Мама болела столько, сколько я себя помню. Первые воспоминания про болезнь мамы приходятся на мои 10-12 лет. Я был на каникулах в Иванцево у бабушки Матрены. Уже умел писать, т.е. это были действительно верные 10 лет. И тут пришло письмо от мамы, где она сообщала, что тяжело больна, и, наверное, будет госпитализирована в областную больницу. Я быстро, быстрее всех, написал ответ и побежал по ржаному полю в Чернецово на почту, чтобы сразу, как можно скорее отправить письмо маме. Было лето, рожь колосилась, ярко синие васильки отчетливо пробивались через рыжую поверхность поля, которая колыхалась под воздействием ветра. Справа вдали – сосновый лес на возвышении, слева ниже – зеленые луга и река, прямо вдалеке виднелись остатки разрушенной в войну Чернецовской церкви, рядом с которой и находилась почта. Дорога в оба конца петляла по полю, меняя цвет от светло-желтого, песчаного, до черноземного. Вернувшись на Иванцево, я получил нагоняй от бабушки: «Чего же ты так быстро убежал, я бы еще чего-нибудь приписала в твое письмо?». Но как же я мог ждать, когда мама заболела…
Потом, видимо уже после возвращения из деревни, помню, мы с отцом ездили в Ленинград, где действительно из окна высокого этажа выглядывала мама, и махала нам рукой. Это была областная больница, тогда еще на улице Комсомола, что рядом с Финляндским вокзалом у Крестов.
Много позже, уже незадолго до смерти мамы, Господь надоумил меня все-таки спросить ее о первопричине всех заболеваний. Мама сказала, что это был результат осложнения, полученного после заболевания ангиной.
Разговор происходил в госпитале ветеранов на Народной, куда я привез маму на первую компьютерную томографию. Был еще декабрь 2004-го.
Это было в ее молодые годы (мне 10, значит ей – 30, т.е. – начало 60-ых), когда мама, болея ангиной, продолжала работать, и получила осложнение на мозг, в результате чего и возник весь комплекс проблем, с которыми она и промучилась всю жизнь. Работала тогда мама в Никольском, на керамическом производстве. Все женщины из нашего военного городка во Мге, офицерские жены, в начале 60-х были вынуждены пойти на работу под действием военных реформ Хрущева. Офицеров сокращали в запас, воинское содержание падало. Поэтому многие ездили в Никольское на только что запущенной электричке до Ивановской, а затем на автобусе до завода. Я помню рассказы мамы о том, как быстро электричка набирает скорость по сравнению с паровозной тягой.
Дальше, помню очень интенсивный, один из первых приступ заболевания, который происходил во Мге еще на квартире в доме 40. Мама лежала в дальней комнате, и, наверное, впервые собиралась умирать. Это были те же 60-е, зима, ночь. Меня послали за фельдшером в воинскую часть 01375, рядом с которой мы жили. Я в одной майке по морозу бежал вокруг, через дырку в заборе, как раз на месте сегодняшней помойки за домами на берегу пруда. Разбудив фельдшера – молодого солдата, мы вместе прибежали обратно и молча вместе с отцом стояли у кровати, наблюдая приступ. Что мог сделать солдатский фельдшер из санчасти? Утром приехал врач, много говорил. Тогда в семье впервые возник термин «гипертонический криз», который прижился на многие годы.
70-е и 80-е года прошли в болезни. Контроль давления, головные боли, боли в печени, геморрой, «по-женски»… Умер отец.
Мама несколько раз полежала в МСЧ-122, когда я еще работал в НИИЭФА; пару раз в кардиологическом институте на Пархоменко, благодаря участию Гульнары Абакаровны. Все знали что «у бабушки давление», мама перманентно болела, опасаясь «как бы не парализовало», на слуху была памятная история смерти Матрены Михайловны, которая много лет пролежала парализованная в Москве на квартире Мутьевых. Это пугало, думать вперед не хотелось.
