ТАИНСТВЕННОЕ ИСЧЕЗНОВЕНИЕ
Павел Облаков Григоренко
1
В четверг, 18-го числа, в деревне Ивановке, все видели, как молодой колхозник, свиновод и свинодел Фёдор Егорьев, находясь у себя во дворе, иступленно прыгал на одной ноге; голова его с жутким побелевшим лицом была запрокинута, в фиолетовых полукружьях глаза - плотно зажмурены, из груди его вырывались булькающие, нечленораздельные звуки. Пугаясь, изумлённая публика спешила своей дорогой, а вездесущие старухи упоительно и злорадно крестились.
Утром следующего дня Егорьев бесследно исчез...
* * *
Следователь Н-ского района Денис Васильевич Брызгин был человеком уже далеко не молодым. Более всего на свете он любил пиво и красивых женщин; но поскольку от жизни он уже сильно устал, то женщин - что, впрочем, никак нельзя сказать о многочисленных пивных ларьках города - он покорял исключительно умственно, и его небожительница жена, жаря ему по вечерам с постным маслом картошку, пребывала в счастливом неведении о незримой, но изумительно частой неверности своего супруга. Но и пиво, и девушки, и даже румяная картошка со сладким, собственного засола огурцом отодвигались на второй план в те незабываемо радостные мгновения, когда Денис Васильевич размышлял о своём предстоящем повышении по службе. Дело в том, что, хотя милицейское звание его было и большое, но никак не достаточное, чтобы вполне чувствовать себя человеком независимым и добившимся жизненной цели. Денис Васильевич - сообщим с сожалением - был старшиной. Район, где служил он, располагался на значительном удалении от всевозможных центров, географических, культурных и прочих, и посему преступники в районе не водились, и проявить себя по-настоящему Брызгин не мог; и если попадалось в руки к ему какое-либо дело, то всё мелочь и шваль: то лодку местные бичи уведут на речке, то на танцах драчка, то пьяного найдут в бурьяне без паспорта. Он весь изверился и совсем перестал замечать звезду счастья, которая перед каждым человеком светит ярко или едва заметно мерцает, маня к ещё неизведанному... Годы его шли, материалу на сюртук требовалось всё больше, а звезду свою заветную он никак получить не мог; он бы и наплевал на красоток с женскими именами, загадочно сияющих в космических далях,- да только нужна была ему звёздочка в погон, и ждал он её крепко и без малого двадцать лет уже. Начальство его, Иван Петрович Сапогов, которое заседало в области, хвалить его не забывало, но только и всего. И каждый вечер, придя с работы домой и повесив потный сюртук свой на стул, отобедав и наговорившись с женой, Денис Васильевич забирался в холодную постель и, энергично двигаясь, чтобы отдать тепло из своих плеч и боков в простыни, принимался мечтать. Его видение, за долгие годы въевшееся до сладкой боли ему в мозг, начиналось всегда с одного и того же волнующего момента; ему представлялось, как он поднимается утром, хлопает трусами, взбросив их высоко на живот, принимает душ, гладко бреется и затем, благоухая кремами и одеколонами, натягивает галифе (непременно с кожаной нашлёпкой между штанинами!) и сапоги и ходит по облитому солнцем паркету, выставив в майке красивую, поросшую волосом грудь. Далее он, как будто уже устав от начавшего густо звучать в его жизни счастья, мурлыча мотив, не спеша щётками до зеркального блеска нализывает сапоги; мягкий китель, заботливо вычищенный с вечера его женой, ложится ему на плечи, лихо на ухо надевается пылающая красным фуражка-аэродром, и скоро уже, степенно и важно шагая, он спускается с этажа в голубые и сладкие дрожащие столбы утреннего воздуха. Затем Денису Васильевичу мечталось, как он, будто в волшебном полусне промчавшись тысячи километров, оказывается в необыкновенно большом и гулком столичном зале, в котором пол сказочно сияет, и его подводят к генералу, попыхивающему от старости и больших чинов. Гремит музыка, плещут ладони, и генерал подаёт задыхающемуся от восторга Брызгину золотые офицерские погоны со вставленной в каждом крохотной, но такой им желанной звездой. Шампанское, блеск кинокамер, красивые женщины на каблуках, канапе... Гремящий на всю Вселенную финал картины обычно прерывался женой Брызгина, которая, ворча о чём-то скучном и пустом, неприятно ожегая его холодной спиной, с шумом опускалась в кровать. Удручённый до крайности Денис Васильевич засыпал с единственной мыслью: дождаться следующего вечера и возможности рассмотреть свою мечту в новых подробностях. Словом, жизнь он вёл размеренную, совсем не богатую животрепещущими всплесками и взрывами, и посему, как знает уже наш читатель, на его тёмно-сером френче, пуговицы которого всегда отрывались из-за наличия у Брызгина толстого живота, желтели две старшинские полоски, вздыбленные и давно не чищенные, и смотреть на них Денис Васильевич стыдился даже наедине с самим собой.
Он имел обыкновение идти на службу рано, шёл по улицам своего родного города, кружа и петляя, чтобы осмотреть все укромные места и глухие закоулки и выведать, не происходят ли там страшные преступления. В девять ноль-ноль он сидел за столом у себя в кабинете и, брезгливо сунув в ящик известия о ночных дебошах и выбитых зубах, писал, старательно выводя буквы, докладную начальству о том, что в городе решительно ничего серьёзного не происходит и в который раз прилагал к ней просьбу, чтобы его, наконец, подключили к важным расследованиям, происходящим в области. Он отправлял с донесением в центр сержанта и, слушая, как отъезжает, постреливая выхлопом, служебная машина и наливая из ребристого графина в стакан тёплой воды, неистребимо пахнущей ржавчиной, мечтал о красивых женщинах и о своём скором повышении по службе. Затем, нахлобучив на лоб мятую фуражку, он отправлялся в город смотреть, не случилось ли где чего-нибудь необычного.
А город гудел.
Утром 20-го числа в кабинет Дениса Васильевича, едва тот прибыл на службу, ворвался сержант Чебукчеев и возбуждённо вскричал:
- Удача! Есть!- что означало, что ему доверена тайна о погонах и что он подключён к поиску необыкновенных случаев и страшных преступлений.
- Есть преступление! Кажется - есть!- широко улыбаясь белыми зубами на рыжем лице, вскинув на пышный чуб красную фуражку, сержант грохнулся на стул тощим треугольным задом и весело вытаращился на старшину. Старшина, то есть Денис Васильевич, ответил не сразу; всё внутри у него задрожало, он, умело выдерживая паузу и сам дивясь этому своему умению, обозрел свои румяные ровные ногти, затем выглянул, подняв шар лысеющей головы в раскрытое настежь окно, переполненные грохотом грузовиков и мотоциклов, и тихо, еле слышно спросил:
- Убийство?- и даже сердце у него взлетело от ожидания.
- Хуже!- завопил сержант и, дёргаясь и громыхая каблуками, раскидал широко ноги в сапогах, надвинулся.- Исчезновение! Был человек и нету!
