ШЕРЛОК ХОЛМС
Меня всегда ощутимо пьянил свежий воздух, причём в самом буквальном смысле этого слова. А воздух в парке у Коллинера оказался крепче выдержанного виски. Я брёл, поотстав от Уотсона и Кленчер, и меня почти шатало, но такое опьянение не мешало думать.
Основное было, собственно, уже понятно, и я недаром сказал про подпольный абортарий. Всё указывало на это – даже бумага с водяными знаками фармацевтической компании. Непонятно было, какое ко всему этому отношение может иметь Уотсон и его давний «скелет». Подозрение, будто он чего-то недоговаривает, не оставляло меня, но и в этом уверенности не было. С другой стороны, Майкрофт. Мне что-то не верилось в то, что брат не может разобраться со своими проблемами сам, не привлекая меня. Если он хотел узнать обстоятельства смерти Анны, ему довольно было потратить час-другой на размышления и побить ноги – не свои, Оливера – чтобы получить точное и однозначное представление о том, что произошло. Почему ему так нужно, чтобы я сам порылся в этой куче? Что это, неуклюжая попытка признаться в чём-то, формально не признаваясь? Попытка очернить Уотсона в моих глазах – такая же, как была в своё время предпринята в отношении Коллинера? Кстати, поклон Руду за ту историю – теперь мой братец будет видеть потенциальную угрозу в каждом, кому я руку пожму. Интересно, что бы он сказал, видя, как я перебираю в пальцах жёсткие пряди Уотсоновых волос? А между прочим, суггестировать Уотсона у меня отлично получается – он скрытый кинестетик и идеальный реципиент именно кинестетического варианта, но умрёт прежде, чем в этом признается. Забавно зарывать пальцы в его шевелюру – протестовать и «звучать» он начинает одновременно, а то и не поспевает с протестами. Я уже с первого раза решил, что буду этим пользоваться. А теперь мной овладела озорная мысль попробовать свои силы ещё и на Кленчер.
Между тем эти двое оживлённо беседовали. Я прислушался – и с удивлением убедился в том, что речь шла обо мне. Уотсон, намеренно понижая голос, рассказывал о нашем знакомстве. Разумеется, он опускал многие подробности, но и этого мне хватило, чтобы разозлиться. И я совсем уж было собрался отпустить какую-нибудь колкость – просто, чтобы дать понять, что я слышу, чтобы они смутились и замолчали, как вдруг мне пришло в голову одно соображение, и я громко спросил:
- Уотсон, вы, помнится, говорили мне, будто барону Лейденбергу порекомендовал вас Стэмфорд?
Этого хватило, чтобы смутить – Уотсона, по крайней мере. Чем я больше узнавал Мэрги Кленчер, тем больше сомневался в её способности смущаться.
- Ну... да, - пробормотал он, - Стэмфорд, да... А что?
- И ещё вы говорили про рекламные листки... Совершенно верно! Уотсон, мисс Кленчер, поздравьте меня, я – осёл, совершенно лишённый как фантазии, так и малейшей способности к логическому мышлению.
Мэрги посмотрела на меня удивлённо, Уотсон спокойно кивнул:
- Поздравляю. А теперь почему бы вам не развить свою мысль так, чтобы мы поняли?
- Смотрите, - я возбуждённо забежал вперёд и остановился, повернувшись к ним. Они – волей-неволей - тоже остановились. – У нас есть шесть женщин, умерших, предположительно, после аборта, хотя аборт сам по себе причиной их смерти не являлся. Они не связаны между собой, проживали в разных частях города, имели различный круг общения. И всё-таки между ними было нечто общее – они все сделали аборт, верно? А потом покончили с собой – это не наверняка, но это вероятно, так считает полиция, потому что никаких следов насилия на телах нет.
И если мы пока можем лишь предполагать, какая причина заставила их покончить с собой, то про аборт мы знаем почти наверняка. А почему не предположить, в таком случае, что все эти аборты произведены в одном абортарии?
- Да предположите на здоровье, - пожал плечами Уотсон. – Что вам это даёт?
- А как эти женщины узнали об этом абортарии? Кто им подсказал? Кто их научил? Источник рекламы, а он имел место, по всей видимости, у них один. Вот его-то нам и надо искать. И мы будем действовать самым примитивным образом... Уотсона придётся исключить, как подозреваемого, но мы с вами, мисс Кленчер, проделаем вот какую работу: у всех этих несчастных наверняка остались родные или знакомые. Нам придётся говорить с ними, а спрашивать следует, с кем в последние полгода общались эти женщины. Общались довольно тесно – ведь первому встречному о нежеланной беременности рассказывать не будешь. Нам назовут имена, возможно, что-то ещё. Более трёх совпадений – и этот объект как раз и будет нашим искомым. Вот так.
- Полицейские методы, - пробормотал Уотсон.
- Совершенно верно. Называется скринингом. Вот и посмотрим, что останется у нас в решете. Понимаю, что немного разочаровал вас, но когда объектов для дедукции так много, дело может затянуться, а времени у нас, боюсь, нет. Так что сначала примемся за грубую работу, а там уж перейдём к изящной игре ума.
- Как вы думаете говорить с ними? – спросила, озадаченно сводя брови, Мэрги. – Просто прийти в дом и просто спросить? Они едва ли станут вам отвечать и, в любом случае, не будут откровенны.
- Они будут откровенны, - пообещал я. – Потому что вы представитесь сестрой из госпиталя, то есть, скажете чистую правду, а я потом кое-что привру, а вы мне подыграете, и, будьте покойны, мы получим полный список знакомств несчастных утопленниц.