Следует сказать, что кроме первых приступов, описанных выше, я не могу припомнить похожих происшествий в более поздние годы. Конечно, сестра может больше сказать от этом, т.к. я не жил с мамой с 86-го года. Конечно, скорую помощь вызывали регулярно. Но, все-таки, наверное, можно говорить, что мама достаточно уверенно приспособилась к жизни, приобрела необходимую практику в медикаментозном лечении своих заболеваний, ловко забрасывая в себя горсть тех или иных таблеток, исходя из результатов измерения артериального давления прибором, подаренным нами как-то на день рождения. Все привыкли к такой ситуации, она казалась достаточно нормальной для возраста мамы. Никто не мог предположить конечного результата…
Лето 2004-го отличалось наибольшей теплотой в отношениях с мамой. Все годы, а последние в особенности, у нас были теплые отношения, но это лето было особенным. Запомнились мои субботние походы во мгинскую баню. После бани я приезжал к маме, она кормила меня, пытаясь сразу же от двери усадить за стол, а я возражал – «дай, хоть полежу немного после бани». Я почти каждый раз привозил ей сетку «Боржоми», т.к. в это лето мама особенно жаловалась на боли в печени. Мама пила воду, и ей становилось легче. Это было настоящее сыновнее счастье.
Запомнилась поездка с мамой во Всеволожск, вроде на день рождения Паши. Мы с мамой вдвоем на моей машине ехали из Мги, через Кировск, по Мурманскому шоссе, в Разметелево повернули на Всеволожск. Все, как обычно летом, сидели за столом на улице. Рядом копошились внуки с Шумахером, самостоятельно приехала сестра с Юлией, была Тамара Семеновна. Обратно мы возвращались тоже вдвоем.
Эта поездка вместе с субботними «банями» являются наиболее яркими воспоминаниями о маме, которые останутся уже до конца.
Самым ярким воспоминанием об отце было наше пешее возвращение из Лешень, когда мы в его последнее (1980) лето, или может быть в предыдущее, поехали на Ласино. Как-то вечером мы вдвоем пришли пешком в Лешни к Дине Ивановне, заночевали на печке, а наутро пошли втроем обратно на Ласино. Тетя Катя еще была жива, а Александру было около 21 года, и он работал механизатором в совхозе.
Я шел впереди, они вдвоем позади, непрерывно разговаривали. Был солнечный летний день, чистый лес, воздух. Еще помню, когда шли туда, то несколько раз видели тетеревов.
…Помню, как мы с женой возили маму в магазин ИКЕА. Драцена, купленная там, до сих пор стоит на квартире во Мге.
Помню, как все вместе убирали урожай на огороде за речкой. Последний урожай.
День рождения мамы 17-го октября. Последний день рождения…
…Все началось 14-го декабря 2004 г., когда у мамы появилась желтая пигментация кожи. Первое мнение – инфекционная желтуха, тем более, что соседка по лестничной площадке только что заболела этой болезнью. Однако анализы не подтвердили данного предположения, а первое же УЗИ показало наличие новообразования в печени. «Есть!» - удовлетворенно выкрикнул по рассказам мамы оператор УЗИ в Кировске. Ну, началось…
Гульнара оказалась самой близкой, и по ее совету и протекции мы повезли маму в МСЧ-144. Заведующая хирургическим отделением Галина Егоровна, посмотрев маму, согласилась на госпитализацию. Это было в районе 18-го декабря. До 25-го мама находилась там, и ей ставили капельницы, сделали изотопный анализ печени, я свозил ее в госпиталь ветеранов на томограф, делали анализ крови и местное УЗИ. Вывод МСЧ был однозначным – рак печени последней стадии, однако томограф не подтвердил эту версию, что дало надежду. После выписки, по совету Галины Егоровны мы поехали в ЦНИРРИ, что в Песочном.
Добрая душа Никита Витальевич Олещук, заведующий отделением лучевой терапии, тоже не подтвердил данный диагноз, сказав, что речь идет всего лишь о диффузном (общем) поражении печени, без опухолевых очагов – нужно лечить печень. Механическая желтуха, но желчные протоки не расширены, что говорит о том, что нет необходимости устанавливать шунтирующий, параллельный канал для отвода желчи.