- Не исключено также убийство, учти,- вздёрнув вверх подбородок, предупредил Денис Васильевич, вскочил и нервно задвигался по комнате, задевая животом стулья. Через минуту он уже знал, что некто Фёдор Егорьев, 1951 года рождения, женат, имеет двух детей, при загадочных и неопределённых обстоятельствах исчез.
Перед глазами Дениса Васильевича пронёсся седой генерал, и услышались рукоплескания.
- Каковы улики?- строго, стараясь не впускать в голос нитки радости, спросил Брызгин.
- В том-то и дело, что подозрение ни на кого не падает,- сержант, забросив ногу на ногу, закурил пахучую сигаретку, стал в воздухе взмахивать короткопалой кистью руки.- Ну, семья, конечно, убивается. Жена кричит: бросил, мол, подался, мол, паскудник, к другой...
- Вариант с любовницей?- Брызгин едва повернул к сержанту лицо, и профиль его был похож на орлиный.
- Да есть тут одна,- сержант пошловато потянул голосом,- Аней зовут, ничего себе бабёнка... Но там - глухо...
- Значит, был уже?-Денис Васильевич обрадовался, что не закончилось всё быстро, смех даже проглянул в его голосе. Он стоял без движения, будто каменный.
- А то как же!- сержант с наигранным возмущением развёл в стороны руками.- Денис Васильевич, обижаете! Как имя и адресок узнал, сразу туда... Здрасьте, говорю, а нету у вас тут такого-то такого...
- А она?
Сержант сдавленно, похотливо хохотнул, замялся.
- Самогон, говорит, Фёдор с собой приносит, у меня, говорит, аппарату нет.
- Тьфу ты,- нетерпеливо тряхнул головой Брызгин.- А ещё?
- Ну я, конечно, в комнату, по сторонам смотрю и спрашиваю: так не видала? Нет,- отвечает,- неделю уже не встречала Фёдора вашего,- и краснеет, стервоза, голову так и опускает!- Сержант, раздувая ноздри, жадно, похотливо засмеялся.- А ничего, говорю, бабёнка...
Денис Васильевич с опустевшей вдруг, радостно гудящей головой подошёл к столу, тихо сел. Открыв ящик стола, вынул хрустящую, новенькую папку, фиолетовой пастой на ней красиво вывел: ДЕЛО №1, ИСЧЕЗНОВЕНИЕ ФЁДОРА ЕГОРЬЕВА. НАЧАТО 20-го числа такого-то года и месяца, ОКОНЧЕНО...- здесь он оставил пустое место.
- Ну-ну, я слушаю,- откинувшись на спинку стула, важно сказал он и посмотрел на сержанта лоснящимися от удовольствия глазами.
- Я и говорю,- торопливо продолжал сержант,- туда-сюда, поговорили. Много она мне не сказывала, говорит: год уже знают друг дружку; знает, говорит, что жена есть, нехай, говорит, сильнее любит его, бегать, мол, тогда по другим не будет...
- Место происшествия осмотрел?- изломав брови, сурово спросил Денис Васильевич, вертел карандаш потными пальцами.
- Дом Егорьева?
- Именно.
- Дом как дом... Да в том-то и дело, товарищ старшина, что вечером вышел он покурить во двор - нету и нету: час, другой, ночь на дворе... жена спать легла - не спала, конечно, переживала. А утром в крик, соседи услыхали - на большой улице ведь живут - сразу за участковым, то бишь за мной... Вот что странно...- сержант дальше продолжал почти шёпотом,- ведь исчез в чём был, в тапочках, без носков... И ещё...- теперь он точно шептал.- Все видели, как Фёдор прыгал на одной ноге...
Денис Васильевич странно посмотрел.
- Прыгал? На ноге?- и густые брови его взметнулись наверх.
- Так точно,- серьёзно отрапортовал сержант, до которого, кажется, начинала доходить необычность происходящего.- А утром уже исчез...
- Тут верно - убийство.- Брызгиин с шумом потянул воздух носом и с видимым блаженством откинулся на стуле.- Нужно, пожалуй, обыскать местность.
Загремев стульями, они поднялись, надели фуражки и вышли. Затворяя дверь, Денис Васильевич бросил тёплый взгляд на папку.
* * *
- Сюда, товарищ начальник!- громко восклицала рябая, тонкоротая женщина, беспрестанно вертя длинным и худым туловищем и указывая милиционерам дорогу.- Тут он, значит, и жил, окаянный...
- Значить, жена ему будете?- каменным голосом спросил Денис Васильевич. Пройдя через тёмные, пахнущие сухой травой и пылью сени, они оказались в большой, до краёв залитой солнцем комнате. Сержант с таинственным видом принялся поднимать и опускать вещи, наставленные на мебели.
- А хто ж? Жена и есть! Двенадцать лет, как один день,- женщина, наконец, успокоилась, села на табурет, положив большие натруженные руки на колени. Подняв голову, она напряжённо и пугливо всматривалась в суровые лица милиционеров.
- Ты расскажи, Татьяна, товарищу старшине, что мне сказывала,- сержант стоял, скрестив ноги, оперевшись одной ногой на длинный, старательно начищенный носок сапога.
- Значит, в тот вечер говорит он мне...- глядя в потолок, начала Татьяна и дёрнула во рту языком.
Ничего чересчур необыкновенного Денис Васильевич не услышал. Вечером, говорила Татьяна, Фёдор пришёл с работы нормальный, чуть выпивший, только очень бледен был и не в меру торжественный какой-то. С детьми был предельно ласков, что опять же удивительно, сажал их на колени и её, Татьяну, обнимал как-то особенно, тепло, точно прощался со всеми. Вынул затем из шкафа обновку - двубортный пиджачок, белую рубаху, брюки, галстук, облачился и вышел на улицу покурить.
"Вот оно, странное,- тотчас ухватился за её слова Брызгин,- курить, на пять минут и - в костюме? Та-а-ак..."
- Значит, вышел и нету?- с сильным, необъяснимым волнением спросил он, показательно-сурово хмуря брови.
- И туфли даже не надел, в тапочках ушёл!- смешно шевеля щеками и носом, воскликнула Татьяна, стала жалобно подскуливать.- Забыл он, что ли?
"Следовательно, далеко уйти не мог,- резонно подумал Денис Васильевич и хитро прищурился на один глаз.- Или машина ждала."
- Гости к нему ходили? Вчера? Позавчера? На прошлой недели был кто?
- Да как же не был? Были! Витька приходил, Костик,- высунув тонкий розовый кончик языка, Татьяна снова уставилась в потолок,- Сашка Коновалов потом... Да упомнишь разве всех!- возмутилась она и всплеснула руками.
- Запиши адреса,- кивнул Денис Васильевич сержанту и двинулся осматривать место происшествия. Он, гремя ботинками, пробрался через прохладное и тихое, дрожащее тёмно-синее пространство сеней, пахнущее яблоками и кислой капустой, и оказался на улице. По двору в солнечных пятнах деловито бродили куры, нежные, пушистые, ярко-зелёные листья на деревьях слегка шевелились, и громадный, синий колпак неба беззвучно звенел над головой. Старшина прошёлся туда-сюда, поглядел на розовых свинок с волосатыми брюхами, нежно похрюкивающим ему из загончика, задрав голову, всмотрелся в небо, увидел там самолёт на белой нитке, потянул глубоко ноздрями чистый воздух и светло, празднично сказал: "Да-а".
