Лицом к лицу... Маленькая повесть о любви

Альбина Демиденко
               
Помните, поэт сказал: «Лицом к лицу, лица не увидать…» Как точно дано определение событий и жизненных позиций.  Часто мы не замечаем кого-то или что-то, что вот оно – рядом с нами. Но стоит потерять, уйти, исчезнуть и мы плачем, сожалеем, грустим. Вот и в моей жизни так бывало не раз.
С Витькой Агаповым  я познакомилась через два часа после приезда в наш маленький Поселок. Он жил рядом, в соседнем доме. Мы учились в одной школе, ходили в один класс и сидели на соседних партах. В девятом-десятом классах, когда вдруг все девчонки и мальчишки стали загадочно поглядывать друг на друга, тайком подбрасывать записочки,  ни я Витьке, ни он мне записок не писали. И на школьных вечерах, Витька всегда сидел где-то в уголке. Обычный мальчишка из нашей  дворово-уличной компании.
С детства мы играли  в казаки-разбойники, прятки, пятнашки и во многие другие игры. Это сейчас во дворах детей не увидишь. А мы допоздна футболили  мяч, гоняли на велосипедах, в сумерках, сбившись в кучку, рассказывали страшные сказки или занимательные истории.  И только  голоса матерей, извещавшие, что уже пора спать, возвращали нас домой.
Витька был хорошим рассказчиком, он один со всей нашей компании знал бесконечное множество историй.   А еще он мог отремонтировать велосипед, накачать мяч, придумать какую-нибудь новую игру. Но заводилой в нашей дворовой компании всегда была я, а он, при всех своих достоинствах, почему-то оказывался незаметным.
После окончания школы мы разъехались. Кто-то отправился  поступать  в столичные  институты, кто-то - в областном городе в техникум, многие мальчики уехали учиться в мореходку. Я поступила в педучилище в соседнем  городе.  А Витька остался в поселке. Пошел работать в местное депо то ли слесарем, то ли токарем.
Первые дни жить в чужом городе, среди чужих людей было очень нелегко, и я часто приезжала в родной Поселочек.
Вечером, после занятий подходила на вокзале к проводнице проходящего поезда, жалобным голосом просила тетеньку-проводницу пустить на третью полку. Тетеньки в основном были сердобольные, за трешку разрешали ехать, но «тихо, по составу не егозить, контролеру не попадаться». А мы и не попадались. Я говорю «мы», потому что много нас таких в ту пору ездило подобным  способом.  Порой войдешь в вагон, а верхние полки все  уже заняты, и приходится  где-нибудь пристраиваться в уголочке, или «валетиком» коротать с кем-нибудь  время до  нужной станции.
 Мне ехать было не долго, всего  четыре-пять часов. Поэтому, если удавалось сесть на семичасовой поезд,  то уже к двенадцати часам я была дома. Но если не повезло, тогда  часам к двум добиралась.  И каждый раз на безлюдном перроне мне встречался Витька.
- Привет! Ты что здесь делаешь так поздно?
- С  работы иду. А ты на выходные приехала.
- Ага. Что тут новенького?
- Не знаю, - пожимает плечами Витька. - Давай сумку понесу. Чего туда насовала. Тяжеленная.
-  Да так. Ничего особенного.
И действительно, ничего особенного.  Маме - булочки с изюмом, бабуле – топленого молока бутылочку, братьям – каких-нибудь пирожков, а остальное книги.
Книги я любила и могла последние деньги истратить  на их покупку. Одно время  мечтала работать в библиотеке, чтобы читать свободно все, что там собрано. Но однажды, в классе девятом, школьный  библиотекарь разрешила поработать с ней вместе пару дней, и я поняла, что эта профессия трудная и   нудная. Весь день клеить, «лечить», книги, потом заносить их в какие-то каталоги, расставлять по полочкам,  выискивать вредных мальчишек и девчонок, которые взяли почитать и не вернули книгу, а читать когда? 
- Наших в городе никого не встречала?
- Нет. А тебе кто-нибудь написал?
- Нужен я им всем, - усмехался Витька. -  Они там, небось, уже академиками себя видят.  Это ты вот чего-то зачастила. Завтра назад поедешь?
