Справедливость 3

Дмитрий Самойлов 2
Ночь. Полная луна. По дороге едет машина. Останавливается посреди поля. Из неё выходит женщина. Она осматривается, и плавно переступая, касаясь руками полевых цветов, медленно идёт по полю. На ней платье, лёгкое, светлое, тонкое. Красивыми волнами ниспадает оно вниз. На груди женщины поблескивает золотой крестик с рубиновыми камнями. При свете Луны он переливается, играет гранями. Женщина о чём-то думает. Ветерок рисует приятные очертания её фигуры; плавные линии тела, изгибы ног. Приятным дуновением, ласково касается её головы, играет кончиками волос. Они покачиваются в такт шагам, повторяя успокаивающие движения травы.
Женщина останавливается. Один локон падает на её лицо и, рассыпаясь на отдельные волоски, скользит по нему. Женщина улыбается, опустив голову, поправляет его рукой. Замерев, она смотрит вдаль. Затем поднимает взгляд на небо. Ночное… Тёмное. На нём множество мерцающих точек-планет. Вот, падает одна звезда, другая. Ещё и ещё. Женщина улыбается, загадывает желание. На короткий миг её лицо вспыхивает от счастья. Но миг проходит. Женщина, грустно опустив голову, бредёт обратно к машине.
О чём она думала? Вероятно о счастье, которое не каждому даётся на земле. Что надо сделать, чтобы его получить? И если оно появляется короткими эпизодами, то, как продлить их присутствие? Удлинить интервалы. Сделать ярче, насыщеннее.
На что похоже счастье? На чудесный разноцветный витраж. Наташа – так зовут женщину, часто представляла его именно таким. Какое-то короткое время в своей жизни она любовалась им. Счастьем-витражом. Лучи солнца, попадая на него, зажигали весёлые огоньки, расцвечивали и играли красками стёкол. И это радовало её. Она веселилась. Но всякий раз счастье рушилось. Чудесный разноцветный витраж разбивался.
Наташа плакала от боли и отчаяния. Она подносила  к заплаканным глазам порезанные осколками витража руки и разглядывала их. Алые капельки крови стекали по её ладоням и, смешиваясь со слезами, падали вниз.
В её жизни было именно так. Но почему это происходило? Счастье, едва появившись, исчезало. Она даже не успевала насладиться его присутствием, как оно рушилось. Разбивалось на множество осколков, которые ранили, причиняя ей боль. Мечты обращались в пыль и улетучивались.



Глава 1

Митрополит Анатолий неторопливо прохаживался по внутреннему дворику своей монастырской резиденции. Он ждал агента. Агент был непростой, с экстрасенсорными способностями. Мало того, это была женщина, симпатичная, среднего возраста и очень умная. Вот именно это последнее обстоятельство, часто тревожило митрополита. Он всегда боялся, что она окажется умнее его и поэтому к её помощи прибегал крайне редко, в исключительных случаях. Теперь такой случай настал. И потом, что очень важно, он был к ней неравнодушен. Она притягивала его, заставляла думать о себе, волновала. Это происходило всё чаще и чаще. Причина, для которой он пригласил её, была лишь поводом, чтобы в очередной раз её увидеть. Митрополит гнал от себя «греховные мысли». Раньше ему это удавалось. Но сейчас, по крайней мере, почти год, он обнаружил в себе некий голос, который подталкивал его на такие решения, которые шли вразрез с его воспитанием. Наконец он перестал сдерживать себя и решился открыться ей. И такое решение далось ему не просто. Бессонные ночи, которыми он обдумывал свои предстоящие действия, отразились на его лице морщинами, а переживания прибавили ему седины. Но подобные изменения не испортили его облик. Напротив. В чертах его лица появилось больше благородства, поступь стала легка, а голос уверенней. Глаза сияли чистотой и нежностью.
Почувствовав порыв свежего ветра, Анатолий поёжился и повёл плечами, посмотрел на часы. Недавние события, в которых он принял самое живое участие, выбили его из привычной колеи. Он стал нервным и раздражительным, быстро срывался. История с взбунтовавшимся священником не закончилась. Они с Громовым взяли тайм аут. Но время идёт и надо ставить точку. В последние дни митрополит думал, как бы получше всё обстряпать. Для этого ему и понадобился агент.
Вспомнив о Наташе, он улыбнулся. К нему вернулась былая лёгкость, и безумные фантазии закружили голову. Ещё раз, взглянув на часы и бросив взор на купола монастырского храма, митрополит направился в свои покои. До встречи оставалось полчаса. У него хватало времени, чтобы решить некоторые вопросы. Он вошёл в кабинет и сел за стол. Надел очки, включил спокойную музыку и стал разбирать бумаги. Через несколько минут раздался стук в дверь.
- Да, войдите – сказал митрополит, подняв голову.
Вошёл его секретарь отец Евгений. Это был подтянутый мужчина, преклонных лет, отличающийся завидным усердием и исполнительностью. Занимаясь жилищными афёрами, он попал в неприятную ситуацию и митрополит, чувствуя к нему расположение, помог выпутаться. Затем приблизил его к себе, взамен погибшего в недавних событиях помощника.
Отец Евгений подошёл к столу, поклонился и раскрыл папку, сказал:
- Ваше Высокопреосвященство, настоятель городского храма просит совета.
- Так? – митрополит откинулся в кресле и, поигрывая с зажатым между пальцами карандашом, внимательно посмотрел на секретаря – И что же он сомневается?