- Где, говоришь, прыгал он на ноге своей, Толя?- громко спросил Денис Васильевич маячещего в высоком окне над ним сержанта. Из дома доносились разговоры и весёлый, похабный смех. В окне появилась взъерошенная голова сержанта и смущённым голосом ответила:
- Так вот прямо здесь, где стоите вы, Денис Васильевич. Люди показывали.
- Ты мне шашни-машни брось там разводить,- тихо сказал Брызгин и недовольно поморщился; ревнивая, шершавая нотка проглянула у него в голосе.- У человека, можно сказать, несчастье... Ты ж на службе!
- Всё, всё - понял!- сержант выставил большую круглую ладонь,- Так что ты можешь ещё доложить следствию, Татьяна?- строгим басом провозгласил он и, словно навзничь упал, провалился в темноте. В доме ехидно захихикали.
Когда Денис Васильевич, красный от возмущения, уронил взгляд на землю, то увидел прямо у себя под ногами трепещущий на ветру беленький листок, явно намеренно пришпиленный сверху гладким камешком. Мгновение он соображал, с недоумением оглядываясь по сторонам, и едва наклонился, чтобы поднять бумажный лоскуток, как лоб в лоб столкнулся с мужчиной довольно странной наружности: тот был страшно низок и худ, с обвислыми как у бульдога щеками и зеленоватой, глянцево поблёскивающей на солнце кожей; на самых бровях у него сидела объёмистая засаленная кепка, заливающая тенью глаза; пиджак и брюки, мешком на нём висящие, были до неприличия поношенные.
- Что вам угодно?- сжимая крепко в руке бумажку и пряча её за спину, грозно спросил Денис Васильевич и мысленно увидел себя со стороны, внушительного и важного.
- Да я этта... думал, обронил что,- издал нечто похожее на скрип мужчина и оглянулся.
- А вот мы сейчас выясним, в чём здесь дело,- Денис Васильевич проворно развернул листок, шершавый от пыли и, шевеля по-детски губами, в полголоса прочитал.
"Дорогие земляне!- торжественно начиналась записка.- Ухожу от вас навсегда... (Далее было написано неверной рукой) ...Теперь глаза мои открылись, и я постиг весь ужас настоящего нашего положения. Нет силы больше терпеть, долг зовёт меня. Не поминайте лихом, я знаю, жизнь свою теперь я прожил не за-зря..." Заканчивалась записка непонятными, пугающими словами: "... Дибиби дибебе казажаж ао какия дивака аиа ия калак в лакак я мама музал вяслвнал..." Наискось, в уголке, мелким шрифтом было прибавлено: "Решение своё принял я сам, о деталях говорить права не имею..." И стояла подпись крючком: Ф.Егорь...
До крайности изумлённый прочитанным , Брызгин поднял глаза: странный мужичонка исчез, будто бы его и не было. Денис Васильевич хмыкнул и вчитался ещё раз. "Не иначе наркоманы заманили, да и сам, наверно, укололся..."- мрачно думал он, маршируя в дом.
- Слышь, сержант, ану-ка посмотри, что нашёл я,- старшина бережно развернул листок. Прочитав, сержант присвистнул, затем, прихохатывая, многозначительно повертел пальцем возле виска.
- Федькина рука!- вскрикнула Татьяна, читавшая через плечо участкового, и прижала ладонь ко рту. Денис Васильевич настойчиво потянул из пальцев сержанта листок и, сложив, трепетно поместил его в свой потрёпанный дерматиновый бумажник.
- Следствие разберётся,- твёрдым голосом сказал он.
Через минуту они уже мчались по ухабам к себе в управление.
Ночью Брызгину приснился яростный, как пожар разразившийся над ним сон.
1-й СОН ДЕНИСА ВАСИЛЬЕВИЧА
Снится ему, что идёт он, а кругом, точно геенна огненная, горит день. Всё как-то непостижимо ярко, ядовито осветляется солнечными лучами и действительно, кажется, огнём полыхает. Красные деревья шевелят красными листьями, на небе бегут красные облака, и трава красная, будто облитая кровью. Денис Васильевич, пугаясь всё сильнее, медленно движется и жмурится так, что у него начинает болеть голова. Какие-то жуткие заросли с лапами веток встают. Из корявых веток торчат чьи-то голые ноги в комнатных тапочках. Кусты с треском разъезжаются, и показывается ужасное лицо Фёдора Егорьева: оно почти истлело, кости скул блестят, нос провалился, ко лбу прилипли сгнившие волосы... "Не смей, негодяй, разнюхивать,- грозит Фёдор Денису Васильевичу костяным пальцем,- не то хуже будет!" Тотчас картинка сменяется, и Денис Васильевич оказывается в шатающемся, перевёрнутом вверх дном зале, гудящем свистом и окриками, к нему подходит генерал, невесть откуда взявшийся, и гневно обрывает ему погоны...
Утром на службе Брызгин был злой и грубил подчинённым.
2
Фёдор Егорьев проснулся чуть свет, малиново-синим едва светилось окно. Глаза его слипались, голову ломило, и во рту было невыразимо плохо. На негнущихся ногах, ёжась от утренней прохлады, он добрёл в сени и глотал из бидона тяжёлую, чёрную, холодную воду. От двух больших кружек ему полегчало.
- Танька, слышь,- позвал жену он, вернувшись.- Шо поесть?
Завернутая с головой в одеяло Татьяна молчала.
- Ну и ладно, подумаешь!- огрызнулся Фёдор.- Выпил вчера с друзьями чуток, нельзя, что ли?
Босиком, глухо стуча пятками, он пришёл в кухню, вынул из холодильника ледяную, выскальзывающую из рук курицу и вцепился в неё зубами. Скоро он вернулся и, сыто отрыгивая, завозился в тёмной ещё спальне.
- Ирод!- бросила неласково жена, сверкнув в него из-под одеяла взглядом.
Фёдор, вжав голову в плечи, стал, роняя вещи, быстро одеваться.
На улице сладко пахло свежим навозом и травой. Закурив, Фёдор поперхнулся. Шаги его больших твёрдых сапог отдавались гулко. Залаяли собаки.
- Шоб вас!- ругнулся Федя, бросил цыгарку в мокрый от росы песок и пошёл быстрее.
