ОТРОКИ
Ах, как поют соловьи в передрассветный час! В час самого начала! И кажется: сам Хранитель времени остановил бег своих колёс и сам замер в восхищении от звуков воплощённой жизни. И хочется сделать так, чтобы дыхание, даже сердца стук не мешали этой песне - предвестнице пробуждения...
Этот миг набухающей кровью зари, которую вот-вот пронзит, подобно стреле, луч небесного огня. В душе что-то растёт, что-то большое, светлое. Мучает, радует, томит... И когда кажется, что сердце не выдержит, разорвётся под бременем сладкой муки, вдруг вспыхнет луч-стрела и душа разрешится лёгкостью и удивительным покоем. Вся жизнь только в этом миге! Всю жизнь отдать за этот светлый миг, всю без остатка. Любо погружать помыслы в красоту мира, искать исток всему, часами смотреть на стебель простого цветка, травинку, смотреть вслед летящим стаям птиц, бегущим табунам, стадам... Тонуть умом в бесконечности, чувствуя трепет души.
А вот Леха другой - всё ратиться ему подавай, Гнячко такой же, лишь Устин понимает, но и тот всё норовит к дальним станам, в дикое поле за добычей.
Разве садясь в седло они не чувствуют, как трепещет душа коня, разве в безудержной скачке не устают, не болеют душой за того кто несёт? Разве не умиляет их покорность и верность служения дивных созданий божьих? Разве то зазорно, умилится до слёз и почтить верного друга лаской? Отчего батюшка гневается видя такое? - "Ай скаженный?!! Почто перед людьми срамишся?!! Почто меня срамишь, блудень?!!"
Велень, старый дружинник вступился однажды: "Не гневись на отрока, Ладень, придёт время добрый вой из Яся будет. А что за ратями не бегает, не кручинься, то доброе. Зато уж кто на него ратиться станет, не бывать тому живу, помяни слово моё, а я правду сказал." Вот как отцу ответил! А потом на ухо прошептал: "Великий дар в тебе, отрок, сердцем жизни ход чуешь, потому и скорбь в тебе велия. Знавал в старопрежние времена одного такого - велий человече был..." И всё, больше ничего не сказал, но всё сказанное тогда, Веленем запечатлелось в скрижали ума "велик человек был".
Кто же был тот неизвестный, которого так хорошо знал старый дружинник?
Ох, Ясь, Ясь - забота отцу. Слово сказанное Веленем охладило пыл души. Благо что без насмешек обошлось, а то головой в петлю от позора такого: сын копыта коню целует! Как кипятком по сердцу от такого видения. Как бы Велень слова не сказал, кто знает как бы ещё обошлось... Теперь больше присматривался к сыну: "ну-ну поглядим что за молодец ростёт". Отроки вроде его не задирают, и сам никого не дразнит. Но на потехе оказалось Ясь вовсе не слаб, ногу на грудь никому не ставит, но никто и его не может одолеть. Не вёрткий, в горячку не впадает, но не может его никто ни ухватить, ни с ног сбить. Чудно, только дивится на такое и на отрока не похож, ровно старец: не бегает, не буянит, не в отца пошёл... Часто говорил с женой о сыне, но Слета всякий раз пожимала плечами: жив-здоров, что ещё надобно...
Хмурился, но сказать не решался. А дума крепкая - кому род продолжать коли с душой расстройство у сына? Окольными путями пытался выведать, всё ли в роду чисто. О себе беспокоится нечего - с отцовой стороны все ратники, крепкий люд. Но Слета не понимает намёков и лишь высоко вскидывает густые, широкие брови, пожимая плечами, а в прямую спросить не выходит, обидится может. Знать без волхва не обойтись, тревога одолела: Ясь уж в ширь пошёл, по плечам сравнялся, а глаз пуст, холодный глаз - не влечёт его на добычу, девки его не манят... И не сохнет, наоборот - цветёт. Ходит и ходит себе... Безотказный - скажут чего, делает. Хорошо, нет - плохо, нет слова своего, душа как не живая. Сам бывало с словом отцу не задерживался, до мечей дело доходило... Раздразнить бы его что б подратся, что б на мечах, да до крови бранной, глядишь и поправится когда до крови дело дойдёт. Но сын на толчки и не глядит, от цепляния локтем тоже толку нет... И разъярится на Яся не выходит, стоит в глаза сыну посмотреть, весь задор пропадает. Нет, надо к волхву вести, пусть своё слово молвит серцеведец.