- Одна певица хочет крестить ребёнка в одном из наших храмов – отец Евгений вынул из папки листок и протянул его митрополиту.
Митрополит взял бумагу, поправил очки и стал читать, шевеля губами. Секретарь зашелестел листами, готовя очередной вопрос. Прочитав, митрополит протянул бумагу секретарю, снял очки и, засунув дужку в рот, задумался. Он думал совсем о другом. Отец Евгений застыл в почтительной позе, ожидая решения. Рука его, вытащив из папки очередной лист, замерла на полпути. Выдержав паузу, митрополит перевёл взгляд на окно и сказал:
- Ну, хочет, пусть крестит. Разве церковь против?
- Да нет – отец Евгений замялся – Вы невнимательно читали, Ваше Высокопреосвященство. Тут не всё так просто.
Отец Евгений вложил вытянутые листы обратно в папку и чуть наклонившись, продолжил заговорщицким тоном:
- Она хочет, чтобы в середине дня, в воскресенье из храма удалили всех верующих. Ей, видите ли, они мешают…
Митрополит оторвал взгляд от окна и внимательно посмотрел на секретаря. Вынув дужку очков изо рта, произнёс недовольно:
- Думают за деньги можно всё купить! И Божье благословение тоже?
- У меня есть сведения, – секретарь подошёл ближе – Что ребёночек-то, между прочим, суррогатный…
Лицо отца Евгения расплылось в злорадной улыбке. Митрополит насторожился. Секретарь продолжил изменившимся голосом:
- То есть не в христианском браке рождённый…
Немного поразмышляв, митрополит уселся в кресле поудобнее и ответил:
- У меня на этот счёт своя точка зрения – он скорчил смешную рожицу.
- Видите ли, - сказал митрополит вкрадчивым голосом – отец Евгений, современные веяния и всё такое прочее… – при этих словах лицо митрополита обрело свой нормальный вид – В конце концов, наплевать, лишь бы деньги платили! – вдруг выпалил он, хлопнув ладонью по столу.
Секретарь поёжился и сделал шаг назад. Митрополит впился в него глазами и продолжил:
- Но вот то, что она ставит себя выше остальных людей и считает их быдлом не заслуживающим внимания. Вот это плохо – резюмировал митрополит и, откинувшись в кресле, с довольным видом посмотрел на секретаря.
- Да! Я тоже того же мнения – сильнее сжав папку, подхватил отец Евгений – Все эти поп-звёзды мелькающие на ТВ и обложках глянцевых журналов ведут далеко не праведный образ жизни. Крещение и венчание для таких, как они – всего лишь рекламное действо, шоу. Балаган костюмов, как угодно! Пустить пыль в глаза! Вот задача номер один! Чтобы о них говорили, больше писали в газетах.
Отец Евгений занервничал, стал переступать с ноги на ногу и слегка покраснел.
Митрополит согласно закивал головой и добавил, прищурив глаза:
- Я не хочу, чтобы храмы моей епархии использовали в рекламных целях. Настоятелю передайте, что священник не марионетка. Кинул денежку, он и задёргался в ответ. Пусть звонит если что. Мы ему надёжную крышу обеспечим. А эта певичка, пусть засунет себе свои деньги в одно место! Хе-хе!
Митрополит с довольным видом рассмеялся, заёрзал в кресле. Секретарь тоже захихикал, расслабился.
Внимание митрополита отвлёк шум, доносившийся из приоткрытого окна. Он привстал и повернул голову. Затем поспешил к двери.

Во двор монастыря, распугав прогуливающихся монашек, въехал мотоциклист. Он сделал круг и, заглушив двигатель, припарковался. Из включённого радио на панели приборов мотоцикла, послышалась песня:
«Да ты молчанием своим меня погубишь. Да я молчанием твоим души не исцелю…»
Мотоциклист снял шлем. Это был агент митрополита. Её звали Наташа. Поставив ноги на землю, она расстегнула ворот куртки и, достав из кармана зеркальце, поправила волосы. Оставшись довольна своим видом, и подёргивая ногой в такт мелодии, Наташа окинула взглядом местность. Радио напевало:
«Да ты тихонечко скажи, кого ты любишь.  И я тихонько скажу - одного тебя люблю…»
Два монаха, проходя мимо, остановились, покачали головами, и пошли дальше. Наташа выключила радио, и грациозно покинув сиденье мотоцикла, легко взбежала по каменным ступенькам крыльца, ведущим в покои митрополита. В приёмной её задержала охрана, но митрополит, приоткрыв дверь кабинета, махнул рукой:
- Пропустите! Я жду.
Дежурящий возле его двери охранник повторил:
- Пропустить! К Его Высокопреосвященству курьер!
Наташа вошла в кабинет и поздоровалась с порога:
- Добрый день, Анатолий Степанович! Меня, ваши за курьера приняли.
- Здравствуйте, Наташенька – митрополит улыбнулся и знаком отпустил секретаря, сказав напоследок:
- Пусть настоятель позвонит. Я ему всё объясню популярно. Надеюсь, аванс-то он не брал?
- Нет. Ума хватило – ответил отец Евгений.
Он недовольно покосился на незнакомую женщину, наклонил голову и чуть помедлив, вышел.
Митрополит, проводив взглядом секретаря, повернулся к Наташе, предложил любезно:
- Проходите. Не хотите ли чайку с дороги?
