Единственное фото военных лет. Петро слева (очки на фуражке)
Прошла, должно быть, неделя после Дня Победы, как я увидела в траве возле чужого подъезда гвардейскую ленточку. Потянулась поднимать, оказалось, она была разрезана на три равных лоскуточка, точь-в-точь такие, чтобы сложить и прикрепить булавкой к лацкану пиджака или к нарядной блузке. У меня ни разу не было такой ленточки. С тех пор, как они появились, я не понимала, где её можно раздобыть, но проглатывала слёзный комочек, когда видела эту ленточку у других. Правда, мне не нравится, что их прилепляют куда попало, на сумочки или на автомобили. Мне не кажется, что такое употребление гвардейской ленточки – знак патриотизма, но я молчу, потому что уж пусть лучше ТАК помнят, если иначе не умеют. Было время, я суток двое, а то и больше, без отдыха писала поздравления с праздником кому возможно – в том числе, в интернете. Но вдруг как рукой сняло – посылать открытки по неведомым адресам виртуальных друзей. В ответ приходят какие-то непонятные реплики, смайлики, от которых меня тошнит. Чувствую, что всё постепенно становится ненастоящим, так и кажется, со мной кто-то совсем не человек играет в сомнительную игру, добиваясь от меня бутафорских усилий. Может быть, кому то и покажется излишней щепетильностью моя разборчивость в чувствах, но помилуйте, зачем я должна кому то дарить виртуальное небо, украшенное виртуальными орденами в то время, как не остается жизни на простое настоящее счастье?
Накануне праздника и после, по сути, весь май я хожу сама не своя – ничего на ум не идёт кроме размышлений о содержании нашего – русского – Дня Победы. Мне хочется написать что-нибудь такое же сильное и стильное, как это сделал Илья Бояшов со своим «Белым Танком», но чую, что кишка тонка на батальные сцены, и в помине нет той боевой мужской злости, с которой появляются на Белый Свет военизированные сюжеты.
Я с детства не читала ничего про войну. Даже в великом романе Льва Николаевича Толстого пропускала всё, имевшее отношение к военным действиям. Меня всегда интересовал только Мир как феномен движения людей к лучшим чувствам и мыслям, к такому Будущему, в котором расцветают счастливые дни, принимая всех буквально в свои объятья, а люди готовятся к ним годами, веками, тысячелетиями, стараясь одеться в белые одежды совершенства и гармонии чувств. И это одни и те же люди – не суть, жили они в незапамятные времена или будут жить в ближайшее тысячелетие. Они видят одно мирное небо, питаются энергией одних и тех же звёзд, рождаются с готовой формулой счастья и умирают в надежде воскреснуть в следующем поколении живых. И я почему-то верю в это с детства, всегда и повсюду из любого потока информации отбирая свидетельства только этой веры. Больше того, я думаю, что иные переходят в поток высших гармоний, иные остаются на равнине земных событий, а самые незадачливые и тупые топчутся в колесе безотрадных обстоятельств, потому что их судьбы завалены мелкой алчностью, завистью и местью, и они не находят в себе сил любить друг друга естественно и благородно.
Чем дальше, тем отчетливей переживаю Прошлое так, будто сама жила не в одном поколении своего рода, и мне достался недюжинный опыт трагедий, которые выпадали на их долю. Мне без труда удаётся возвращаться к ним в их обстоятельства жизни, буквально проникая сквозь щели воображения в те дни и часы, которые они ощущали как самые счастливые или как роковые. Будто они носили меня во плоти, знали меня, предчувствовали и взывали ко мне потайными молитвами, состоящими из сакральных возвышенных смыслов. Расцветающий май вновь и вновь побуждает меня возвращаться в лабиринт времён, протискиваться сквозь нагромождения современности туда, где они были живы и оказываться рядом с ними. Пространство у нас одно – заблудиться невозможно. Возможно – пропАсть. Но у меня есть компас – нынешние любящие меня люди реагируют стрелкой поиска, встроенной каждому в живое бьющееся сердце. Поэтому я ухожу и возвращаюсь без страха потерять мою нить, связующую с настоящим.
