телевизионных передач не должны напоминать подлинно существующих людей. Чем шире рынок, тем тщательнее надо избегать конфликтов. Все эти группы и группочки, созерцающие собственный пуп, ловко пользуются услугами Фемиды, - не дай Бог как-нибудь их задеть! Злонамеренные писатели, закройте свои пишущие машинки!
Ну что ж, они так и сделали. Журналы превратились в разновидность ванильного сиропа. Книги – в подслащенные помои. Так, по крайней мере, поначалу утверждали критики, эти заносчивые снобы. Не удивительно, говорили они, что книги никто не покупает. Но читатель уже прекрасно знал, что ему нужно. И кружась в вихре веселья, он оставил себе комиксы. Ну и, разумеется, эротические журналы. И все это произошло без всякого вмешательства сверху, со стороны правительства. Не с каких-нибудь предписаний это началось, не с приказов или цензурных ограничений. Нет! У нас демократия. Техника, массовость потребления и интерес со стороны этих самых заинтересованных групп – вот что привело к нынешнему положению»...
Это все текст Брэдбери. Кто не верит, может сам обратиться к страницам романа «451 градус по Фаренгейту». Картина настолько точно отображает наши дни, что комментировать ее или дополнять иллюстрациями из сегодняшней жизни излишне. Вот она, крутится вокруг нас, со все больше специализированным утилитарным образованием, когда профессии ученых, библиотекарей, учителей, служителей искусства становятся непрестижными, когда слова «интеллектуал» и «интеллигент» стали почти бранными, когда сама грязная брань превратилась в живой язык народа.
Но мы все больше становимся массой, толпой, населением, а не народом. Исчезают национальные черты, традиции, идеалы. История переписывается на глазах. Мы подгоняемся под новые стандарты и делаемся не свободными и равными от рождения, как сказано в Конституции, а одинаковыми. У всех – мобилки с орущими сигналами, скоро все будут иметь по автомобилю, каждый съездит на отдых в Турцию, каждый купит жене по шубе… И все будут счастливы, ибо не будет великанов, рядом с которыми можно ненароком почувствовать себя пигмеем. А если кто и выдерется выше уровня толпы, то не благодаря своим личным достоинствам, а исключительно опираясь на гору монет, которыми владеет.
Сейчас, по Брэдбери, мы переживаем переходный период. То ли еще будет. А первые костры из книг, вон они, уже горят и вызывают недоумение наших детей: «А чё мы такое делаем?».
Обратите внимание: уходят старики, оставляют квартиры, единственным достоянием которых являются книги, тщательно собираемые всю жизнь, а их благодарные потомки, въезжая в наследуемые апартаменты, выносят эти библиотеки на помойку. Богатенькие соседи затевают евроремонт – и книги тоже летят в никуда, поскольку ни один модный интерьер в глянцевых журналах, на которые они ориентируются, не отягощен полками с печатными собраниями сочинений немодных ныне писателей. Навсегда отправляются в зарубежье другие наши соседи – и тоже не мучаются пристройством своих библиотек.
Вывозить их дорого, продавать невыгодно, а кому-то предложить в подарок не приходит в голову, хоть и изнывают от бескнижия стационар на протезном заводе или туберкулезный диспансер в Черноморке, где пациенты находятся по много месяцев, места лишения свободы, где тоже есть люди, нуждающиеся в книге.
А как не хватает сегодня книг в фондах сельских библиотек! Тех самых книг, которые мне уже неоднократно доводилось собирать у мусорных баков и, стоя на пути у проносящихся мимо прохожих, клянчить: «Пожалуйста, возьмите Шевченко, Толстого, Дюма, Ахматову…».
Вот довелось пережить и первый костер из любимых книг. Гораздо меньший, чем в Берлине в тридцатых годах, когда фашисты жгли Гейне, Фейхтвангера и Ремарка, но такой же горячий и безжалостный.
Пророчество Рэя Брэдбери сбывается. Осуждать уничтоживших библиотеку поджигателей-мальчишек глупо. Дети не виноваты. Они – продукт той культуры, которую усиленно насаждают сегодня взрослые, не фашисты и не преступники, а оболваненные наши сограждане. Что нас ждет в будущем? Каким будет оно у наших не приученных к книге детей?
451 градус по Фаренгейту – температура горения бумаги. Вот как расшифровывается название жуткого футуристического романа Брэдбери.
Мы традиционно измеряем температуру по иной шкале. Наши книги вместе с будущим сгорают при 233 градусах по Цельсию.
Но точно так же. Страшно и без остатка.