Наташа благодушно стрельнула глазками и села на стул возле стола, сняла с плеча сумочку и, положив её себе на колени, уставилась на митрополита. Она чувствовала себя уверенно. Настолько насколько может себя чувствовать женщина, которая хорошо выглядит. И каждый день отмечает на себе заинтересованные взгляды мужчин и завистливые взгляды женщин. На Наташе было одето красивое платье с белыми кружевами и джинсовая куртка со стоячим воротником. На ногах элегантные сапожки на низком каблуке с маленькими двойными бантиками. Один из бантиков был меньшего размера и обрамленный тонким золотым кантиком, накладывался на второй. Всё это отлично сидело на её фигуре. Хорошая причёска и изысканный макияж завершали заманчивую картину.
- Спасибо – ответила она через некоторое время – Хотя нет…
Рядом с письменным столом, на журнальном столике в двух изящных вазочках, накрытых салфеткой,  лежали сушки, конфеты в разноцветных обёртках и пряники. Рядом, распространяя  ароматный запах фруктового чая, стоял заварочный чайник и две пустые чашки на блюдцах. Наташа, демонстрируя соблазнительный маникюр, двумя пальчиками, аккуратно приподняла салфетку и взяла одну сушку. Откусив кусочек, принялась неторопливо жевать, беззаботно разглядывая обстановку.
- О-о! С ванилью я люблю! А вы? – она пододвинула к нему вазочку.
- Я на диете – холодно ответил митрополит, мельком взглянув на сладости.
- Хотите похудеть? – весело предположила Наташа.
- Нет…Гастрит… А хочется иной раз порезать колбаски…
- И съесть! – задорно добавила Наташа.
Митрополит посмотрел на неё с улыбкой, прищурился и ответил:
- Нет, сначала понюхать. А потом положить в рот и жевать, жевать…
Он мечтательно вздохнул и вдруг встрепенулся, как будто чего-то вспомнил:
- Наташенька, вы раньше на мотоциклах не ездили. А теперь...?
- А что плохо? – притворно удивилась Наташа.
- Да вообще-то, нет. Но всё же…
- Раньше было лучше? – она игриво качнула головой – В журнале посмотрела. Решила попробовать. И потом приходится, так удобнее к вам добираться.
- Может поставить чего? Какую музыку предпочитаете? – спросил митрополит, чтобы перевести разговор в другое русло – У меня здесь на любой вкус – он обвёл рукой полки с дисками.
- Поставьте на свой вкус – ответила Наташа, переведя взгляд на старинный иконостас в углу кабинета.
- Ну, хорошо…
Анатолий Степанович сел за стол и включил запись. Заиграла приятная мелодия. Он вздохнул, потёр пальцами виски и вымолвил:
- Когда я нервничаю, у меня начинает болеть голова. Возраст, знаете ли.
Наташа медленно отвела взгляд от иконостаса, провела рукой по краешку губ и, растерев пальцами комочек помады, спросила:
- Зачем звали, Анатолий Степанович? И чего это вам вдруг нервничать пришлось?
- Ты же в курсе моих дел, Наташа. В последнее время мне пришлось туго. Бизнес под угрозой. Да и чего говорить! Человек стареет. Этот процесс неизбежен. И я не исключение. На покой пора.
Он снова вздохнул, но уже более жалостливо. Встал и подошёл к окну. Погладив бороду, посмотрел на двор и грустно улыбнувшись, продолжил:
- Можно оттянуть этот срок. Да…Здоровое питание, образ жизни и всё такое. Но смерть всё равно придет за тобой, и я чувствую её приближение. Ангел смерти летит ко мне на своих чёрных крыльях…
Митрополит, набрав воздух, надул щёки и выдохнул. Повернул голову к Наташе  и посмотрел на неё взглядом полным печали и сожаления.
- Его крылья заслоняют от меня солнце – вымолвил он с задумчивым выражением на лице - И вот, настанет тот день, когда… – он сбился, губы его задрожали, лицо перекосилось.
Митрополит достал платок и приложил к лицу. После необходимой паузы, заговорил:
- Когда ангел заслонит солнце, и оно исчезнет для меня навсегда…Знаешь, я ведь каждый вечер ложусь спать и боюсь не проснуться утром… Увидеть утро! О-о! Какое это счастье! В молодости я не понимал всего этого. И только сейчас понимаю. Жизнь даётся один раз.
Наташа, молча, сидела и слушала непривычные для её слуха признания. Лицо её стало серьёзным и сосредоточенным. Анатолий Степанович оставил в её жизни глубокий след, и она не могла остаться безучастной к тому, что творилось у него на душе. Он часто помогал ей советом и нередко вытаскивал из тяжких передряг, в которые ей случалось попадать время от времени. Их связывали непростые отношения и, наверное, они были друзьями. Хотя такое понятие, как дружба, каждый трактует по своему усмотрению.
- Но есть ведь и загробная жизнь – нарушила своё молчание Наташа – Вы мне говорили…
- Не то это всё! – митрополит спрятал платок и досадливо махнул рукой – Того, чего на Земле уже не будет. Как здесь не будет! – он вытянул руку, указательным пальцем показал наверх и отрицательно повёл головой из стороны в сторону. – Там, нет такой полноты жизни! Нет энергии наполняющей тело в нужный момент. Нет счастливых озарений и мук творчества. Радости от насыщения пищей тоже нет. Жизнь в другом измерении лишь жалкое подобие жизни на Земле. Знай это и помни. Главное в нашей жизни - прожить её не зря, и чтобы было о чём вспомнить. Каждый понимает и решает этот вопрос по-своему. Я, опираясь на свои знания, понимаю так. Кто-то иначе. В зависимости от воспитания и той среды, где живёт. Я хочу прожить остаток своей жизни достойно.