- Поеду.
Незаметно мы подходили к дому.  Витька ставил сумку у нашей калитки и небрежно кивал головой.
- Спокойной ночи. Я пошел…
-  Пока.
Мать моими приездами была  недовольна. Лишние хлопоты, лишние траты.
- Чего ездить? Поступила, так учись. А то мотаешься туда-сюда…
Я была девочка общительная и постепенно освоилась в новом коллективе, появились друзья. Учеба тоже увлекла. Мне всегда, а в ту пору особенно, нравилось учиться.  Предметы давались легко, и я постепенно стала одной из лучших учениц.
В свой Поселок теперь приезжала  реже, но Витька, как будто ждал, всегда провожал  с вокзала домой. Теперь я ему с восторгом рассказывала  о своей учебе, новых друзьях, спортивных соревнованиях, а он, молча,  шел рядом. На мой вопрос: «Ну, ты как тут живешь?», обычно отвечал: «Нормально».
На втором курсе я влюбилась. Любовь эта была быстрая, отчаянная, безоглядная. Такая бывает только в ранней юности, когда все равно, что в рай, что в ад, лишь бы вместе, лишь бы рядом. Мне было семнадцать, а ему, моему самому-самому, на два года больше. Глаза блестели, голова кружилась. И не было никого рядом, кто бы сказал: «Девочка, так у всех бывает. Это только запах любви, только первый листочек, проклюнувшийся из почвы. Дереву любви еще расти и расти, бутоны, и цветы, и желтые листья – все впереди! Не торопись.   Насладись радостью, вдохни этот запах  жизни и убереги его от злых морозов и вьюг». Теперь спустя много лет я понимаю, что это была не любовь, а только намек на нее. А тогда…  мы были молоды! Была весна, солнце и радость первых познаний жизни.
Однажды  утренним поездом нежданно приехала мать. Пришла в общежитие, когда я была на занятиях. Девчонки, восхищенные нашей любовью, тут же поведали все мои секреты. Когда я пришла с занятий, меня ждал отличный «концерт». Maman срочно потребовала познакомить ее с будущим зятем. Мне не оставалось ничего другого, как представить «этого негодного  мальчишку».
Николай краснел и бледнел  под пытливым мамочкиным взглядом. Мне было  неприятно  слушать, как она расспрашивала его: кто родители, сколько братьев, сестер, где он работает, где учится. Настоящий допрос. Мы уже не один месяц  были знакомы, тайком  целовались в сквериках, но,  ни я, ни  он не спрашивали друг друга о своих близких и родных. Нам было не до них!  Нам было мало времени друг для друга, а тратить его  на расспросы о родителях и прочих пустяках просто преступление!
После допроса, Maman строго спросила Николая.
- Что скажешь, молодой человек? Жениться собираешься?
Стыд и паника охватили меня при этих словах. Мы даже думать об этом не смели.
- Собираюсь, - неожиданно твердо и четко ответил Николай.
- Когда? Когда пузо на лоб полезет?
- Мама, что ты говоришь… - У меня в горле пересохло, и голос вдруг охрип.
- А ты   помолчи, с тобой отдельный разговор будет, - перебила она. -  А родители знают о твоем намерении?
- Нет. Но я им скоро скажу. Они против не будут.
- Ты уверен?
- Да. Я в эту субботу поеду домой и скажу.
- Ну что ж, поезжай. И пока родители ко мне не приедут, к ней, - она ткнула пальцем в мою сторону, - приближаться не смей. Запрещаю. Узнаю, головы обоим оторву.
Я стояла ни жива, ни мертва.  Я боялась поднять глаза на своего любимого. А мать, как ни  чем не бывало, поднялась со скамейки и, отряхнув платье, уже более спокойным голосом сказала:
- Ступай, зятек. А ты покажи,  где здесь можно пообедать прилично.
Николай ушел, мать принялась читать мне мораль о чести и достоинстве девочки, которые я,  по ее мнению, уже давно потеряла. Свою речь она снабжала такими эпитетами, что краска стыда, казалось, навечно останется на моем лице. Успокоилась Maman только в кафе, когда пропустила  пару стопок водочки для успокоения и  «аппетиту». 
