Северная

Валериан Александров
               
    
      Столовая «Северная» совершенно беспринципно расположилась строго на юг от завода «САМ», как бы намекая на свою полную от него независимость. Лукавила. Потому как во всю мощь своих общепитовских резервов кормила умственный и мускульный потенциал всех 25 –ти цехов предприятия (плюс свой немалый персонал).
Белые, чёрные и синие халаты рабочего триколора скромно расцвечивали с 12 до14 часов линию раздачи невычурных блюд трудовых пятидневок великой державы с аббревиатурой СССР…
      - О! Опять ты спереди, Палыч?!
      -  Спереди у тебя, Мишаня, ширинка, а я крайний.
Бросишь курить, раньше поспевать будешь.
      -  И пусть на лыжи встаёт, Сан Палыч.
      -  Так за тобой, Валюша, хучь на лыжах. Только мигни.
      -  А Танюху, свою законную, куда денешь, ухажёр?
      -  А мы, Валя, пару раз в месяц на профсобрании с тобой подзадержимся. На «лыжонках» прокатнуться.
      -  Поднос возьми, трепло! - и Палыч неторопливо потянулся за двойной порцией солянки.
      -  А ты меня, Сан Палыч, в свою бригаду возьми, к премиальным поближе.
      -  Взял бы, Миня, поближе, будь у тебя разряд повыше, . Так что парься покуда в такелажниках.
      -  Вот, вот, – кокетливо «прочирикала» Валентина, ставя на поднос салат с капустой, – и пусть попарится.
      -  А ты, Валюх, капустки то побольше бери, с неё «эти» растут, тебе в самый раз, – нарочито громко выдал Михаил в расчёте на соседей по очереди. Но сильно просчитался.
     Перед Валентиной стояли две её старших «товарки» по шлифовальному участку. И пока их очередь дошла до раздачи вторых блюд, они так вербально «шлифанули» Мишу по мужским «недостоинствам» и прочим гендерным нюансам, что дрожащей рукой он разлил по подносу немалую часть только что вожделенной окрошки.
С немым воплем надежды он посмотрел на Палыча. Но тот, имея в прошлом неоднократный опыт подобных «пикировок», с монументальным лицом Рабочего скульптуры Мухиной, молча водрузил на поднос гречневую кашу с котлетой.
     От полного «общепитовского» фиаско, на грани изжоги, Мишу спасла только что пришедшая в конец очереди привлекательная пара из монтажного цеха, с разницей в возрасте лет в двадцать. Мило общаясь шёпотом, они взяли на двоих один поднос.
И боевое трио шлифовальщиц напрочь забыло о предмете их недавней экзекуции, легко переключившись на «камерное» исполнение оратории под названием «суд тройки»…
      -  Гляньте, как хвост пушит, кобеляра!
      -  При народе в хороводе. А ещё парторг.
      -  Так ты сама партейная.
      -  Я ж сердцем, а этот другими местами.
      -  А жена то знает?
      -  Да у той в райкоме, поди, своя колода любовничков.
Как жар-птица ряженая ходит.
      -  Ну, ой, ой, ой! Аж спинку выгнул, хрен подержанный.
      -  Запёрдыш бумажный!..
      Палыч не чаял, как быстрей добраться до кассы, тем паче, что «прессуемый» парторг из монтажного был его давним соседом по даче.
 И чтобы отвлечь маленькую «свору», он делано участливо спросил:
      -  Как там компот сегодня, девчата?
      -  Да не очень.
      -  А кисель?
      - Не, Палыч, возьми лучше компот…
     Через минуту кассир Тамара поставила финальные точки в чеках, и каждый со своим «удовольствием» в пределах 50-ти копеек осторожно прошаркал на посадку за свободные столики…
      За оставшиеся минут двадцать успели и шлифовальщицы, в очередной раз, домыть косточки парторгу, и Мишаня выслушать причавкивающее бурчание Палыча «за жисть», и сладкая парочка из монтажного вволю пошептаться, на что-то ещё надеясь.
В чём-то одинаковые и разные люди, под приютившей их на полчаса крышей заводского общепита…
     Прибывали и убывали парами, в одиночку, и маленькими группами новые «соучастники» маленького праздника чревоугодия. Шутили, незлобиво перебранивались, делились новостями и сплетнями.
В эти каждодневные 2-а часа рабочей пятидневки общепит будоражил и наполнял суетой жизни незатейливо окрашенную столовую «Северная» несколько пятилеток великого застоя…
     И только престарелая посудомойка тётя Груша, никого не осуждая и ни о чём не рассуждая, устало смахивала в дюралевый бак свежие объедки и складывала в большую раковину из нержавейки стандартные тарелки со стандартной надписью незатейливой, вечной (как казалось), и не до конца осознанной тёмно-зелёной каллиграфии «Общепит»…