- Но, Анатолий Степаныч, вы же сами говорили…
Митрополит поморщился:
- Религия это идея придуманная жрецами – он небрежно махнул рукой куда-то в сторону – Так было всегда и сейчас тоже. Сказка для плаксивых бабушек в платочках, вытирающих слёзы по церковным углам, возле икон. Хе-хе!
- А вера? – попробовала возразить Наташа – Это так много! Я тоже иногда хожу в церковь и…
Митрополит перебил её:
- Вера? А что такое Вера?...Это идея, втиснутая в некие рамки…
Увлечённый обсуждением интересной темы Анатолий Степанович, уперев руки в бока, принялся прохаживаться взад-вперёд, поглядывая на Наташу и между тем, продолжая:
- Придуманный церковью постулат, считающийся Законом Божьим. Изначально-полезная, как и множество других идей, она давно утратила для меня смысл – произнеся эту фразу, он сделал нетерпеливый жест, ладонью руки, тряхнув ею в воздухе. – Я не желаю потреблять эту массовую профанацию! И тебе не советую. Вера перестала быть тем, чем она была и превратилась в обыденное соблюдение канонов и учений. Разошлась по течениям, трансформировалась. Если бы я рассказал прихожанам то, что знаю, устои веры бы пошатнулись. Я не могу раскрывать всю информацию. Не имею права. А знаю я много. Кто бы тогда стал ходить в церковь? И вообще, почему люди идут к Богу? Да потому, что церковь успокаивает, дисциплинирует, создаёт некое подобие смысла жизни. И людям становится легче, комфортнее, они лучше переносят выпавшие на их долю невзгоды. Потому что верят. Церковь объединяет людей, она зиждется на вере. Так было всегда. Пусть так и останется. Зачем что-то менять? Уберём существующую религию и тут же возникнет другая. Люди хотят верить и пусть верят. Ну, да хватит об этом…Впрочем, ходи в церковь, если тебе легче от этого. Хорошая аура успокаивает. Ну, так вот о наших делах. Я обещал тебя не привлекать, но извини…
Митрополит, подогнув рясу, устало опустился в кресло. Посмотрел на Наташу, пытаясь по выражению её лица определить, какое впечатление произвели его слова. Затем вытянул ноги в чёрных башмаках и упер безразличный взгляд на миниатюрное распятие, стоящее перед ним на столе.
. - Я хочу знать, что меня ждёт. Посмотри, что там, в будущем – попросил митрополит – Я хорошо заплачу. Ты меня знаешь.
Он откинулся на спинку кресла, сложил руки на груди и посмотрел на неё, ожидая ответа. Наташа, поджав губы, согласно закивала головой. Её экстрасенсорные способности давно пошли на спад и, готовясь к встрече, ей пришлось собирать нужную информацию из газет и интернета. Временами на неё находило озарение, и она видела, как раньше. Но это случалось всё реже и реже. Ей пришлось закрыть свой салон предсказаний и проиграть несколько судов с выплатой ущерба клиентам. Ей нужны были деньги. И как можно скорее.
- Всё плохо складывается – сказала Наташа.
- Я ещё поборюсь – митрополит пожал плечами – Так уж воспитан. Но всё равно. Спасибо за предупреждение. Числа?
- 12-ое и 16-ое этого месяца – ответила Наташа наугад – В следующем – она, выразительно взглянув на митрополита, немного помедлив, сказала:
- 3-е и 24-ое.
- Нужно убрать одного человека – сощурив глаза, выдавил митрополит.
- Мы же с вами договорились – возразила Наташа и сопроводила свои слова многозначительным взглядом.
- Мне мешает один человек – упрямо повторил митрополит.
- Кто он? – спросила Наташа.
- Священник.
- О-о!
- Все попытки, которые я предпринял, закончились неудачей!
Закончив фразу, митрополит хлопнул руками по подлокотникам кресла и сильно сжал их пальцами. Наташа, с интересом наблюдая за тем, как он нервничает, изобразив на лице удивление, спросила:
- Не можете убить простого батюшку?
- Это не простой батюшка, уверяю тебя – митрополит бросил на неё тревожный взгляд – Он опасен. Обернись прихожанкой, вотрись к нему в доверие…
Наташа поморщилась.
Много лет назад, митрополит Анатолий, будучи епископом, отдал Наташу в церковную школу при монастыре. Там готовили агентов для выполнения различного рода спецзаданий. Наташа, ещё девушкой, некоторое время обучалась там и принесла немало пользы. Но с течением времени, повзрослев, решила уйти на покой. Об этом уже с митрополитом Анатолием они заключили отдельный договор.
- Помню, помню-ю – протянул Анатолий Степанович – Так складываются обстоятельства. Что делать? В последний раз…Ну, когда - сама решишь. Главное, слишком не тяни. В ближайшее время с тобой свяжется мой человек. Он передаст аванс и дополнительные инструкции.
- Ах, Анатолий Степаныч! – Наташа покачала головой – Я, честно признаться стала забывать, как это и делается-то… Давно уже не приходилось. И когда вы уже угомонитесь?