Уехала родительница вечерним поездом, а я, вернувшись с вокзала, упала на кровать и, накрыв голову подушкой, прорыдала до утра. Мне казалось, что весь мир рухнул, что мой единственный, без которого и жизнь не в жизнь, уже никогда  не подойдет, никогда не посмотрит в мою сторону. А как  жить без него?
Девчонки, перепугавшись, пытались  успокоить, охали и ахали, потом заснули. В юности сон крепкий, если  тебя не гложут мысли о потерянной безвозвратно любви.  Утром, опухшая от слез, зареванная, я впервые решила не идти на занятия. Жизнь без милого теряла весь смысл.
Первой в нашей  комнате всегда просыпалась Лидочка. Вот и в этот день она тихонько вылезла из-под одеяла и полусонная побрела  на балкон делать зарядку. Потягиваясь,  огляделась и  радостно закричала.
- Галинка, скорей иди сюда! Он пришел!
- Где? Кто пришел? Ты чего вопишь? – Девчонки проснулись  от  ее крика.
- Да Колька пришел! А ты ревела. Смотри,  вон он! – Подружка перегнулась через перила балкона. - Колька, ты давно тут стоишь? Сейчас я тебе открою, иди, успокаивай свою красоту, а то она совсем от слез одурела.
- Ой, Лида, не надо! Мне стыдно. Знаешь, что мамка ему наговорила?
- Ну,  ты и дурочка! – Это Саша, самая старшая в нашей комнате  решила вмешаться в создавшуюся ситуацию. - Мало ли что мать сказала. Она уехала, а вы-то  остались. Эй, девки, быстро одеваться, сейчас мужик придет, а вы голяком. И не засиживаться. Им поговорить надо.
Когда Николай вошел в комнату, Саша строго спросила парня:
- Что, испугался мамаши? Где вчера-то был?
- Тута.
- Где, где?
- А вот там, - он мотнул головой в сторону скверика под окном. - Ждал. Думал Галинка - выйдет.
- Во,  дает! Ты что ж,  всю ночь простоял? - Тот только головой мотнул.
- Девчонки, да он ведь герой! А ну-ка, ставьте чайник. Хоть чаем напоить мужика! - Саша смотрела на него с удивлением и каким-то восторгом. - Молодец!
Девчонки убежали на занятия, а мы остались в комнате одни. Ни он на работу, ни я на занятия в этот день не попали. Я ревела, он успокаивал, целовал мои опухшие от слез глаза, губы…  Все произошло по детски наивно, торопливо, заплаканно-слезливо.
В субботу Николай уехал к себе в деревню, а через неделю состоялось сватовство. Как договаривались родители, мы не знали. Нас  там не было. Свадьбу назначили на осень, на сентябрь. Время полетело с бешеной скоростью.  Пьяные от молодости и счастья мы ходили,  держась за руки, задерживались допоздна, целуясь в соседнем скверике. Все называли нас женихом и невестой. 
Вначале июня, окончив с отличием курс, я уехала в Поселок на каникулы. Когда на вокзале прощалась с Николаем, казалось, что не смогу и дня без него прожить.
- Ты будешь писать письма?
- Конечно. А ты?
- Обязательно. Каждый день!
И он писал. Каждый день почтальон приносил цветные конвертики с неровно написанным адресом. Он писал письма прямо на почте, на почтовых открытках, бланках телеграмм. Первые дни я отвечала старательно, но потом приготовления к свадьбе отодвинули куда-то в сторону необходимость писать. Приехали на каникулы бывшие одноклассники. Днем мы  пропадали на речке, вечером  - на танцах в железнодорожном парке. Порой, уже засыпая, вспоминала, что забыла заглянуть в почтовый ящик. «А, ладно, завтра …» - и сон клонил усталую голову. Витька в нашей компании бывал редко. Придет, сядет где-нибудь в уголочке, и весь вечер промолчит. 