Мы воспряли. Продержав маму длинные новогодние каникулы в дневном стационаре Мгинской больницы на привычных капельницах, 13-го января мы поехали на прием к гастроэнтерологу в областную больницу с надеждой на госпитализацию. Кстати, во Мге мама лежала в той же палате, где в 80-м году умер отец – третье окно от дороги на втором этаже.
В поликлинике ЛОКБ приняли, посмотрели, согласились госпитализировать. Но врач довольно кисло определил перспективы: «но ведь что-то же закрывает путь желчи…».
Перед поездкой в ЛОКБ я возил маму на машине на мгинское кладбище, а затем мы заехали на нашу дачу. Мама обошла всех наших похороненных, и сказала: «Больше я сюда живая уже не приду».
Положили на отделение гастроэнтерологии. Капельницы, анализы, осмотры. Мама ходила, мы приезжали регулярно и гуляли по коридору. Анализ крови на наличие онкологических клеток дал отрицательный результат. Повторная томограмма подтверждает результат, полученный в госпитале ветеранов.
Прошла неделя. Положение стабильное, но желтуха не проходит. Консилиум врачей во главе с заведующей отделением, принимает решение о переводе мамы на хирургическое отделение. По результатам УЗИ медиками сделан вывод, что желчные протоки расширились. Определена необходимость проведение процедуры халангодренирования – установка трубочки, отводящей желчь из печени в 12-типерстную кишку. Это можно было понять, т.к. желтуха не проходила, цвет кожи был предельно желтый, и врачи говорили правильные слова – наибольшую опасность сейчас представляет именно желтуха, желчь поступает в кровь и отравляет организм, возникает общая токсикация организма. Нужно решить эту проблему, а там посмотрим… Мы согласились.
Было сделано три попытки, после каждой из которых мама попадала в отделение реанимации и интенсивной терапии. Первая не привела к результату, трубочку установить не удалось, т.к. возникла опасность внутреннего кровотечения. Но в эту попытку была проведена ангиография – современная технология диагностирования, построенная на введении тончайшего оптиковолоконного канала в материл печени (в данном случае) для визуального наблюдения. Вторая попытка оказалась более продуктивной, трубочку поставили, но не до конца, а только сделав выход для желчи из печени наружу. И., наконец, третья - когда убедились, что желчь стала отходить по установленной трубочке, ее продвинули внутрь до кишки, завершив тем самым задуманный план.
Все это время мы были рядом с мамой, все телефоны раскалялись от переговоров с медициной и друг с другом, наши автомобили крейсировали вокруг областной больницы, все жили только одной мыслью – «как там?».
Конец января. Хирурги сказали: «Мы сделали все, что могли. Теперь – на «долечивание» в районную больницу». 2-го февраля мы поехали в Кировскую ЦРБ. Ехали через Разметелево, по Мурманскому шоссе в Кировск. Я ехал позади скорой помощи.
Саша Мошиашвили дружески встречал нас в приемном покое. До 10–го февраля мама пролежала там на капельницах. Мы с сестрой несколько ночей дежурили там. А потом мама приехала домой.
Смерть наступила дома 27-го февраля 2005 года, в воскресенье, в 18 часов 40 минут, в присутствии и на руках сына, дочери и невестки.
Таким образом, можно видеть, что отец открыл скобку в 80-м году, мама ее закрыла в 2005-м, а внутрь этой скобки поместились все наши прямые родственники предыдущего поколения: Семеновичи – Екатерина, Николай, Нина; Матрена Михайловна, Петр Федорович, Анна Степановна (кстати, умерла 01.03.04, почти ровно за год до мамы), тесть с тещей.
С 27 февраля 2005 г. начался отсчет следующего поколения…
«Уже не удастся одеть пальто и туфли»: сказала мама уже в Кировской ЦРБ перед переездом домой.
Как то, за несколько дней до смерти мамы, сестра с женой пошли в погреб, а я остался на квартире с мамой. Через полчаса мама начала спрашивать: «Где там девки, может чего случилось?». Я в ответ – «мама, ну ты хоть когда-нибудь перестанешь волноваться?', на что получил четкий ответ: «Нет».