Она явно лукавила. В последнее время, пользуясь своими связями, Наташа не раз выходила на связь с нужными людьми и активно подрабатывала, ликвидируя политических деятелей, воров в законе, чиновников погрязших в коррупции и прочее и прочее. Всё зависело от предложенной суммы. И такое понятие, как совесть, её не очень-то волновало. Хотя, конечно, у неё имелся так называемый «кодекс чести».
Митрополит, скорчив забавную рожицу, ответил:
- Да полноте, Наташенька, мастерство не пропьёшь. И потом, что такого? Я не бросаю вызов обществу, а освобождаю Землю от больных и слабых. От греховных людей, погрязших в бесчинствах и пороке. В Ветхом Завете, между прочим,  перечислены грехи, за которые следует предать смерти, ибо это есть «мерзость перед лицом Господа». Да! Там так и сказано…
- Ах, вот как? Ну-ну! – недоверчиво  усмехнулась Наташа.
Митрополит вскочил, подбежал к полке с книгами и выхватил одну. Повернув обложкой, с торжествующим видом показал Наташе и подошёл ближе. Наташа скрестила руки на груди, положила нога на ногу, и, приняв надменный вид, приготовилась сопротивляться. Анатолий Степанович не сдавался.
- Посмотри! – он настойчиво пихнул ей под нос книгу в старинном переплёте.
Наташа сделала протестующее движение рукой. Митрополит не обращая внимания на её жесты, раскрыл книгу на нужной странице.
- Нет, ты только взгляни – настаивал Анатолий Степанович, тыча пальцем в строку – Вот здесь сказано: «Чтобы истребить грех из среды себя». Понимаешь?
Он закрыл книгу и, подняв на вытянутой руке, потряс ею в воздухе, говоря:
- Какой полёт фантазии и глубина мысли! Это великая идея! Вот к чему надо стремиться и чему следовать.
- Но это же мерзко! – возразила Наташа – Посылать на убийство…
Митрополит, положил книгу на место и, скорчив смешную гримасу, ответил:
- А убивать не мерзко?
- Но я же была девочкой! – она надула губы.
- Да, да, конечно – митрополит согласно закивал головой – И я приставил к тебе лучших учителей. Многих из них уже нет в живых. Я превратил тебя в произведение искусства! Человек создан для добра, но сам склонен ко греху. Мы с тобой, Наташечка, не убийцы, а врачи. Стремление к добру, к праведному, заложено в нас Богом. И пока так есть, мы выживем. Мы очистим общество от больных людей.
Наташа внимательно посмотрела на митрополита и спросила:
- Анатолий Степаныч…
- Да. Что-то хотела уточнить?
- Я вот тут давно хотела у вас спросить…
- Я слушаю.
- Вас совесть никогда не мучает? Спокойно спите?
- Хорошо сплю, спокойно – он улыбнулся – Если ты об этом…
- Об этом, Анатолий Степаныч, об этом.
Митрополит облокотился о стол вытянутыми руками и, заглянув Наташе в глаза, произнёс, чётко выделяя каждое слово:
- А что такое совесть? Что ты понимаешь под этим словом? Чувство стыда за неблаговидный поступок? Да? Совесть, это определение придуманное людьми. Внутренняя оценка добра и зла. Нравственное обязательство-установка, наложенное на себя человеком. Сбрось её с себя и тебе станет легче. Это совсем не сложно.
- Да. Может и так – встретив взгляд митрополита, спокойно ответила Наташа.
Внутренне она была согласна с ним, но продолжала строить из себя «правильную девочку».
Митрополит бережно взял её руку и погладил, сказал, не опуская глаз:
- Ты просто устала. Тебе нужны деньги. Я дам тебе их. Я всегда относился к тебе хорошо и выделял из многих людей. И словом и делом. И надеялся, что между нами могли бы иметь место совсем другие отношения. Я могу быть весёлым, очень весёлым. Я стану таким, каким ты захочешь…
- Ну, вы меня просто в краску вгоняете… – она попыталась убрать руку.
Митрополит выпустил её руку и, пританцовывая, сделал музыку громче. Послышалось:
«- Я уже давно потерял счёт дням. Сколько их прошло не знаю и сам…»
- Анатолий Степаныч, как это понимать? – удивлённо воскликнула Наташа – Вы меня на танец приглашаете?
- А почему бы и нет? – поводя плечами, ответил митрополит.
Радио напевало:
«Я тебя создал по обрывкам снов. С чистого листа рисуя эту любовь…»
Наташа улыбнулась и закрутила носками туфель. Митрополит хлопнул в ладоши, глаза его разгорелись, лицо заблестело капельками пота. Стоя на месте и пружиня ногами, он стал мерно раскачиваться из стороны в сторону. Панагия, сверкая золотом и серебром, словно маятник закачалась на его груди. Выбрав нужный момент в музыке, не переставая хлопать в ладоши, он выставил одну ногу вперёд и стал подёргивать коленом в такт мелодии:
«Если ты со мной я могу дышать. Если ты со мной жива моя душа…»
Пример митрополита оказался заразительным. Сначала Наташа, встав со стула, оставалась на месте. Затем не выдержала и, согнув руки в локтях, стала помахивать ими из стороны в сторону, одновременно наклоняя голову и притоптывая каблуками туфель. Увлекаемые нахлынувшим настроением, они, весело поглядывая друг на друга, пустились в пляс.
- Ну, Анатолий Степаныч, вы даёте! – подняв руки, покачивая бёдрами, крикнула Наташа.