Вначале октября сыграли свадьбу дома, в Поселке. Из училища приехали только две мои подружки – Лида и Саша. Николай приехал со своими родителями, дядей и тетей, и еще  какими-то родственниками. Свадьба была шумная, веселая, хмельная и буйная. Собрались почти все соседи, друзья матери, кое-кто из моих учителей. Витька был тоже. Он сидел весь вечер почти рядом со мной. Старательно охранял от попыток подвыпивших гостей украсть  невесту или туфлю с ноги невесты. Один из гостей изловчился пролезть под столом  и уже почти добраться до нас, но кто-то уронил ему на голову бутылку с самогоном. Поднялась кутерьма  и  ловкого удальца выволокли из-под стола. Все как на всех свадьбах. Всем весело, только жених с невестой устали. Гости пели и веселились до поздней ночи, а поутру вновь  уселись за столы, головы полечить.
Первым отсутствие за столом Витьки заметил мой теперь уже муж.
- А Витек где?
- Я его сегодня не видела. Теть Нюр, - обратилась я к Витькиной маме, которая  вместе с другой нашей соседкой хлопотала возле стола. - А Витя где?
- Дома. Спит наверно еще, - и тетя Нюра поспешила за очередной порцией      каких-то яств.
- Сейчас я его разбужу. Пойдем, - я взяла мужа за руку. Но в это время к нему подошла его мама.
Я поняла, что у них разговор будет долгим и поспешила в дом к Витьке.
В этом доме мне все знакомо с детства. Тетя Нюра, Витькина мать, была ласковой и приветливой женщиной и мы, Витькины одноклассники, ее любили. Не единожды тетя Нюра  защищала меня от матери, когда та, напившись, пыталась поучать строптивую дочь. Подчерпнув в сенцах кружку воды, чтобы было чем разбудить заспавшегося друга,  осторожно приоткрыла занавеску, закрывающую дверной проем в его комнату и – остолбенела. Витька сидел у большого зеркала и  сбривал свои пышные, чудесные волосы.
- Не сумел удержать девчонку, ходи лысый. Так тебе и надо, - крупные слезы медленно катились  по его щекам.
Первым порывом было закричать, бросится к нему, остановить, но я медленно опустила занавеску и тихонько вышла из дома.  Мир вдруг стал тусклым, и эта свадьба - такая нелепая и чужая. Почему-то  появилось желание убежать далеко-далеко, где не будет ни громкой музыки, ни полупьяных шуток, ни мужа, никого.
После свадьбы я редко приезжала в  Поселок. Вскоре Витька уехал куда-то на стройку, затем ушел в армию.
Скоропалительные  ранние браки редко бывают счастливыми. Наш союз не явился исключением. После десяти  лет совместной жизни, мы  завершили этот этап семейной жизни и развелись. От совместной жизни  остался горький осадок, и лишь двое детей  скрашивали воспоминания о тех не очень веселых годах, наполненных неуютом,  холодом, душевным разочарованием. И лишь спустя много лет, во втором браке, появилось ощущение женской необходимости, нежности и взаимности.
Говорят, жизнь прожить – не поле перейти.  Мое поле жизни все было в рытвинах и перекатах, а тропинка, по которой пришлось его переходить, вилась, извивалась и петляла. Сколько раз я спотыкалась, того и гляди, носом в грязь влететь норовила, но, собрав волю в кулак, вытерев очередные слезы, расправляла плечи, поднимала голову и шла веред.
Поскитавшись по свету,  к сорока годам по воле судьбы и случая я переехала в Москву. Дети выросли, появились внуки, и, отвечая на их любопытные вопросы,  все чаще и чаще вспоминала свое детство, юность, маленький Поселочек и школьных друзей. Maman  моя давно уже отошла в мир иной, братья уехали в другие города, мне не к чему и незачем было приезжать в те места. Но порой так хотелось пройтись по тихим улочкам, прижаться щекой к теплой коре тополя, растущего у калитки родного дома, узнать, где сейчас мои одноклассники  и как сложилась их  судьба.
После того памятного свадебного дня с Витькой мы больше не встречались. Но я, как все женщины, в пору семейной неустроенности думала: как бы сложилась моя судьба, если бы тогда не с Николаем, а со школьным другом пошла по дороге жизни. Понимаю, сослагательного наклонения в жизни нет, но где-то там, глубоко под сердцем, маленький комочек тоски и сожаления порой  шевелился.
