*
Занимательно устроен мозг человека : счастливые минуты летят пронзительной стрелой, но в горе и в печали время течет неизмеримо долго. Для заключенного даже малый срок растягивается на нескончаемые годы: часы подобны неделям, а годы превращаются в века... Вот и сейчас, очнувшись в антикварной лавке "Империор" господин Петлевский никак не мог сообразить; как он здесь оказался, сколько времени он просидел в кресле и откуда у него в руках окровавленный африканский клевец. С неподдельным удивлением разглядывал он руки, покрытые сеточкой тончайших кракеллюров: это были руки художника, эстета и прохвоста, но никак не хладнокровного убийцы. Этими руками он зарабатывал на хлеб, как умел - не всегда честно, иногда на грани закона, но не преступая черты. Теперь же вся его жизнь распалась на бесформенные части и лежала перед Филимоном жалкими осколками - яркая, смешная и несуразная. С печальным и неизбежным финалом.
-Шеф, а шеф! -до антиквара донесся голос подсобника, - К тебе тут какой то мужик ломится... наглый.
-Здесь я,... здесь, - глухо отозвался Филимон. Грязный заирский топорик он быстро сунул под диванную подушку. Стал суетиться. Занервничал. Хотел вытереть руки о портьеру, но не успел - незванный гость уже ступил в сумрачное пространство неряшливой мастерской. Двигаясь бесшумно, по кошачьи, пришелец прокрался в центр комнаты и оказался прямо перед антикваром. Серые глаза на детском лице гостя были спокойны. "Узваров" - душа Филимона опустилась куда то вниз.- "Как же так! Еще два дня имею в запасе..."
-Да не дергайся ты, Петля. -убийца криво ухмыльнулся. -Знаю, знаю - срок не вышел.
-Я это...
-Патрон тебя видеть хочет. - перебил антиквара Узваров. -Дело у него к тебе серьезное.
Петлевский пожал плечами: "Ясный пень, какое дело - картину умыкнул, теперь не знает куда столкнуть, подлец. Грамотно аукционы проводить - это не кнопки давить в парламенте. Тут мозги нужны... а не депутатская неприкосновенность."
Петлевский глянул на пришельца. В серых глазах Узварова, присыпаных черными точками не было места для жалости и сострадания. Антиквар тяжело вздохнул и направился следом за посыльным.
*
Идти пришлось недолго. Миновав сквер, Филимон оказался у сияющего салона автомобиля. Ловко закрыв дверцу машины, Узваров сел за руль и, спустя пару минут, уже помогал ступить антиквару на тротуар. "Услужливый, собака, -зло подумал Петлевский, - Вышколил тебя Кобыла."
В приемной депутата было неуютно. Посетители исчезли, лишь мордатый Батрак выносил из кабинета картонные коробки и связки папок. В углу стояли ящики с книгами. Кобыла задумчиво бродил по опустевшему кабинету и насвистывал печальный мотив. В руках он держал деловые бумаги и, быстро пробежав глазами, бросал их одну за другой в небольшой камин, устроенный в нише.
-А! Филимон, дружище! - депутат оживился при виде антиквара. -Это хорошо, что ты здесь. Замечательно!
-Петр Фомич, - осторожно молвил загнанный шарлатан. Он, искуссный шаромыжник, торговец совестью и мастер мимикрии еще никогда не был в таком отчаянном положении. - Еще два дня осталось... я не забыл!
-Да брось ты, -отмахнулся народный избранник. -Выбрось из головы... Ерунда это все, а стулья... ха-ха, - он засмеялся и положил руку Филимону на плечо, - Даже смешно получилось с этим жженым гарнитуром! А-ха-ха... графиня Харданян, говоришь??! Позапрошлый век? Э-хе-хе... и сваха задницу отбила! А-ха-ха!
Кобыла залился хриплым смехом и, не читая, бросил все бумаги в камин.
"Ого, брат, - приободрился Петлевский, - да тебе башню снесло напрочь."
-Короче,- нардеп закашлялся и стал серьезным, - уезжаю я, Филька. А чтобы ты не дулся на меня, решил сувенир оставить. Картинку небольшую... да ты знаешь, о чем я - бегаешь за ней уже второй месяц... исхудал. Мне она не нужна больше, а тебе в самый раз. На, держи!
С этими словами Кобыла взял стоявшую у стены картину и поставил перед антикваром на дубовый стол. Это была она, желанная акварель "Голубые апельсины", предмет терзаний Филимона, источник роскоши и достатка. В целости и сохранности, словно вчера вышедшая из под кисти Ирины Хворостевич, она была прекрасна и свежа.
*
Луна - безмолвный шар, плыла светящимся сосудом над сизой головой антиквара. Тихо крадучись за Филимоном по кронам черных деревьев, она не отставала ни на шаг, перекатывалась по влажным кровлям, падала алмазным светом в весенние лужи. Картина тяготила руку. Петлевский устал: изнурительная охота за сокровищем его вымотала. Нервная система была расшатана и скрипела, словно старая повозка. Эта тяжесть была невыносима... Маэстро остановился посреди ночного сквера и поставил добычу на мокрую скамью. Бледный свет луны дрожал, рисовал неровные квадраты в черной пустоте аллей. Подняв голову вверх, Филимон присмотрелся к замершему кругу в бездонных небесах и с удивлением обнаружил, что луна тоже покрыта бледной апельсиновой коркой.
"Сплю я, что ли? -потрогал лицо Петлевский и слегка пошлепал ладонями по белым щекам. - Не иначе, сон!"
Однако, цитрусовый шар не исчез, а напротив - из его нежного тела стал расти светящийся нарыв. Набрав значительную величину, лунный отпрыск отделился в сторону сумрачного дома и поплыл по небосводу самостоятельным телом. Зрелище было настолько потрясающим, что мэтр Петлевский окаменел от ужаса, граничащего с восторгом. Он стоял с застывшым взором, а полный месяц, словно небесная амеба, продолжал медленно делиться и плодить новые спутники Земли. Нельзя сказать точно как долго длился этот астрономический хоровод - на черном ковре небосвода уже колыхалось пять новых лун, покрытых бирюзовой кожей, и неторопливо рождалось шестое супрематическое светило...
-Я обезумел. - прошептал печально Филимон. - Эта картина отобрала мой разум.
Тревожный озноб хватил антиквара. Под кожей ползли насекомые. В пальцах прыгали непослушные зверьки. Странная болезнь, давно гнетущая его незримо, выплеснулась теперь наружу. Животный испуг, словно оживший мертвец, крепко уцепился холодными когтями за внутренности мэтра. Подле каждого зловещего дерева, в каждом черном подъезде стояла недвижимая тень - усопшая старуха Цинцадзе... Схватив сверток, Филимон бежал. Улицы были пустынны и напоенны до крыш умопомрачительным озоном. "Нужно избавиться от картины! - шаги гулом отдавались в горячей голове Филимона. - Как же я сразу не понял... Кобыла решил меня подставить под мокрое дело... порву... или брошу в подворотне... Нет. Надо сжечь! Так всем будет лучше."
Солнца алый диск восстал на горизонте, когда изможденный Петлевский вернулся на Ярославов Вал - в свою антикварную лавку. Сунув картину в деревянные руки ирокезского вождя, антиквар бросился к камину разводить огонь.
Трясясь как в лихорадке мошенник присел на диван. Огонь разгорался нехотя, камин чадил и изможденный антиквар уснул.