- Я, Наташенька, ещё и не так могу! – он присел и принялся попеременно выбрасывать ноги вперёд, выкрикивая:
- Ух-ух!-у-ух!
Но быстро заморившись, сел. А затем, отдышавшись, опустился на колени и, вытаращив глаза, пополз к Наташе, приговаривая на ходу:
- Какая ты красивая…Красивая…
Он обхватил её ноги и, прижимаясь лицом, стал страстно их целовать. Наташа попыталась освободиться. Митрополит не отпускал, говоря:
- Давай поиграем, как раньше! Прошу тебя! Ну что тебе стоит?...
Наконец, после неоднократных усилий ей удалось освободить из его объятий одну ногу, затем вторую. Митрополит растянулся на полу и снова потянулся к ней, жадно растопырив пальцы. Наташа отступила на шаг и ударила его по лицу. Затем ещё и ещё, приговаривая:
- Хватит, Анатолий Степаныч! Придите в себя! Как раньше не будет!
Митрополит тяжело задышал, лицо его покраснело.
- Ещё-ё! – прошептал он, глядя на неё с мольбой.
Митрополит приподнялся и потянулся к ней рукой, рот его открылся, глаза остекленели. Наташа, отступив к столу, взяла с него стакан с чаем и выплеснула ему в лицо. Анатолий Степанович отшатнулся, затряс головой разбрызгивая капли во все стороны.
- Бр-р-р!
Немного успокоившись, он сел на пятки. Вынул платок, промокнул лицо и виновато посмотрев, вздохнул и опустил взгляд.
- Извини! – поднял на неё глаза – Опять что-то нашло. Прости старика.
Митрополит неловко поднялся, оправился, поплёлся к креслу и сел. Сделал музыку тише, сказал, опустив голову:
- Я сказочно богат и одинок. Ты тоже одинока. Я знаю. Мы могли бы быть вместе…
- Не представляю. Вы же дали обет безбрачия…– ответила Наташа неуверенно.
- А ты представь… – он поднял голову и протянул к ней руки с мольбой во взгляде – К чёрту обет! Всё к чёрту кувырком!  Я давно сам с собой разговариваю. Одиночество это так тяжело, горько, так не по-христиански.  Это когда просыпаешься утром и некому рассказать свой сон…Как точно сказано! Мудрая женщина!
- Какая женщина? Вы про кого, Анатолий Степаныч?
- Что? – митрополит опустил руки – Раневская. Это её определение.
- Вы много читаете.
- Нет, Наташа. Раньше. Сейчас не так… Ты можешь дать то, чего мне не хватает. Уверенности в завтрашнем дне. Вселить в моё сердце надежду…И потом, ты ведь тоже одинока…
На его ещё не успевшем высохнуть лице застыло восторженное выражение. Глядя прямо перед собой, он продолжил и с каждым произнесённым словом, выражение его лица становилось решительнее:
- Любишь карусели, как в детстве? Мороженое в вафельных стаканчиках, облитое шоколадом или сиропом? Воздушные пузырьки кукурузы, тающую во рту сладкую вату? А фруктовый лёд на палочке? Как он приятен в жару, когда никуда не скрыться от палящего зноя? А?
- Да… – Наташа посмотрела на него, не понимая, шутит он или говорит всерьёз.
- Мы будем кататься с тобой на каруселях – митрополит вперил в неё горящий взгляд – Есть вкуснейшее мороженое и запивать его свежевыжатым соком. Тебе нравятся розы. Я знаю. У тебя будет много роз! Живых роз! Они будут расти в нашем саду, под окнами и каждый день ты сможешь любоваться ими сколько захочешь. Да что розы! Мы поплывём на большом корабле! Под разноцветными парусами! По ночам звёзды будут указывать нам путь, а днём яркое солнце станет освещать дорогу. Свадебное путешествие! Мы увидим далёкие берега и великолепные острова, окружённые морем. Сказочные водопады, где с высоких, покрытых облаками гор падают чистейшие струи воды. Хрустальные источники. Посетим старинные храмы и прикоснёмся к непознанным тайнам вселенной. Нам будут петь райские птицы. Среди залитых солнцем равнин мы построим свой дом. Каждое утро, просыпаясь, я буду говорить тебе: «Здравствуй, любимая!» Или «Доброе утро!» Или что-нибудь в таком роде. Что захочешь, то, что тебе больше нравится.
Наташа одарила митрополита лучезарной улыбкой, и благосклонно кивнув головой, скромно ответила:
- Мне бы вполне хватило: «Доброе утро!»
Вдохновлённый сказанным, митрополит встал, лицо его преобразилось, запылало и стало излучать энергию. Он расставил руки в стороны, как священник во время молитвы и, обращаясь к Наташе, произнёс:
- У меня никого нет! В какой-то момент жизнь потеряла для меня смысл. Одиночество стало невыносимым. Оно давит меня. Я предлагаю тебе сон для двоих! Подумай…
- Да… Мне надо подумать… – ответила Наташа .
Голос её задрожал. Боясь выдать волнение, она замолчала. Неожиданное признание митрополита произвело на неё сильное впечатление и заставило задуматься. Решительность его намерений не вызывала у неё никаких сомнений. Как женщина она постоянно чувствовала, что нравится ему. Но такое признание оказалось неожиданным. На её лице засияла блаженная улыбка. Их глаза встретились. Промелькнуло что-то едва заметное, понятное лишь им двоим. Образовалась связующая нить, та, что связывает двоих. Митрополит устало опустил руки и сказал уже тише:
- И когда мои глаза, под тяжестью лет, сомкнутся навеки… И я уже не смогу сказать тебе: «Доброе утро».  Я всё оставлю тебе. Всё, что имею и храню. Пусть твоё сердце не молчит. Что скажешь?