Двигаясь полем ко всё чётче обозначающимся в тумане серо-синим контурам свинофермы, он с изумлением увидел, как из стальной, стремительно светлеющей скатерти неба вдруг упало золотое облако и медленно съехало в рощу. Разинув рот, Фёдор встал, как вкопанный. Ему захотелось лечь на живот и затаиться. Вся роща ярко вспыхивала и переливалась. "Фу ты чёрт... "- сам не свой прошептал Федя, нервно теребя пуговицу на фуфайке. Изменив направление, описав полукруг, он стал подходить к зарослям, густо чернеющим впереди. Оттуда доносились металлический скрежет и завывания. На четвереньках подобравшись к опушке, он лёг в холодную траву и перестал двигаться. Сквозь ветки и листву он увидел предмет необычной конструкции, похожий на громадную бутылку "Столичной" водки, упавший набок и сваливший несколько крупных берёз. Фёдор на локтях по-армейски передвинулся в забитую прелыми листьями глубокую впадину и повёл наблюдение. Обшивка предмета внезапно лопнула, из образовавшейся щели хлынуло ярко-розовое вибрирующее свечение, затем бьющий огонь пропал, и на землю густо посыпались шарики, превращавшиеся в тот же момент в небольших человечков странного зелёного цвета без штанов; они принялись бешено вертеть кряжистыми ушами и коротенькими конечностями, и слух Фёдора неприятно прорезал напильниковый скрип. "Американцы!"- с ясной определённостью подумал он, и его кулаки в листьях сжались; мелькнуло, что надо как можно быстрее сообщить правительству. Мгновение странные существа находились, казалось, в замешательстве, затем все вместе двинулись прямиком к Фёдору, указывая на него тоненькими лапками. Егорьев сделал попытку подняться на ноги, чтобы дать стрекача, но не смог. Зелёный, горький туман опустился ему на глаза, полез в губы и в нос, и он, мгновение сражаясь с каким-то выскочившим из ниоткуда вёртким железным пальцем, настойчиво ввинчивающимся ему прямо в мозг, потерял сознание...
* * *
У Брызгина кружилась голова. Минуло уже две недели, с тех пор, как исчез Егорьев, а дело не сдвинулось ничуть. Кроме важного клочка бумаги, который Денис Васильевич всюду носил с собой, боясь пропажи его, ни одной точной улики не было. В серой папке уложены были мятые объяснительные друзей исчезнувшего, с жирными на них следами пальцев, но никаких зацепок они не давали. Брызгин выучил каждую букву их, перечитывал их до полного отупения, искал даже особый, скрытый смысл между строк, пронизывал взглядом бумагу на свет, думал над каждым абзацем безумно и стаканами глотал крепкий чай, чтобы возбудиться и прозреть, но важное решение не приходило.
Около полудня, устало передёрнув плечами, вытерев платком бледную лысину, он поднялся из-за стола, и ноздри его затрепетали под струями воздуха. Сунув листы и важный клочок в папку, он завязал тесёмки на ней, запрятал папку в портфель и двинулся на улицу к служебной машине.
В райуправлении было суетно. Мимо Брызгина по коридорам бегали чины, здороваясь и интересуясь, но Денис Васильевич ни на какие вопросы и приветствия не отвечал, а шёл прямо, будто никого не замечая вокруг, и голова его была гордо поднята. Он напряжённо думал в этот миг и как бы внутренне возвышался над всем мелким и суетным. Удивительная записка не давала ему покоя. Он ехал в область на доклад к начальству, и с утра, когда он сообщил жене о своём решении, она выгладила ему под мокрую тряпку сюртук и завернула на дорогу жирную кулебяку, которую Брызгин съел тут же, едва выйдя из дома, возле ближайшего пивного ларька, запив её кружкой.
Денис Васильевич думал, как странно устроен мир. Что можно жить, а потом исчезнуть без следа, точно раствориться в воздухе, и жена через неделю забудет, и друзья станут являться к тебе домой и сидеть на твоих стульях, трогая за локоток жену и крутя под столом ногами. И придёт осень, а за ней зима, и всё пойдёт своим чередом - только тебя больше не будет... Брызгин тряхнул головой, отгоняя горькие мысли, и принялся соображать жалобные слова оправдания, которые нужно говорить начальству.
Машины во дворе не было. Брызгин, нервно клацая вставными зубами, покрутился на стоянке, перекинулся с кем-то ничего не значащими словами и, плюнув в песок, двинулся на автобусную станцию.
Природная картина была прекрасна. В тёплом воздухе мерцали жёлтые лёгкие мотыльки, и ветром носило их вверх-вниз между ярко горящими, как изумрудные свечи, деревьями. Налившиеся соком оранжевые абрикосы на ветках глухо стучали в высокие заборы. Бродячие собаки лежали в густой пыльной траве и не двигались. В небе слышался самолёт.
В приближающихся кустах сирени вдруг затрещало, и появился мужик, весь грязный и оборванный, в котором Брызгин узнал зеленокожего. Предложив Денису Васильевичу за папку пять тысяч рублей и тут же в подтверждение своих слов из широчайших штанин вынув хрустящую пачку сторублёвок, он скабрезно улыбнулся. Совершенно обалдевший Брызгин облизнул губы. Рио-де-Жанейро, Ла-Пальма, солнечный Гонолулу мелькнули у него в воображении и обнажённые женщины, много. Не без труда переборов властный порыв не церемониться и взять деньги, он предложение отверг и пообещал оборванца немедленно арестовать. Но когда он протянул руку, чтобы схватить омерзительного карлика за шиворот, тот снова криво усмехнулся и... растаял в воздухе. Денис Васильевич минуту стоял, весь растопырившись от удивления, и решительно полез затем в тёмные кусты. С хрустом разорвав о ветку рукав кителя, он страшно разозлился и прорычал ругательство. Тотчас в воздухе пронёсся ехидный смешок, пронзивший, точно ледяной гвоздь, ему сердце. Брызгин, задыхаясь от возмущения, вынул из кобуры пистолет и отщёлкнул предохранитель. Наверху, колыша ветки, пронзительно свистел ветер, позади него, казалось, кто-то всё время топтался и тяжко вздыхал. Денису Василичу стало невыразимо страшно одному стоять в чёрных кустах, и он заторопился обратно.
Некоторые жители районного центра с недоумением наблюдали, как участковый милиционер Денис Васильевич Брызгин вдруг выкатился из придорожных кустов с разодранным вдрызг рукавом и с разлохмаченной пушистой лысиной, всё лицо его покрывалось багровыми пятнами. И едва он вышел на свет, как из-за спины у него врывался зеленоватый клочок тумана и с волшебной скоростью заскользил вверх в налетевшую вдруг на солнце серебряную тучку.