Наяву мне не пришлось поехать в Остраву Мораву, и даже мысли такой не было – сделать целью своей жизни путешествие, например, в Хрудим или Здирец. Но сегодня утром легко и привольно я поднимаюсь в гору. В стороне остаются сарайчики с мелкой домашней скотинкой и птицей, а тропа опирается на твердую гранитную породу, слоями подпирающую естественную пирамиду, поросшую сосной и буком. Сныть кудрявится вдоль тропы, и густой аромат садов промывает каждую клеточку бодрого тела. На ходу я срываю щавель и с удовольствием чувствую на языке пощипывающую кислинку. Мне предстоит понять, почему именно эту гору выбрал мой отец двенадцатого мая 1945 года, чтобы втянуть на неё свой артиллерийский ствол и совершить свой военный подвиг. Теперь я понимаю, что выбор сделал не он сам, а ему подсказали. Молодого ладного русского парня ведёт по тропе девушка, сильная, властная красавица славянка. И имя у неё очень даже простое – Ивана. Или Ивона. Я не хочу подсматривать за ними, но моё сердце знает, что в феврале 1946 года родится мальчик. Мой старший брат до сих пор жив, он счастливо крестьянствует на своей земле, и у него большое дружное семейство. Я не знаю как его зовут, потому что отец не держал его на руках и не давал ему имя. Но его отчество так же как и у меня образовано от имени Пётр. Или Петро – как зовет его в то утро Ивона. Как, собственно, звали его все домашние, бабушка и моя мама.
Петро и Ивона ничего не говорят друг другу, девушка пробегает по тропе так непринуждённо, на ходу оборачиваясь и счастливо улыбаясь спутнику, что он любуется ею как любуются полётом птицы или бабочки. Её улыбка проникает ему в грудь, в самое сердце, из которого выпархивает свежее нежное желание совершенного счастья.
Отец всегда улыбался так – нараспашку и доверчиво просветленно. Иногда в его открытость проскальзывала некоторая неосознанная виноватость. Но никогда не мутила улыбку до хитрости или корысти. По этой доверчивой бесхитростной улыбке я узнаю на Земле своих. Это кровное качество – признак моей породы. С этим содержанием улыбки человек, мне кажется, живет защищённо в любых обстоятельствах на любых путях и дорогах. Бесстрашие – рефлексия чистой улыбки. Мысль вторична и даже необязательна – её присутствие тяготит природу, побуждающую к действию. Выбора нет, есть сердечный зов естества, направляющий только в одно весеннее русло жизни.
Побеждает не сильный, побеждает счастливый. Свободный от каких либо упрёков и обвинений, счастливый выносит из кромешного ада войны на своих руках Величайшее Будущее этого Мира.
В тот день Петро, двадцати двух лет от роду, праздновал свою Победу любовным воздухом Остравы Моравы. Чуть ли не под тридцать градусов ему удалось вкатить свои пушки на скрытую соснами площадку горы, которую показала ему Ивона. Расчету помогали чешские парни партизаны, вместе они готовились встретить последний бой в той злосчастной войне. Бессонная ночь не тяготила бойцов, наоборот, они радостно дышали воздухом Мира под общими звёздами счастья. Час боя случился перед рассветом. Матёрая танковая бригада фашистов вкрадчиво двигалась со стороны Польши к реке, издалека казалась большой подвижной и ловкой змеёй. Орудия были заряжены, оставалось резко махнуть ладонью на залп. Петро резанул по воздуху в момент, когда головной танк слился с крестовиной прицела. Какие в том бою полегли беглые эсэсовцы, я не знаю, и мне это НЕВАЖНО знать, а ВАЖНО, что за этот бой мой отец был награждён орденом Великой Отечественной войны, и этот орден стал главной его боевой наградой. На той самой ленточке, которую я нашла брошенной в траву двенадцатого мая 2012 года…
Война никогда не кончается там, где не умеют жить счастливо.