- Анатолий Степаныч, ну как вам сказать… – неуверенно начала Наташа.
- Сказать, чтобы не обидеть? – своевременно вставил митрополит.
Наташа кивнула головой. Чувствуя важность момента, она встала и продолжила:
- Анатолий Степаныч, вы, скажем так, не совсем соответствуете моим представлениям о мужчине – левую руку она прижала к своей груди, а правую вытянула и отрицательно закрутила ладонью – Не обижайтесь, Бога ради!
- Каким должен быть по вашему представлению мужчина? – спросил митрополит, вскинув голову и скрестив руки на груди – Моложе? Выше ростом? Объясните, сделайте милость.
- Так и знала, что вы обидитесь – выдохнула Наташа с сожалением в голосе.
Митрополит сел в одно из кресел возле журнального столика, расположенных друг против друга и знаком пригласил Наташу последовать его примеру. Она села. Немного помолчав и собравшись с мыслями, он начал рассуждать:
- Наташа, я никогда не чувствовал себя старым и сейчас не чувствую. Я не ощущаю себя стариком. В душе я молод. Надеюсь, у тебя было достаточно примеров, чтобы убедиться в этом. А рост, ну, что? У меня вполне средний рост. Разве, в конце концов, это главное? Я обеспечу тебя другим, тем, что намного важнее для женщины. Теплота, защита, семья нужна всем. Всем по душе комфорт. Я создам для тебя такие условия, что ты никогда не будешь жалеть, что согласилась на моё предложение.
- А как же любовь? – возразила Наташа – Я не люблю вас, Анатолий Степаныч.
Митрополит, сделав глубокомысленный вид, снова по привычке вдохнул в себя воздух и, вытянув губы трубочкой, хотел было выдохнуть, но замешкался. Брови его поползли вверх, щёки надулись. Наташа, глядя на него, не выдержала и рассмеялась. Митрополит, выпустив воздух, тоже захохотал.
- Эх! – сказал он в перерывах между хохотом – Давно так…Ха-ха! Не смеялся!
- Ха-ха! Я тоже! – подхватила весёлую ноту Наташа.
Ещё раз хихикнув, она машинально потянулась к вазочке со сладостями. Взяла шоколадную конфету в форме зайчика и, разглядев его со всех сторон, улыбаясь, стала аккуратно снимать обёртку. Митрополит, перестав смеяться, тоже взял одну конфету, но почему-то выбрал слоника. Развернул обёртку, понюхал и с довольным видом отправил в рот. Глядя на Наташу, заметил:
- Любовь, любовь …– проговорил он, облизываясь – Меня всегда смешили рассуждения женщин о любви. По телевизору, в  фильмах. Красиво говорят, и на первый взгляд вроде убедительно. Так и хочется поверить, ей Богу! Ха-ха! Особенно Оксана Пушкина.
Не выдержав, митрополит, прикрыв рот кулаком, хохотнул в сторону. Сделав серьёзное лицо, продолжил:
- Овал лица. Такой взгляд незабываемый, с намёком на глубину мысли. В глазах читается: Ох! И знаю я вас мужчин, как облупленных! И в «Твиттере» рассуждает. И вся такая умная! Особенно вот это последнее у неё… Как же там? – он наморщил лоб, вспоминая – Что-то вроде: «Ничто не красит женщину, как…развод». Ха! Во-о!
- Ну, что можно тут сказать? – митрополит улыбнулся и хлопнул себя ладошками по коленям.
- И что вы ей ответили? – заинтересованно спросила Наташа, разглядывая фигурные пряники.
- Обычно я не обращаю внимания на подобную чепуху, - митрополит, видя, чем Наташа заинтересовалась, наклонился и, достав из-под стола ещё одну коробку с пряниками, вывалил её содержимое на поднос со словами:
– Но в этот раз не выдержал. Я ей написал: «Ничто не красит женщину, как…любящий мужчина».
Наташа, немного подумав, выбрала один из пряников и, поднеся его к губам, ответила:
- Она имела в виду преображение женщины. Что даёт ей толчок к этому. Заставляет взяться за себя, переосмыслить своё поведение, отношение к жизни.
- Ты так считаешь? – митрополит схватил чайник и подлил в её чашку чай – Может быть… Может быть ты и права. Вот видишь? Одна голова хорошо, а две лучше! Но я тебе так отвечу: Я люблю тебя. И ты не могла этого не заметить, со свойственной тебе наблюдательностью. Ты не знала о глубине чувств захвативших меня, но сегодня я тебя посвятил в их истинную глубину. Достаточно того, что я люблю тебя. Вот ответ на все твои вопросы.