Ведомир встречает у ограды капища, стоит опершись на посох, в глазах волхва ясно, чисто как в ключевой воде. "Кручина меня гнетёт, отец" - еле выдавил из себя.
- Всякая кручина проходит, всякая беда иссякает коли пищи ей не давать, - бодрый голос волхва даёт силу и надежду. -Истомился ты умом, вой. Почто не в свою колесницу полез? Почто ранее не шёл? Или не ведомо тебе мироустройство? - Кому пахать, тот пашет дОбро и лучше его то дело ни кто не сделает, кому меч, тот им и владей, сокровенное, от века и до века, тому, кто предназначен пути такому. Так было, так есть, так будет...
Ведамир слушает молча, глаз прикрыл, словно приспал волхв. Но в глубине полуприкрытых яркосиних глаз, таится такая живость мысли, такая удаль, что мнится: ведает волхв печаль души и к чему слова, что льются безудержным потоком... Окончен сказ нет более слов. Отчего же молчит Ведамир?
- Душу человеческую мудрено разгадать, - звонкий голос волхва заставляет вздрогнуть. - Таится она от взгляда чужого, её лишь Вышний ведает... Скажи отроку своему, пусть придёт ко мне на заре, утренней ла вечерней - посмотрю его. Увижу, призову, скажу, нет - не обессудь. Ступай.
Волхв легонько пристукивает посохом по земле....
- Ясько!
- Да, отец...
- Волохв Ведомир тебя к себе кличет. Ты на зорке к нему ступай, как возвернёшся, поведай зачем ты ему занадобился...
- Так, отец, - сын замер словно ожидая.
- Ступай...
- Куда мне?
- Да куда хошь! - Прикрикнул на сына. - Что за вой, не знает куда идти!..
- Ладно, -отвечает сын, пусто блестя глазами .
"Ой не ладно, -сверлит мысли. - Совсем не ладно. Слово молвил, а душа молчит, глаз смотрит, да не видит. Какая дума у него? Отроку жизни радоваться..."
Сын пробыл у волхва до заката, каким ушёл, таким и пришёл. Как ни вглядывался в сына так ничего и не увидел нового в нём.
- Что ? - спросил с угасающей надеждой.
- Завтра на закате пойду...
- Что ж было?
- О том велено молчать...
- Молчи, но мне скажи.
"Неуж-то скажет, слово нарушит? А не скажет, разъярюсь, авось слово за слово - подерёмся..." Ясь молчит, пусто глядя в глаза. - Ты что ж это, с отцом говорить не желаешь?! - косит красным глазом отец, хватаясь за рукоять меча...
"Ну, сыне, обнажи же свой, ты же сын воя! Неужто не взыграет ретивое молодечество?!"
- Пошли на двор, - коротко бросил на ходу.
Сын стоит не двигаясь. "Гнушаешься?!" Глаза отрока покойно взирают, ничего в них, ни страха, ни гнева... и такой хлад в них, что сердце сжимается... до боли. Скрипнув зубами, топнул ногой, выбежал из горницы, пинками по дороге расшвыривая котов. Перед глазами стоял странный горький образ сына- мучителя. Не такого исхода ждал. Ждал ответных слов, ответного гнева, раны от руки единокровной, на всё был готов, но холод бестрепетных глаз оказался сильнее... был сражён им, и был зол на себя за то что отступил.
- Что с тобой, муж? -- жена ласково касается плеча.
Но сил ответить нет, в груди клокочет волна горечи и гнева. Тяжёлый ком давит горло...
- Откройся, ладо, не таись. Излей боль свою, не трави душу... - словно хмелем пьянит голос жены.
"Я...ась" - еле выдавил из себя, и замолк, не было сил продолжать. Лёгкая рука жены гладит по волосам: "Ослушался?" Но как ответить?! Как сказать если нет слов, если горькие чувства разрывают рассудок?!