Ни с кем особо мама не прощалась, и никаких заупокойных разговоров в последние дни не было. Мама умирала достойно, и хранила мужество до последней минуты. Никакой слабости себе не позволяла. Не жаловалась. «Водички», «На судно», «Бульончику», «Перевернуть», «Подними», «Посидеть», «От изжоги» - вот последние слова. Я массировал ей спину и ноги. Никого не хотела видеть: «Какие гости, когда тут такая болезнь».
«Береги жену» - сказала она за день-два до ухода. С каждым днем дома ей становилось все хуже. Последние сутки, может меньше, мама уже была недосягаема.
Вызов милиции, врача… Протоколы… В морг Кировской ЦРБ я также сопровождал маму на своем автомобиле позади милицейского фургона.
«Я знаю, ты ко мне будешь приходить…» - говорила мама, когда мы еще гуляли с ней по коридорам обуховской больницы.
Тёща Мария Федоровна, за несколько дней до собственной смерти, произнесла: «Ну что же теперь делать…?».
Сестра слышала от мамы за 3-4 дня до смерти: «Я, наверное, уже не встану…»
Такое не забывается.
Фасад обуховской больницы, выходящий в сторону Невы. Третий этаж, второе окно слева. Гастроэнтерологическое отделение ЛОКБ – 1-зя палата, хирургическое – 5-ая. Терапевтическая реанимация на 8-ом этаже, хирургическая – на 1-ом, рядом с операционными. Где-то там же и Мария Федоровна лежала перед смертью.
Мои дочери рождались в Кировской ЦРБ, тогда еще родильное отделение было там на первом этаже. Так надо же, чтобы мама проводила свои последние дни в хирургическом отделении ЦРБ как раз над той палатой, где жена лежала с новорожденными дочерями - 1-ая палата.
27-го сентября 1974 г. – наша свадьба
27-го февраля 2005 г. – умерла мама
??? – 27 – 90 – домашний телефон
Е 277 0У – номер государственной регистрации первого автомобиля
27-го мая – день рождения брата Александра
Дачный дом на 4-ом километре находится по адресу: 3-я Южная, 27
27 июля – день рождения Михаила Шарова
27 – половина моего возраста на 2005 год. 54/2=27.
Отец умер 21-го июля 21+06=27
Мама родилась – 17 октября = 17+10=27
1922 = 1+9+2+2=14=2*7 – год рождения отца
1931 = 1+9+3+1=14=2*7 – год рождения мамы
Что означает число 27? Оно о чем-то предостерегает? Или все уже произошло?
Отец родился 07 января
Маме 9 дней – 07-го марта (сестра дважды в один день попала в ДТП)
Маме 40 дней – 07-го апреля (на меня напали бандиты-милиционеры)
02+06+1+9+5+1= 24 моя дата рождения
01+02+1+9+5+6= 24 дата рождения моей жены, тоже совпадает, но это уже другая история
02-го апреля 2005 г в 23.37, на 85-м году жизни и на 29-м году правления ушел в мир иной Иоанн Павел 2-ой, римский папа, духовный отец всех католиков мира, единственный в истории религии понтифик – славянин, краковский поляк Ка'роль Войтыла. Тоже сохранял мужество до последней минуты… Похороны Иоанна состоятся 08 апреля, через день после маминых сороковин. Папа римский избирался в 1978 году, еще при жизни моего отца, а умер после смерти моей мамы. Таким образом, этого человека я могу вспоминать как знакомого для обоих моих родителей. И отец, и мама его видели…
Я был и остаюсь благодарным Богу за моих родителей. Теперь прошу его только дать мне сил, чтобы довести все начатое до конца. Долго ли проживу?
Папа и мама уже там, и все другие старшие родственники тоже. Они и на этом свете появились раньше меня, чтобы приготовить все к моему приходу. И на тот свет они попали передо мной, и также приготовят там все как надо. Поэтому мне не страшно будет переходить. Меня ждут там хорошие люди, показавшие в этой жизни любовь ко мне.