Митрополит взял свою чашку и, сделав несколько глотков, поставил её на стол. Наташа, слушая митрополита, прихлёбывала чай и рассеянно жевала пряник. В её голове теснились противоречивые мысли. Мелодичная музыка, наполнявшая комнату, настраивала на хороший лад. Из приоткрытого окна был виден сад. Оттуда доносился шелест листвы, трели соловья и ещё каких-то птиц. Солнышко, скрываясь за редкими белоснежными облаками, время от времени выглядывало, чтобы озарить комнату своими яркими лучами. Они светили по позолоте икон, пускали отблески на живописные картины на тему библейских сюжетов, в изобилии украшавших стены. Наташу охватило непонятно откуда взявшееся радостное чувство чего-то хорошего. Оно нахлынуло внезапно, накатила, как тёплая морская волна и разлила по телу приятную дрожь. Она любила музыку и море тоже любила. Слова митрополита звучали подобно музыке и морю. Она говорила сама с собой:
«Счастье не вечно. Так не бывает».
Внутренний голос отвечал:
«Бывает».
«Нет, это невозможно».
«Да, возможно».
Сквозь пелену рассуждений слышался голос митрополита:
- …Моя любовь, Наташенька, будет питать тебя подобно живительной влаге питающей корни растений. Они цветут и зеленеют, радуя глаз. И потом, в жизни каждого человека наступает такой момент, когда необходимо избавиться от иллюзий. Они мешают жить и искажают действительность. Чем раньше ты снимешь розовые очки, тем лучше. Тогда можно избежать отчаяния.
- Мне надо подумать – прервав свои мысли, сказала Наташа.
Она решительно взяла очередной пряник. Откусив кусок, отвела от себя руку и принялась с серьёзным видом разглядывать начинку внутри оставшейся половинки. Митрополит, погрузившись в свои мысли, замолчал. Наташа допила чай, встала. Собираясь уходить, взяла сумочку и, повесив её на плечо, медленно направилась в сторону двери.
Митрополит встал и пошёл за ней, говоря на ходу:
- Подумай. С решением не торопись. Про задание забудь. За тебя его сделают другие. Я не хочу подвергать твою жизнь опасности. Знаешь, что мне нравится в тебе больше всего?
Наташа, дойдя до двери, обернулась:
- Что же? Мне даже интересно стало.
- На твою долю выпало немало испытаний, но они не сломили тебя. Несмотря на трудности в личной жизни, ты не стала похожа на уставших стервозных девиц, сердца которых наполнены ядом от прошлых неудач, в которых, если разобраться, виноваты они сами. Таким ничего не надо, лишь бы их оставили в покое. Ты другая. Может быть даже больше: особенная.
- Спасибо, Анатолий Степаныч! – засмущалась Наташа – Вы так много сегодня наговорили, что теперь мне  просто необходимо уединение. И всё-таки пусть этот ваш человек свяжется со мной.
- Да? Ну, хорошо, как знаешь. Только без меня ничего не предпринимай. Я вот подумал на досуге. А не бросить ли нам всё это ко всем чертям. А? Надоело всё! Если конечно ты согласишься…Тогда махнём отсюда вместе! И гори оно ярким пламенем!
               
Наташа завела мотор и рванула с места. Радио на приборной панели запело:
«Скажи мне, что такое любовь. Скажи опять и я поверю…»
Митрополит распахнул пошире окно и, услышав знакомую песню, улыбнулся в бороду. С дороги удаляясь, неслось:
«Я любила просто, очень просто. Тихий остро-ов…»
- Да-а! – протянул митрополит, глядя на исчезающую за поворотом фигуру мотоциклиста – Какая женщина! Какие мысли пробуждает! Какие чувства! Ох-хо-хо! У Гёте что-то похожее… Припоминаю…Как это там?
Почесав затылок, он забубнил себе в бороду:
- И ножкой, ножкой - ну, что за натура! - Гладит мохнатую спину мою... - Так, кажется. Как же дальше?
Он подошёл к полке с книгами, взял одну. Наморщив лоб, стал листать страницы. Нашёл нужную строку, произнёс вслух:
- Ах, вот, нашёл...Медведю кажется он в раю...К коленям ее припадаю кротко -
Не часто дождешься такого дня!...
Митрополит устало опустился на диван, отложил книгу в сторону и откинув голову на спинку, закрыл глаза. Тело его расслабилось. Так он просидел несколько минут и открыл глаза.
Он перевёл взгляд на распятие и, сосредоточившись на нём, заметил:
- Но ведь в Писании верно сказано: «Чтобы не склонилась к ней душа твоя и чтобы не поползнулся духом в погибель…»
Митрополит, скорчив смешную рожицу, вытянул руку и указательным пальцем покрутил у распятого Спасителя перед носом, со словами:
- Э-э-э! Тоже, небось? Хе-хе! А если моя душа давно к ней склоняется? А? Чего молчишь? Ну, виси, виси…Я тебя вот, помою сейчас…
Он вынул платок, послюнявил его и стал бережно обтирать статуэтку, шепча:
- Не обращай внимания. Подумаешь, поплясали в храме. Глупые девчонки. Это всё от недостатка внимания. Прости ты их, грешных… Я вот, тебе лучше почитаю, что преподобный Дорофей пишет. Митрополит спрятал платок в карман и, порывшись в ящике стола, вынул оттуда листок. Надел очки, и то и дело, поглядывая на распятие, стал с выражением читать:
«Кто ненавидит огорчающих его, тот ненавидит кротость, и кто бегает от оскорбляющих его, тот бегает покоя о Христе…»
- Интересно, – подумал митрополит вслух – Что она пишет в своём дневнике?
(Продолжение следует).
В произведении использованы тексты песен: «Твоё молчание», (Н. Валевская);  «Скажи мне, что такое любовь», (М. Фадеев, О. Скрябина); «Если ты со мной», (Д. Джокер).