* * *
Областной город был основал Екатериной и поэтому назывался Красноэкскаваторском. Транспорт здесь работал, слава богам, исправно, и скоро, промчавшись в сияющем огнями подземном водовороте метро, Денис Васильевич поднимался по высоким ступеням облрозыска в глубоком душевном волнении. Старинная колоннада здания, богатая лепка на стенах, могучие гранитные ступени и сам, казалось, насыщенный ароматом истории воздух областного центра производили на него неизгладимое впечатление. Ненароком он стал думать, что тоже смог бы здесь жить и работать, важные дела успешно решать, и, возможно, очень быстро дорос бы до офицера, а там - спокойно на пенсию уже. Он очень боялся, что его будут сегодня ругать, и эта мысль о предстоящих моральных страданиях сильно портила ему настроение. Китель его повисал на руке, в разъехавшиеся между пуговицами щели форменной рубашки виднелся голый волосатый живот, и ветер приятно щекотал его, настойчиво шептал в уши, чтобы Денис Васильевич не брал ерунды в голову. Перед кабинетом майора Сапогова Ивана Петровича Брызгин призадержался, чтобы привести в порядок четыре свои пряди, закрученные из затылка на лоб. Постучав в дверь и с замиранием сердца переступив порог, он к изумлению своему увидел широкий стол с двумя рядами сверкающих телефонов и за ним сидящую молодую секретаршу. Сунув китель на спинку стула и стыдливо задёргивая дырки на животе, он шагнул вперёд, и сладкая, скользкая улыбка заиграла на его полном, плотном лице. Глаза тотчас пряно в щеках исчезли.
- У себя?- кивнув на дверь Сапогова, спросил он пошловато-приторным голосом, каким разговаривают с особами лёгкого поведения. Девушка была невыразимо хороша, губы, нос, глаза - всё было скроено идеально; волосы, уложенные в строгий узел на затылке, сияли. Единственное, что несколько портило общую приятную картину, это чересчур белёсый, даже слегка зеленоватый оттенок её кожи. Денис Васильевич, повинуясь могучему порыву молодости, вдруг проснувшемся в самом его сердце, двинулся к ней, чтобы сказать что-нибудь такое-этакое и рассмотреть при этом поближе её прелести. Секретарша поднялась и сейчас же принялась к Денису Васильевичу заигрывать. Она обняла его, обдав волной волшебного запаха, и звонко поцеловала в лысину. Целуя его, она мимоходом ему шепнула, что может предложить за папку сто тысяч рублей. Потрясённый Денис Васильевич отшатнулся. Он стал отрывать её руки от своих плеч и, пятясь, задом вломился в дверь, представ перед начальством бледным, взъерошенным и внутренне опустошённым.
- Здравствуй, Денис Васильевич! Что с тобой?- с удивлением спросил Сапогов, вставая навстречу, протягивая руку. Брызгин, весь сотрясаясь от подступающих рыданий и крепко держа возле груди портфель, что-то силился сказать.
- Какая странная у вас секретарша,- тяжело дыша, наконец, выдавил он и с подозрением прищурился на Сапогова.
Иван Петрович сел, отвалился на спинку стула, очень холодно глядя на старшину, затем сказал, что у него отродясь не было никакой секретарши. И правда: когда они вышли, в прихожей и стол, и девушка таинственным образом исчезли.
- Стареешь,- криво улыбнулся Иван Петрович и хлопнул Брызгина по круглой, согнувшийся вдруг низко спине. У Дениса Васильевича отказали ноги, и он упал на оказавшийся по счастью прямо под ним стул.
- Что у тебя?- нетерпеливо спросил майор, одев на нос очки и начав перекладывать на столе бумаги.
- Вот,- с опаской оглядываясь на дверь, сказал старшина и разжал пальцы. Иван Петрович расстегнул портфель, вынул папку. В тот же миг окна комнаты с треском распахнулись, влетел страшный, наполненный пылью порыв ветра, все бумаги поднялись и принялись ходить столбом. Когда Денис Васильевич, кашляя и продирая кулаками глаза, кинулся к папке, та была настежь распахнута, и важный клочок бумаги с подписью Егорьева из неё пропал...
"Что же делать! Что делать?.."- шептал в отчаяньи Денис Васильевич, маршируя по шоссе под зажигающимся у него над головой звёздным ковром к себе в район и крутя фиги обгоняющим его автобусам. Вдруг одна бело-голубая звезда, крупная, как пуговица, перевернув на мгновение весь наверху фиолетовый небосклон, сдвинулась с места и стремительно, с удивительной скоростью понеслась, исчезла...
* * *
Федя очнулся, точно из глубокого чёрного омута вынырнул. Ударив, с хрипом заработали сердце и лёгкие. Яркий бело-розовый свет ослепил. Какой-то вокруг него витал неизъяснимый, неземной аромат. Федя лежал совершенно голый. Подняв голову, он увидел сначала свой похожий на щепу торчащий палец ноги, затем острое бледно-зелёное колено, бёдра, впалый живот, грудь, испугался и сел.
- Начальник!- захныкал жалобно он, думая, что попал в вытрезвитель. Сейчас же раздалось мелодичное звучание, прямо в стене разверзся круглый вход, из полутемноты которого, журча колёсами, выкатилась металлическая тележка с яствами.
- Начальник?..- растерянно, совсем тихо повторил он, вскочил и, прикрыв ладонями стыд, попятился от тележки в угол. В тот же момент музыка заиграла громче, и с никелированных, сверкающих кастрюль крышки сами сползли; в воздухе вкусно запахло. Федя услышал, что в животе у него урчит.
- Тань, а Тань,- отчего-то позвал свою жену Фёдор и недобро ухмыльнулся,- ты, что ль?
- Ах!- вскричал он, вспомнив зелёных человечков и в ужасе схватился рукой за лицо. Оглядевшись вокруг, он заметил какой-то странный, неестественный порядок везде: прямо из пола чисто выметенной комнаты, точно гриб, вырастал продолговатый бугор, на котором он только что возлежал, издали напоминавший диван; стены, белые и совершенно гладкие, казалось, были из стекла сделаны; ламп наверху не было, а светился каким-то непостижимым образом весь потолок, озаряя нежным, матовым огнём комнату. Стена, протрещав, запахнулась, и Фёдор, с увлечением разглядывавший удивительное помещение, вздрогнул. Подойдя к тележке, он прямо руками стал набирать сочные куски из кастрюль и отправлять их в рот, ломал душистый хлеб; крошки густо сыпались на пол, и Федя по ним топтался. Насытившись, воровито оглядевшись, он вытер руки о стену, проигнорировав салфетки в изящной салфетнице.
Расхаживая босиком по комнате, задрав голову, он увидел, что в потолке затаился крохотный красный глазок, тихо жужжащий.
- Хау ду ю ду?- изобразив на лице радушную улыбку, неимоверно коверкая английские слова, спросил Федя. Тотчас стена отворилась вновь, но на этот раз из неё выплыла прозрачная полочка с большим, засверкавшим радостно зеркалом и стопкой чистых одежд.
- Май нэйм из Фэдья...- продолжал наводить мосты дружбы Фёдор, мыча и с трудом подыскивая слова.- Фрэнд, фрэнд...- стал он пожимать на весу себе руки. Он облачился в хрустящие трусы-парашюты, наутюженные брюки, летнюю цветастую рубашку и парусиновые туфли, причесался гладким пластмассовым гребнем, который торчал тут же под одеждой, натянув языком кожу щеки, проверил в зеркале прыщ, выскочивший за ночь. Но странное дело: прыщ исчез! И щетина, всегда жёсткая и точно медная проволока грохочущая, была мягка и белокура! Федя ещё раз вгляделся в своё отражение, и убедившись, что он молод и красив, отбросил зеркало прочь. Сладко потянувшись и зевнув во весь рот, он требовательно сказал:
- Ладно, хватит, домой хочу!