Однажды  вначале лета мы с моей маленькой внучкой ехали на дачу. Дорогу свою мы не рассчитали,  и пришлось полчаса ждать электричку на платформе. Я сидела на лавочке, а внучка играла с каким-то незнакомым мальчиком. Его бабушка подремывала  рядом со мной. Детям очень тяжело ждать без движения. Это мы, взрослые, можем замереть и просидеть в ожидании и час, и два, а дети очень динамичны. Ребятишки  и прыгали вокруг лавочки, и шагами измеряли ее длину, и голубей кормили. Лавочка стояла в отдалении от основной толпы, беготня детей никому не мешала.  Но чем ближе подходило время прибытия электрички, тем больше людей появилось на перроне платформы.
- Анюта, успокаивайтесь,  через пять минут наша электричка.
- Миша, хватит бегать.
И в это время моя Анюта, увертываясь от догонявшего ее мальчишки, со всей скоростью расшалившегося ребенка, врезалась в спешащего мужчину. Все произошло мгновенно. Чтобы малышка не упала, мужчина подхватил ее, при этом выронил портфель и коробку с объемным тортом. Портфель от удара о  землю раскрылся, из него вылетели бумаги и рассыпались веером. Я, мальчик, и выскользнувшая из рук мужчины внучка, стали поспешно собирать бумаги. А тот стоял растерявшийся и с высоты своего роста смотрел на  нас.
- Простите, она нечаянно, -  заливаясь краской стыда за поступок внучки, подала я ему бумаги и портфель.
- Дяденька, извините, я больше не буду, - девочка,  подняв головку, снизу вверх посмотрела на него. Голосок ее был виноватый, а  в глазенках еще мелькали озорные огоньки.
- Дяденька, вот ваш торт.  Он целый, только коробка испачкалась, - оказал свою посильную помощь и Миша.
- Я вам заплачу за торт, -  потянулась я к сумочке с деньгами.
- Что вы, что вы… - Мужчина окончательно растерялся. - Ничего не надо. Это я не заметил детей. Это я виноват.
В это время  долгожданная электричка со свистом влетела  и, шипя, остановилась у края платформы.
- Бабушка, бабушка, электричка! Быстрее, опоздаем!
- Да, да… Ваша электричка… Вам помочь?
- Нет… Спасибо… Мы сами… Еще раз извините.
Мы с внучкой  вошли в вагон. В вагоне было многолюдно. Народ  торопился покинуть душный город, но нам с малышкой уступили места. К вящей радости девочки, ее место оказалось у окошка. Она тут же принялась рассматривать пейзаж за окошком, а я еще долго вспоминала нелепый случай и чувство неловкости от произошедшего,  не проходило.
Мы приехали на нашу станцию и уже направились в сторону дома, как вдруг Анюта дернула меня за рукав. 
- Бабушка, смотри, а вон и наш дядя.
- Какой дядя?
- Тот, которого я сбила. Ну, все. Теперь не увидишь, он в магазин пошел.
- Аня, не выдумывай.  Смотри под ноги, споткнешься.
- Я споткнусь, а ты меня словишь, как тот дядя.
- Как дядя я не смогу.
- Почему?
- У меня силы не те.
- Это правда. Он очень сильный, - немного подумав, проговорила девочка.
Мы чудесно отдохнули  и спустя пару недель вернулись в город. Мне необходимо было выходить на работу,  и девочку отправили к родителям. Случай этот постепенно забылся, и ушел бы бытие, как многие другие непредвиденные казусы, которые случаются в жизни каждого человека, если бы…
Прошло пару месяцев. Однажды, поздно вечером, раздался телефонный звонок.
- Алло. Я вас слушаю.
- Добрый вечер. Вы не могли бы пригласить к телефону Галину.
- Я вас слушаю.
- Галина? Вы меня не помните, - голос был не знаком. - Я – Виктор. Мы с вами встречались… Вы ехали на электричке…
- Извините, молодой человек. Я в электричках никогда и ни с кем не знакомлюсь. Спокойной ночи.
Странный звонок. Я действительно принципиально никогда не завожу знакомства в электричках и поездах. Но голос звучал так взволновано. Впрочем, это его проблемы. Через пару дней   мужчина вновь позвонил.
- Алло, Галина, добрый вечер. Не кладите, пожалуйста, трубку, выслушайте меня. Я  - Виктор  Агапов.