- Ну и ладно, - примерительно на распев говорит жена. - В кои-то веки и поругаться можно. Поругаетесь и помиритесь. Коли не ругаться, так и не мириться. Утешся, ладо, не томись.
- Да как бы ты знала... что!! - выкрикнул с болью, задыхаясь.
- Что ты? Что?! - встревожилась не на шутку Слета.
Как сказать?! Что сказать? Не передать словами чувства злые... Неужто волхв не поправит? Неужто пропадать от мыслей чёрных?
Проходит день. Вечерняя заря заливает горницу последними солнечными лучами. Ясь выходит из терема. "Куда это он ?"- Слета кладёт голову на плечо, трётся, ласкается виском .
- К Ведамиру на капище.
- Волхву ?! Что тому занадобилось от нашего Яся?
- Не ведаю, - хмуро ответил жене. Слета молчит, глядя в окно вслед сыну и, вдруг смеётся.
- Что?
- Ладный сын у нас растёт, муж: стан груздём, ликом пригож, глазом светел, то знак добрый - чистая душа. Весь в тебя - жена лукаво щурит глаза, как, много лет тому, девица.
- Так глаголешь словно от тебя ничего не перепало...
- Кровь-то твоя, Лад...
- Наша. Наша кровь - от союза двух сердец рождён, - молвил вдыхая родной запах.
- В-верн-но -- воркует в ответ жена, вся подаваясь навстречу.
...На горе Белянице, белая руница лежит дожидается кому достанется.... Что чуешь, отрок?
- Свет, батюшка...
- Зришь его глазом?
- Зрением мысли зрю...
- Покоен ли дух в тебе?
-Так, покоен...
Глаза волхва в темноте капища светят дивным светом; рука с посохом кругом ходит над головой: гой велик, гой славен, гой - сила над силою... Что теперь зришь?
- Тебя зрю...
Волхв приближается с зажжёнными булавами; огни мелькают перед глазами кругом...
- Гляди, гляди, чадо... Что зришь?
- Свет...
- От огней ли?
- Н-нет, то свет не огненный...
- Зраком зришь?
- Зраком...
- Дух в тебе покоен?
- Н-нет...
- Что чуешь?
- Радость велию... С-сладость чует душа - слёзы потоками хлынули из глаз. Рыдание вырывается из груди...
- Говори!!! - слышится жесткий приказ Ведомира.
- Д... до селе не б..было т-акого... Ои-й, что же это?!! - потоки слёз заливают, в груди болит от неуёмных рыданий, давит сердце, дышать больно.... - Томно, томно мне...
- Позри мне в очи!!! - стены капища гулко отзываются на крик волхва... Тело вздрагивает; взгляды сливаются воедино. Властный взгляд Ведомира входит в самую суть естества...
"Сгубил волхв проклятый сына, испортил. Убью лиходея... Целую ночь у себя в капище держал, воли не давал... Посеку в щепу, пень старый..." Ноги, не чуя под собой земли, несут к капищу; рука до онемения сжимает рукоять меча.
Ведомир встречает у ограды... Пристальный, властный взгляд яркосиних глаз сковывает дерзкий язык; готовое сорваться гневное слово замирает на устах, рука на мече налилась тяжестью... Ведомир отворачивается и идёт в капище, ноги сами собой несут вслед за волхвом, огненая булава в руке волхва обходит тело при входе... Волхв садится, усаживает напротив, колючий взгляд теплеет и под ним оттаивает в груди тёмное чувство, уступая место стыду. Щёки горят от прилившей к ним, крови, взгляд тупится...
- Слушай меня, Лад сын Едина, слушай внимательно что скажу. И запомни всё, - звонкий голос резкой болью терзает слух. - Оставь в покое сына, дух в нём спит и будет так до срока. Когда же будет пробуждение, не скажу тебе - в том нет ни радости, ни печали. Когда исполнится всё, быть ему наипервейшим среди первых, ибо сердце его видит жизни ход. Не пытай его более ни о чём и дух твой успокоится. От пытаний твоих одно расстройство. Обрати взор свой на жену свою, томится она. Оба вы в летах зрелых, до старости вам далеко... Негоже, вои, тебе её забывать.
Лик в который раз вспыхивает.
- А теперь, испей со мной мёда - я всё сказал.
~~~ * * * ~~~