Глазок воспламенился сильнее, воздух комнаты вдруг наполнился голубыми, едкими парами, и Фёдора бросило ко сну. Он, точно испуганная кошка, задёргал лапами и хвостом и ринулся куда-то бежать, стараясь улизнуть от гигантского прозрачного сачка, начавшего опускаться ему на голову. Снова развалилась стена, и темнота за ней, точно приглашая его, отступала. Длинный и узкий, облитый неярким светом коридор обозначился. Фёдор, мгновение помедлив, унимая бешеное сердцебиение, двинулся вперёд. Налево и направо, указывая дорогу, открывались двери, и Фёдор с опаской входил. Наконец, он очутился в громадном зале с засиявшим высоко вверху чёрным куполом и рядами мерцающих на стенах разноцветных огней. Из пола прямо перед ним вывинтился стул. Фёдор вертел головой, приглядываясь и принюхиваясь. Его вдруг что-то толкнуло прямо в сердце, заставляя обернуться. Он весь задрожал, вздёрнул острые плечи.
- Не бойтесь!- услышал он скрипучий голос в самом, казалось, своём мозгу,- вам не сделают здесь никакого вреда.
* * *
Фёдор, леденея весь, обернулся. Позади него, улыбаясь широко, стоял мужчина. Наружность того была бы вполне обыкновенной, человеческой, если бы не зеленоватый оттенок кожи и чрезвычайные худоба и малость его роста. Челюсть у Феди отвалилась, глаза неимоверно расширились.
- Май нэйм...- начал мямлить он, руками завертел, точно лопастями мельница.
Мужчина, издав гортанный металлический скрежет, саркастически мотнул головой.
- Вам сделали инъекцию дубилина, однако, кажется, недостаточно,- снова вполне земным, человеческим баритоном сказал он.
- А что это?- робко поинтересовался Федя. С ужасом он заметил, что уши у его собеседника отдельно одно от другого шевелятся.
- Средство против страха. У вас, у людей, слишком живуче это чувство.
Фёдор приосанился, провёл руками по бокам, будто оправляя невидимую гимнастёрку, обида солёным языком лизнула его в сердце.
- Я в армии служил между прочим,- гордо заявил он и выстрелил
желваками.- С парашютом два раза прыгал, ясно? Значок об этом имеется.
- Да на здоровье,- зеленокожий в некотором замешательстве потёр себе высокий, чрезвычайно выпуклый лоб.- Вы вообще отдаёте себе отчёт, где вы сейчас находитесь?
Фёдор, казалось, ничего не слышал и не видел, брови гневно ходили у него на лице.
- Я своих не предаю и на ваши вопросы отвечать не буду!- нехорошие чёрные звёздочки зажглись у него в глазах. Сжав кулаки и раскачиваясь с пятки на носок, он отвернулся в сторону.
Оттенок любви и жалости вспорхнул мужчине на лицо.
- Я боюсь, вы ошибаетесь,- ласково сказал он.- Вам вреда никакого не сделают, вы ошибаетесь! Посмотрите наверх.
Фёдор задрал голову, выставив густо-чёрные точки ноздрей, увидел над собой полную, абсолютную темноту.
- Это космос, вы понимаете?
Фёдора точно по голове обухом ударили, он вспомнил огромную перевёрнутую бутылку в холодной утренней роще и хлынувших из бутылки зелёных человечков. Он ахнул...
Мужчина с явным облегчением вздохнул.
- Вы на орбите, в тысяче километрах от Земли,- сунув руки за спину, он принялся взад-вперёд похаживать, искоса взглядывая на Фёдора; казалось, он начинает терять терпение.
- Мы никакие не американцы, вам ясно? Не немцы и не китайцы...
- Китайцы...- точно потерянный улыбался Федя.
- Это,- человечек указал на своё тело,- только оболочка, очень искусно скроенная. Мы совсем не такие, каким вам сейчас кажемся.
Глаза и рот Феди стали проваливаться, он пополз вниз по спинке.
- Так вы эта...- он потыкал пальцем в чёрный купол над головой,- оттуда? Пришельцы?
- Ну наконец-то!- всплеснув руками, воскликнул инопланетянин.- Я уж думал, вы никогда не догадаетесь.- Он подошёл к съёжившемуся Фёдору, протянул дружелюбно ладонь. Глаза у него были фиолетовые. Федя спрятал дрожащие руки за спину.
- Вы здесь, собственно, по делу,- как ни в чём не бывало, доверительно заговорил пришелец, сложив руки на груди, вылепив из них какую-то невероятную комбинацию, как будто в каждой было по пять суставов. Федя с нескрываемым ужасом на него уставился.- Вы, как это лучше сказать... должны решиться на один весьма неординарный поступок...
- То-то вы меня бесплатно кормили!- съязвил Федя.
- От вас потребуется напряжение всех физических и ещё более - духовных сил,- повысив голос и вздёрнув подбородок, продолжал пришелец.- Вы должны совершить настоящий подвиг, но об этом высоком поступке никто из ваших близких ничего не узнает. Ни-кто.
Он вплотную подошёл к Фёдору, который, как школьник, сидел не шелохнувшись, сдвинув колени и наклонив на бок голову.
- Никто на Земле,- наклонившись, зловещим шёпотом выдохнул.
- Что я должен сделать?- уменьшаясь в размерах простонал Федя, и так сильно стал бояться, что у него губы и нос задёргались.
Пришелец, тяжко вздохнув, бочком задвигался к переливающейся огнями панели на стене. Открыв пластмассовую прозрачную крышку, он вдавил клавишу. Вокруг Фёдора снова соткалось голубоватое колючее облако, и снова проклятый сачок полез ему на голову. Снова он вынужден был, чтобы удержаться по эту сторону реальности, бешено задёргаться и застонать. Разлитое в воздухе синее молоко сейчас же развеялось.
- Немедленно прекратите издеваться!- потребовал Фёдор, крепко сжимая кулаки и дёргая на лице желваками.
- Вот теперь другое дело,- лучезарно улыбаясь, сказал пришелец.- Это дубилин.
- Лучше бы сто грамм дали,- Федя, хмыкнув, снова отвернулся в сторону.
- От этого придётся отказаться,- сурово сказал коротыш.- Мы вас будем лечить, если вы, конечно...
- Начина-ается!- Федя скорчил кислую физиономию.- Может, на профком ещё позовёте?
- Фёдор Егорьев, 1951 года рождения, женат, имеете трёх детей,- в голосе инопланетянина послышались стальные нотки.- Сколько вам осталось жить? Три, от силы четыре десятка лет, если, конечно, не сопьётесь раньше времени.- Он выдержал паузу.- Вы сможете получить бессмертие!- взгляд его фиолетовых глаз стал ликующим.
- Я не хочу превращаться в человечков,- гораздо спокойней отвечал Федя, чувствуя, что начинается торг, весьма выгодный для него. Лукаво взметнув одну бровь, он уставился на коротыша. Зелёное лицо того окаменело.