-  ?
-  Вы меня не помните, - не то спросил, не то подтвердил свою догадку взволнованный голос в трубке. - Я ваш сосед.
Мне стало любопытно: кто же этот взволнованный и такой настойчивый сосед? Вроде бы всех своих соседей я знаю.
- Меня зовут Виктор Агапов, - вновь повторил мужчина. - Мы с вами жили  рядом в Поселке, учились в одной школе и одном классе. Не помните?
- Что вы сказали? -  Его взволнованность вдруг передалась и мне. - Кто Вы?
- Я ваш сосед. Наши дома были рядом,  и мы учились в одном классе. Вы жили в Поселке.
- Господи… Витька… Это ты?
- Я, я! – Обрадовался Виктор.
- Откуда ты? Где ты? – От волнения  я тоже стала говорить одними междометиями.
- Я  живу здесь, в Москве.
- Ты в Москве живешь? Вот так чудо! Как ты меня нашел?
- Это долгая история, главное – нашел. Как ты? Как живешь?
- Я – нормально, а ты, твоя жизнь как сложилась?
- У меня тоже все нормально. Расскажи о себе.
- Что рассказывать? Вот так чудо! Слушай, давай встретимся.   
- Согласен! Когда и где?
- Ой! Я завтра уезжаю в командировку. А ты не мог бы позвонить мне через недельку. Я вернусь в Москву к следующему четвергу.
- Обязательно позвоню!
Наш бессвязный разговор прервал звонок моего мобильника. Мельком взглянула  на дисплей – директор.
- Извини, у меня важный звонок. Подождешь?
Разговор с директором был долгим и не очень приятным. Расхаживая по комнате с мобильником, я механически включила чайник, поправила на столе салфетку, закрыла недочитанную книгу, небрежно брошенную на диван, положила на рычаг телефонную трубку,  забыв, что на том конце провода Витька ждет продолжения разговора. Закончив разговор,  еще долго не могла успокоиться. В последнее время у нашего руководства  появилась странная  манера совещаться до поздней ночи, а по окончании срочно выдавать своим подчиненным ценные указания. Господа, милые, придержите коней! Подумайте, прежде чем выливать все свои  и чужие идеи на головы подчиненных. Охолоньте, как говорила моя мудрая  бабушка, переспите до утра со своими  новшествами, а там, глядишь, и  не такими уж умными и нужными эти идеи окажутся. Не зря говорят, утро вечера мудренее.  Когда мои мысли пришли в порядок, со стыдом вспомнила, что, недоговорив и не попрощавшись с Виктором, положила трубку. Вот нахалка. Мужик меня отыскал в этом миллионном муравейнике, а я так грубо с ним поступила. Еще подумает, что пренебрегла разговором с ним. Это же надо, отыскал меня! Воспоминания детства и юности вновь всплыли в памяти. Витька, друг милый, не обижайся и позвони мне через недельку.
На следующий день, без энтузиазма и особого желания, вечерним поездом я уехала в С-Петербург. Вот уже двадцать лет наша страна перестраивается. Это стало национальной чертой нашего народа – все разрушить, отвергнуть, перечеркнуть «до основанья, а потом…»  А потом строить и строится, реконструировать и реформировать. К реформам мы почему-то имеем особое расположение.  Включая утром телевизор, или радио  слышим:   реформа сельского хозяйства, реформа школьного образования, реформа ЖКХ, реформа в строительстве, реформа, реформа, реформа…  наконец-то, добрались до  реформы армии. Наше правительство реформирует все и вся, совершенно забывая, что от любой, даже самой эффективной реформы обогащаются единицы, разоряются сотни личностей, но весь груз от деятельности и тех, и других,  и всего действа в целом  ложится на плечи простого народа. Во всем мире политики, историки, аналитики лишь спустя годы  чуть-чуть приоткрывают завесу над реальной действительностью последствий от деятельности реформаторов. Именно чуть-чуть приоткрывают, лишь настолько, насколько угодно в данное время данной правящей верхушке, но отнюдь не народу. Народ что? Он свое дело сделал, что с ним считаться?!
