Иван Александрович

Содамарине
Забросив руки за голову, Иван Александрович позволил себе растянуться от души на уютной траве в Александровском Саду. В ту ночь, над его головой, было изумительное звездное небо.  Он с интересом вглядывался в каждую замеченную им искринку, позволяя себе заигрывать с образами, возникающими в его голове.

У Ивана Александровича разительный день был сегодня. Ведь столько славных людей в этом шумном городе он еще не встречал. И любезные юноши в странных одеждах, с удовольствием помогающие найти ему свободное место в парке. И эта голубушка в бирюзовой юбке до пят… ох уж эта голубушка. Насколько Иван Александрович был забывчив, имя ее он запомнил, где то намного глубже, чем в его памяти – Машенька. Простое, ничем вроде бы не примечательное имя, из ее уст прозвучало чрезмерно упоительно. И скромная улыбка, и длинные темные волосы, и тоненькие пальчики. Все это, делало ее нежнейшим, не земным созданием. А в наше время, знаете ли, таких ангелов редко встретишь. А Машеньку он застал в парке, за удивительным для нынешних дам занятием. Она так глубоко и чувственно всматривалась в разнообразие красочных цветов. И трогала своими пальчиками аккуратно лепестки, и приговаривала что то. И главное то, всегда так ласково им улыбалась. Как будто и не цветы это были вовсе. А ее братики маленькие, такие родные и не способные самостоятельно в этом большом мире существовать.

Иван Александрович с упоением наблюдал за этой картиной. И хотелось ему так простоять неделю, месяц, может и несколько лет. Хотелось, чтобы его уже немного пожелтевшее сознание вдруг налилось этими яркими красками спокойной и уютной жизни.
И, как часто это бывает, его помутневший разум, его мечты и надежды, разбились на множество разноцветных осколков, мозаикой упавшей на серый асфальт. Маленькая, хитрая и злонравная собачонка вцепилась ему в ноги. И так она громко лаяла, что у Ивана Александровича уши заложило. Он громко там заныл, всхлипывая от досады. Зажмурив посильнее глаза, руками прикрывая раздраженные шумом уши, он не хотел верить в происходящее. И повторял, повторял себе что то под нос. Пока совсем не потерял сознание.
Ивану Александровичу показалось, что он в раю. Ну или как минимум, он выпросил у Бога вернуться туда, где все началось. Перед его почерневшим от солнца и грязи лицом, склонилось нежное и радушное личико этой душеньки. И беленькие маленькие зубки, и голубые глазки, смотрели на него с такой любовью, что голова у него кружилась еще сильнее.

- Меня Машенька зовут. Вы как себя чувствуете?
- Эээ.. да … да… не знаю даже. Хорошо, Машенька. Наверное даже слишком хорошо.
- Вот и замечательно! А эту маленькую, сварливую собачку я прогнала. Она вы знаете ни в чем же не виновата. Ее наверное обидел кто, и не раз наверное. Вот она и злится. Вы вообще может ей показались знакомым, как раз тем то, кто и обидел. Вот она и обозналась.. Ой, Вы же наверное кушать хотите! Пойдемте я вам что нибудь куплю! Ой, а вы встать то можете?

А Ивану Александровичу и не хотелось вставать. Он бы так и лежал на этой траве, так бы и смотрел в эти небом залитые глазки. Так бы и наслаждался таким Божьим созданием.
Но он встал конечно. И молча так пошел с ней до кафе, где вроде как пирожки продавали. Она так сказала. И так шли они по этой мостовой. И рассказывала она ему про себя. Про то, что замуж не так давно вышла. За хорошего кстати человека. И все у нее замечательно. К сердцу близкие люди только вот далеко. А ездить уж часто и не может к ним. А была бы воля ее, так рядом бы подселила их. Только вот муж не соглашается.

А потом, она в его завязанные тряпками руки, положила пирожков. Да каких! И с мясом вам, и с картошкой. И с грибами были, Иван Александрович их особенно любил. Он вообще любил пирожки, да булочки. Помнится как мамаша его пекла в доме пирожки. И долго так всегда. Уж запах по всему дому, и к печке то подбегаешь, а брать нельзя ничего, не поднялись еще, не подрумянились. И мамаша всегда смеялась над ним, говорила ему, что будешь торопиться, и вообще ничего не получишь. Надо уметь ждать, тогда и вкуснее будет.

- Мне уж пора идти, Иван Александрович. Вы простите , что покидаю вас. Да я должна была давно к дому подойти. Там же и убраться надо, и наготовить сегодня. У нас в доме то праздник! Да какой славный! День рождение у бабы Маруси. Она старенькая у нас совсем, но очень хорошая. Я ее очень люблю, она меня маленькую еще качала в кроватке. Вот и бегу ее  наготовить, да накормить.
- Конечно, Машенька. Да Вы моя Хорошая, какие у вас глаза все-таки красивые. Знаете, прямо совсем как чистое такое, нежное небо. Большое, глубокое, но очень ласковое. Так и вы на меня весь день смотрите. Мне уж и не мечталось такого подарка то. Вы бегите, бегите. Я Вас всегда помнить буду. У вас сердечко то еще юное совсем, но какое большое. Вы вон меня сегодня как спасли.

И она побежала. И правда, побежала, перебирая своими ножками маленькими, так быстро быстро. А бирюзовая юбка так и переливалась в солнечных лучах, радую глаза окружающих.
Иван Александрович, после, прошелся еще по Саду. Нашел там место для него уютное, да и прилег. Так, просто, на траву, а куда ж еще.. И смотрел в это звездное и искристое небо. И ел пирожки. И с мясом, и с картошкой, и с грибами. Последние он особенно любил.