- Вы зря пренебрегаете. Мы древнее вас как минимум втрое,- с неприязнью он заурчал, и горло у него вздулось и задрожало, как лягушачье.
Фёдор примолк, извинительно заморгал.
- Вы, в конце концов, хотите знать, в чём дело или не хотите?
Фёдор поспешно кивнул.
- Прочтите вот это,- человек-лягушка, зашуршав, развернул листок, протянул. Федя, шевеля губами, прочёл и вернул. Он с обидой поджал губы.
- Вы меня собираетесь ликвидировать?- чужим, дрожащим голосом спросил.
- Зачем же? Нет. Если вы станете болтать там, на Земле, лишнее, о том, что вы здесь на корабле увидели, мы вынуждены будем стереть из вашей памяти всю информацию - нам легко это сделать, поверьте. Но никто знает, не заденем ли мы случайно какой-либо иной участок мозга - расстояние-то с орбиты до Земли немалое. С вами возиться специально никто не станет, капсулу спускать - тем более. Направим луч, и все дела... К тому же лишите себя воспоминаний о таком чудесном приключении...
Федя вдруг безобразно закричал.
- Ото интересно! Ото надо нам с вами связываться! Дурманите голову порядочному человеку, везёте неизвестно куда с риском для жизни, гадостью всякой пичкаете, и ещё пугаете! Ото интересно!- Федя так старательно выговаривал слова и тряс щеками, скалил крупные, как у мерина, зубы, так картинно разбрасывал кисти рук, и прикладывал их ко лбу, что сразу стало понятно, что он Ваньку ломает; коротыш, изломав руки на груди, с улыбкой иронии слушал его.- А что я начальству скажу, а? Да мне на работу давно пора!- продолжал юродствовать Фёдор, с некоторой опаской однако поглядывая на зеленокожего.
- Всё? Вы кончили говорить?- спросил пришелец.- Сядьте!- приказал и тотчас сам повалился на стул.
В иллюминаторы вплыла неестественно крупная, сверкающая Луна. В зале стало светло, как днём. Показалось, что к ним кто-то громадный и добрый заглянул.
- Не волнуйтесь, о вас на время забыли все, вас будто сейчас и нет вовсе,- устало сказал пришелец.
- Как так?- не на шутку встревожился Федя и схватился обеими руками за стул. Незаметно он ощупал себя.
- Да вот так,- пришелец высоко, требовательно поднял подбородок.- Успокойтесь, Егорьев, что вы как баба базарная раскричались?- голос его сделался скрипящим и сыпучим, а кожа приняла ядовито-зелёный оттенок, из-за ушей полезли какие-то перепончатые плавники.
Федю точно подрезали. Положив руки на колени, он затих. С нарастающим ужасом в глазах смотрел на фосфоресцирующие щёки и шевелящийся нос инопланетянина.
- Так или иначе мы вас предупредили... Итак...
3
- Итак...- набрал полную грудь воздуха пришелец и сверкнувшим взглядом пронзил Фёдора до самого сердца.- Всем вам суждено, видимо, погибнуть...- выдохнул он. Федина голова при слове "погибнуть" дёрнулась вверх-вниз, точно ему по затылку съездили.
- Да что вы всё пугаете?- возопил он, вскинув вверх кулаки.- "Жить осталось", "погибнете"... Отпустите меня домой и - точка! Всё, не хочу больше терпеть ваши издевательства!
Взгляд инопланетянина просиял.
- А-а, всё понятно!- он хлопнул себя плавником по лбу.- Очевидно, перестарались с инъекцией... Через пять минут всё стабилизируется... Выслушайте до конца меня, Егорьев! Вы зря суетитесь, это интересно хотя бы узнать... Е-горь-ев! - старался он остановить задыхающегося, дёргающегося грудью и рыдающего, разбрасывающего кулаки Фёдора.- Когда я вам сказал, что вам лично осталось столько-то, я имел в виду чистую абстракцию; точнее сказать, вы могли бы прожить столько исходя из внутренних энергетических запасов вашего организма, но будете насильственно уничтожены гораздо раньше, и не только вы один!..
Услышав третий раз страшное, роковое слово, Фёдор затих.
- Все, повторяю, погибнут; очевидно, что так,- мрачно провозгласил инопланетянин.- У вас, у землян, почти не осталось шансов. Вы, ваша цивилизация, выдохлись. Чем вы занимаетесь? Соревнуетесь в том, кто больше соорудит средств умервщления себе подобных? Кто сильнее загрязнит окружающую среду? Кто больше будет потреблять и при этом меньше производить? Вы не можете договориться - вы, все ваши так называемые нации, это абсурд! А между тем все вопросы легко могут быть решены за столом переговоров, ведь вы же, люди, земляне - одно нерасторжимое целое! Земли, пространства, уверяю вас, хватит для всех! Вы готовы передраться из-за любой мелочи, ростки благоразумных мыслей рубятся ещё на корню; вы думаете всегда только о теле, о душе же, о высокоэнергетической сущности - никогда, большинство доктрин ваших так называемых религий - фикция, намордник на общество. Вы обречены...
- Да кто это - "вы"? В смысле - мы? Что - все-все, что ли? Все до одного?- истерично по-бабьи запищал Фёдор.
Коротыш коротко, сухо кивнул.
- Когда?- Фёдор стал белый, как полотно.
Пришелец, откинув корпус назад, многозначительно поглядывая из-под фиолетовых ресниц на Федю, два раза поднялся и опустился на носках.
- Какой сейчас год?- спросил он и принялся насвистывать арию из Фигаро.
Федя, заикаясь, назвал.
- Ещё двадцать лет...
- Но почему!?
- Дело в том, что во Вселенной - вы знаете, что это такое? (Фёдор кивнул) - множество населённых миров, но выживает - увы - далеко не каждый из них, и причин тому не счесть. Возьмите ваш Марс. Теперь эта планета холодна...
- Но ведь можно же что-то исправить?- Федя стал руки у груди жать, надул жалобный, просительный пузырь лица.- Вмешайтесь, накажите виновных, придумайте что-нибудь, вы же можете...
- У вас трое детей? Они слушают вас?- хмуро спросил пришелец, из-под лба пронизывая взглядом Фёдора насквозь, точно шпагой.
- Бандиты!- злобно бросил Фёдор, с досадой отвернулся в илюминатор, переполненный чернейшим гуталином и мельчайшими, ярчайшими бриллиантами.
- А представьте - миллионы детей, миллиарды! Никто не в состоянии управиться с такой массой человеческих созданий в один момент, здесь нужно именно чудо, волшебство. Завтра неизбежно родится тот, кто смешает все карты. В таком случае надо работать с каждым человеком и при каждом новом поколении. Скажите, это выполнимо? Сами, сами люди меняться должны, тогда только у них появится будущее,- горячо воскликнул зеленокожий и задвигал в воздухе пальцами, - а вам кто-нибудь это объясняет?
- Отчего мы погибнем?- обречённо спросил Федя.- Война?