Ехала  на этот очередной семинар, объясняющий очередную реформу, и понимала, что ничего нового не узнаю, что четыре дня будут одни рапорта и лозунги никому не нужные, впустую затраченное время.
Положительно было лишь то, что встречусь со старыми знакомыми -  на всех этих сборищах в основном  мелькали одни и те же лица – да отосплюсь. Но каково было разочарование,  когда на второй день нашего пребывания ко мне подошел куратор московской группы и попросил выступить.
- Галина Васильевна, выручайте, любезная! Полнейший завал! Баукина не приехала, перед самым отъездом заболела. Я думал,  подъедет сегодня, но ее в больницу положили.
- Что Вы говорите? И серьезно заболела?
- Еще не знаю. Но  в больницу с пустяками не кладут, сами понимаете. А у нас она заявлена на выступление  в завтрашнее заседание. Представляете?
- Да, неприятно. Но чем могу я помочь?
- Бога ради, выступите завтра. Подготовьтесь и, эдак, коротенько, минут на пятнадцать, а? Если что надо, я помогу. Но Вы и сами сумеете, Вам, ведь, не впервой.
- Валерий Васильевич,  я совершенно не готовилась. Да и тему Баукиной плохо знаю, - попыталась отбиться  от его настойчивости.
- Что Вы, голубушка. Какая тема. Вы о своей работе, так сказать, о практической деятельности и применении постановлений на практике. Так сказать, коротенько.
- Коротенько-то коротенько, но, Валерий Васильевич, надо и цифры какие-то привести, а где я их сейчас возьму. Не все с пальца высасывать.
- А вы примерненько, так сказать.
- Эк, вы, какой! Примерно не пойдет, вы знаете нашего префекта, он все материалы просмотрит и каждую цифру проверит. Так не пойдет.
- Ну, выручите, голубушка, не выкрутиться мне одному. А если завалимся, нам потом не то, что от префектов, от Головы не сдобровать.
Это было правдой. Махнув рукой на сон и  договоренность с приятельницей отметить приезд в Питер,  посидеть  в любимой кафешке, вечером отправилась в номер готовится к выступлению.
«Коротенько, минут на пятнадцать», оказались двадцатью минутами. 
Мое выступление закрывало работу в  первой половине дня. Если говорить об эффективности восприятия, то это не самое лучшее время. Слушатели устали от предыдущих  цифр и фактов, устали от долгого сидения, а желание  перекусить и перекурить   преобладает над другими факторами. Меня это время устраивало  в виду того, что  инициатива взобраться  на трибуну исходила извне, и  заготовленный материал доклада был  скоропалительным.  Невнимательные слушатели больше будут думать о кофе и сигарете, нежели вдумываться в ляпсусы и задавать коварные вопросы. Однако я не учла одного – поднимаемый вопрос  на данном этапе был  «зубной болью»  практически всех собравшихся  на этой конференции. Неожиданно для меня  с первых фраз в зале наступила напряженная тишина. 
Всегда волнуюсь, когда приходится выступать перед аудиторией, а в этот момент волновалась вдвойне, чувствуя на себе сотни  внимательных глаз. Мой доклад не был напичкан официальной информатикой, надутыми цифрами. Просто и доходчиво я пыталась рассказать о  проделанной работе, о тех  трудностях, с которыми пришлось столкнуться, о тех проблемах, которые пытаемся решить, и что из этого получается  на практике. Короче, я говорила о своей повседневной работе. И доклад-рассказ заинтересовал слушателей. Все, с чем мне приходилось сталкиваться, решая те или иные вопросы в этой новой для всех нас проблеме, было работой и  постоянными ежедневными заботами почти всех присутствующих в зале. Шквал вопросов, а не аплодисментов, как пишут  досужие корреспонденты, посыпался  сразу же по окончании выступления. Время для дискуссии закончилось, а из зала вопросы не прекращались. Председательствующий несколько раз уже стучал по графину ручкой, призывая к тишине, но тщетно. Наконец он не выдержал, подошел к трибуне, слегка отодвинул меня, и зычным голосом объявил в микрофон:
- Господа, можете ваши вопросы в письменном виде передать на трибуну.  Мы попросим Галину Васильевну персонально вам ответить. А сейчас перерыв.
Пока он говорил, я потихонечку ушла со сцены в кулисы.
- Галина Васильевна, что Вы себе позволяете? – Тут же на меня надвинулся с грозным видом Валерий Васильевич. - Вам было сказано – минут на двадцать, а Вы?
- Валерий Васильевич, я и докладывала двадцать минут, а потом пошла дискуссия. Я не виновата…
- Устроили, понимаешь, базар.
- Знаете что, Валерий Васильевич, - рассердилась я. - В следующий раз выступайте сами. И, эдак, «коротенько», а я в зале посижу, послушаю. Я у Вас не просилась на выступление.
Резко развернувшись, вся взвинченная и разъяренная,    решительно направилась к выходу, но каблуком зацепилась за длинные кулисные шторы и чуть не упала. Чьи-то сильные руки вовремя поддержали меня.
- Бог ты мой, опять Вы? – Прямо передо мной стоял тот самый мужчина, который когда-то поймал  на перроне мою расшалившую внучку. - Как Вы здесь оказались?
- А я приехал, чтобы вас поймать. Вначале внучку, теперь – бабушку.
- Вот еще, - я строптиво выдернула руку. - Только торта нам и не хватает.
- Это дело легко поправимое.  Я видел, как вы удрали со сцены и  специально сюда поспешил, чтобы пригласить вас на кофе, если желаете – с тортом.
- Ничего я не удирала. Просто ушла.
- Галина Васильевна, - ожил Валерий Васильевич. - Вы на обед едете?
- Нет, - ответил за меня незнакомец. - Мы по собственному графику обедать будем.
- Ну-ну… Не забудьте, в два необходимо быть здесь.
- Не беспокойтесь, мы будем,-  продолжал за меня отвечать незнакомец. - Так идем пить кофе?
- А…  Кофе так кофе, - махнула я рукой, и мы вместе покинули зал.
Когда вышли на улицу, автобусы  с  отправляющимися обедать, медленно отъезжали от  здания.
- Нам сюда,  - показал незнакомец на стоящую поодаль машину с московскими номерами.
Бурное выступление или ушат холодной воды, вылитый на голову Валерием Васильевичем, а может быть и то и другое вместе взятое,  ввели меня в какой-то штопор. Не понимая почему и отчего, я покорно  подчинилась, неизвестно как оказавшемуся в этом городе и в этом месте, мужчине. Ехали  молча,  недолго, остановились около дорогого ресторана, где, как я поняла, столик был заказан заранее и к нашему приходу  уже сервирован легкими закусками. Шустрый официант появился как по волшебству, улыбаясь, поздоровался и уверенно-привычно разлил искристое вино в бокалы.
- Я предлагаю выпить за нашу встречу, - нарушил молчание незнакомец.
- Прежде чем пить вино, мне хотелось бы узнать ваше имя, таинственный  спасатель внучек и бабушек, - стараясь спрятать смущение, сыронизировала я.
- К сожалению, представить меня некому, придется взять эту обязанность на себя, -  подхватил мой тон  мужчина. -  Итак, разрешите представиться, Агапов Виктор Алексеевич, ваш школьный друг и бывший  сосед,  - по-армейски щелкнув каблуками, он слегка наклонил голову.
Если сказать, что грянул гром или вдруг хлынул ливень, то это ничего не  значило с тем впечатлением, какое  произвели его слова. 
- Не поняла…  Кто Вы? Витька – ты?
- Да, так точно!
Я  медленно поднялась со стула, дыхание перехватило, весь зал куда-то поплыл.
- Как… как ты меня нашел?
- По глазам.  Помнишь, там, на перроне, глазки твоей внучки подсказали,  где  искать  бабушку.  Она  твоя  копия,     твое  продолжение. 
Ни в тот,  ни в последующие дни,  мы на конференции не были. Петербург кружил нас листопадом, очаровывал синими сумерками, соблазнял ночными огнями. Почему я раньше не любила этот город, считала его хмурым, серым и промозглым. Я была не права.
В Москву мы вернулись вместе и с тех пор ни на один день не расстаемся. Длительное одиночество учит людей ценить каждое мгновение счастья общения  с любимым человеком. А в Петербург мы приезжаем  каждую осень.

Москва                2008г.