- Скорей всего, но не обязательно. Причин может быть множество: разбитая природа, например, и вследствие этого эпидемии, голод, стихийное бедствие, или - сознательная чья-либо деструкция, такое тоже случается, люди странные создания... Если присмотреться к вам, к человечеству, то вывод таков: вы ближе к смерти, чем к свободе. Я думаю, что в чертей вы не верите?
Федя замотал головой. Он вспомнил пышную грудь своей жены, в глубокой прорези которой всегда лежал натёртый до блеска горячий алюминиевый крест, рот его раскрылся, чтобы кое-что нелишнее в данной ситуации спросить, но зеленокожий, глухо кашлянув в кулак, снова начал говорить, и Фёдор вежливо промолчал.
- Теперь о главном,- раскачиваясь на резиновых, негнущихся подошвах ботинок фирмы "Большевик", пришелец с большим вопросом поглядывал в сторону Фёдора.
- Наша экспедиция по заданию Совета Высшей Иерархии,- решительно начал он,- совершает облёт ближней Вселенной и посещает все населённые в этом ей участке миры и цивилизации... И до сей поры, к слову сказать, мы не встретили разум сильнее, чем наш собственный...- с гордостью заявил пришелец.- Ну так вот. Одной из целей нашей экспедиции есть спасение гибнущих миров (Федя весь воспрянул при этих словах). Не радуйтесь,- огорошил его зелёный,- случаи весьма различаются. Иногда спасти местное население возможно - пара-тройка засланных пророков, пара-тройка вызванных ими революций - иногда же - нет. Вы - классический пример второго случая...
- Но прогресс? Сила разума на Земле в итоге должна победить! Этот...- Федя защёлкал в воздухе пальцами, подыскивая слова.- Здравый смысл, во! Надо чуть-чуть подождать, и всё само собой наладится!
- Отчего вы пьёте?- мрачно, с триумфом спросил пришелец.
- Не знаю...- был смущён Фёдор, неровные, обгрызенные ногти стал на пальцах разглядывать.- Жизнь такая...
- Где ж ваш здравый смысл, вы же губите себя?
Федя опустил низко голову.
* * *
- Вопрос в том, что когда выручить цивилизацию уже невозможно,- расхаживая, продолжал поучать примолкнувшего Фёдора зелёный человечек,- и все разрушительные процессы в ней слишком далеко зашли, мы спасаем отдельных представителей её. Правда, дальнейшее их существование будет протекать в совершенно иных условиях, нежели до этого, скажем - в определённо замкнутом пространстве, в космосе, на корабле. Это будет, вероятно, несколько однообразно, но взамен, как я уже говорил, будет предоставлено бессмертие.
Федя был потрясён услышанным.
- Но почему именно я?- вскричал он.- Почему?
- Нам всё равно. Вы здоровый сильный мужчина, а ваши болезни, если таковые найдутся, мы вылечим. Просто вас легко было взять, без лишнего шума.
Фёдор всё понял. Он сник, в голове у него воцарилась звенящая пустота.
- Неужели нет никакой возможности спастись?- прозрачная горошина покатилась у него по щеке.
Зелёный сухо дёрнул плечами.
- Вы приглашены сюда,- возвышенно заговорил он,- чтобы узнать истинное положение вещей и сообщить о своём решении. Да или нет - согласны вы покинуть навсегда вашу родную планету и совершить тем самым геройский поступок в масштабах Вселенной?
У Феди всё скакало перед глазами.
- Могу я подумать?- спросил он, совершенно не слыша своего голоса.
- Разумеется. Но сроку вам не более суток. Нам за это время кое-куда слетать надо. Мы возвращаемся на базу в районе звезды Альфа-Центавра, вы последний из числа выбранных.- Пришелец отодвинул панель и нажал клавишу. Стена провалилась, и Федя увидел мужчин и женщин под куполом громадного зала с мигающими разноцветными потолками, грустные и весёлые лица встречались - всякие. Экран медленно померк.
Фёдор, как завороженный, смотрел.
- Вы меня хорошо поняли, Егорьев?- пришелец внезапно всплыл перед самым носом Фёдора.
Фёдор кивнул.
- Что я должен делать?- трагическим голосом проблеял он.
- Если вы надумаете с нами лететь, вам нужно будет просто выйти из дома во двор, убедиться, что вас никто не видит, разумеется, и - несколько раз подпрыгнуть на одной ноге.
- Это ещё зачем?- глаза Феди от слёз были осоловевшие и красные.
Пришелец был несколько смущён.
- Вы обязательно напьётесь, и с вашим мозгом будет трудно работать. Слишком большое количество алкоголя в крови является значительным препятствием для телепатического сеанса. Единственное, что можно сделать в такой ситуации - сбить алкоголь по сосудам прыжками; простое, но весьма действенное средство привести себя в чувства, никогда не пробовали? Попрыгайте, Егорьев, очень прошу вас.
- Не буду пить,- обиженно пробурчал Фёдор.
- Тем не менее,- категорично сказал зелёный и провалился сквозь землю. Фёдор ахнул и вдруг почувствовал, как кто-то сзади наваливается на него и крутит руки ему за спину, в шею его ударила игла. Всё погасло у него перед глазами.
Он очнулся, лёжа навзничь в глубокой борозде поля. Вокруг него, таская из земли червей, прыгали галки. На синем до одури небе во-всю горел день.
* * *
Брызгин вернулся домой пьян. Он хлопнул дверью так, что задрожали в рамах стёкла, и ещё в прихожей начал ругаться с женой. От избытка внутренней злости он не стал ужинать и, лёжа в постели и слушая, как урчит в животе, жалел о своей поспешности, вспоминал сладкий вкус любимой картошки и горячий чаёк. Скоро он уснул.
2-й СОН ДЕНИСА ВАСИЛЬЕВИЧА
Ему явилось странное видение. Прямо перед собой он увидел зелёного человека с раздувающимися жабрами, огненно смотрящего на него. Человек похабно махал у него перед носом бородавчатым пальцем и что-то говорил на неизвестном Брызгину языке. Однако через минуту Денис Васильевич стал замечать, что язык делается понятным ему. Он кулаками, ладонями зажимал себе уши, громко кричал и трясся, но всё одно слова, точно они были отлиты из чугуна, влезали ему в голову. "Брызгин!- глухо, гадко хохотал лилипут.- Прозявил дело? Не смей разнюхивать дальше, ты уже проиграл!.." Денис Васильевич извивался, корчился и бился головой об землю, чтобы ничего не слышать. "И погонов офицерских,- продолжала зелёная поганка,- тебе не видать, как своих ушей!.."
Тут Брызгин открыл глаза. Вся подушка его была мокрая. Рядом храпела жена. Он сел, свесив ноги, в постели и долго смотрел в чёрную, звенящую пустоту. Затем он тяжело поднялся, оглянулся через плечо и, шлёпая босыми ногами, поплыл в темноту. Наощупь, царапая фанеру ногтями, он выдвинул ящик письменного стола и достал свой пистолет за №93614. Горько поплакав минуту, он завернул собачку и застрелился.
1987