Команда -68, или Пномпеньские ангелы ада
Необходимое авторское отступление.
Диспозиция Љ 1. Героин и триады (часть 1-я)
Хотя на эту тему нет недостатка в материалах, история третьей индокитайской войны, особенно в финальной ее стадии изобилует огромным количеством белых пятен. Падение проамериканских режимов в Камбодже и Южном Вьетнаме произошло столь стремительно, что сами победители оказались в смятении: виктория упала к их ногам как перезревшее яблоко. Американские историки полагают, что самую губительную роль в бесславном конце третьей индокитайской войны сыграли конгрессмены и сенаторы, резко сократившие помощь своим подопечным. Безусловно, в этом есть доля истины, но не стоит забывать, что вооруженные силы ДРВ к середине 70-х превратились в самую боеспособную военную машину на всем пространстве Юго-Восточной Азии. Что же касается Индокитая, то вьетнамцы уже тогда строили планы создания региональной Федерации во главе с Ханоем. Партизанские отряды "красных кхмеров" в Камбодже и "патет лао" в Лаосе не рассматривались ими как самостоятельные политические силы. Но в 1975 году лидеры КПВ еще не могли навести порядок на своем "заднем дворе". Главной целью было объединение двух Вьетнамов - задача, прямо скажем непростая. Куда сложнее, чем военное противостояние с режимом Тхиеу.
Именно этим обстоятельством и воспользовались "красные кхмеры", которые начиная с января 1973 года, после того, как подразделения ВНА стали покидать Камбоджу в рамках соглашения о временном прекращении огня, решили, что они и сами "с усами". Впрочем, все их военные успехи тех времен были весьма сомнительны. Наступление в мае-июле 1973 года на Пномпень захлебнулось, поскольку под прикрытием американской авиации правительственные войска стойко отбивали все атаки кхмерских "хунвэйбинов".
Кстати, само прозвище "красные кхмеры", которым Нородом Сианук нарек местных коммунистов, возможно, родилось у принца в Пекине, где в те годы он стал свидетелем "культурной революции". Ее движущей силой были "красные охранники" ("хунвэйбины") пропитанные "неистовой яростью" к ревизионистам. Эту "ярость" им заповедал "великий кормчий".
С начала 70-х, после того как в Камбодже был совершен проамериканский государственный переворот, совершенный сиануковским премьером Марианом Лон Нолом и принцем Сирик Матаком, Мао стал охаживать не только Нородома Сианука и его супругу Моник, но и лидеров "красных кхмеров", правда, не слишком афишируя свою приязнь к Салот Сару и его сподвижникам.
Именно в те годы в отрядах "КК" появились китайские партийные советники. Их появление осталось незамеченным, поскольку в Камбодже едва ли не треть населения составляли этнические китайцы. Китайское происхождение видных камбоджийских партийцев Ху Нима и Ху Юна, стоявших у истоков компартии Камбоджи, а потом вошедших в верхушку Демократической Кампучии никто не считал чем-то инородным.
Тем более, что до той поры главными наставниками "красных кхмеров" были северовьетнамские коммунисты. Не стоит забывать, что Салот Сар (Пол Пот) и его окружение всецело зависели от партийной линии Ханоя.
"До тех пор пока кресло президента не занял Никсон, - пишет в свой книге "Война во Вьетнаме" военный историк Филипп Дэвидсон, - Соединенные Штаты продолжали пребывать в посеянном северными вьетнамцами заблуждении относительно того, что Камбоджа и Лаос - нейтральные государства и потому их территории не могут быть подвергнуты ударам американских сухопутных войск, а в случае Камбоджи также и бомбардировкам с воздуха. Когда Никсон приказал атаковать северовьетнамские войска в Камбодже и в Лаосе, даже советники у себя дома, введенные в заблуждение (возможно ли?) сотворенным коммунистами мифом, обвинили президента в эскалации войны. И никто из тех, кто бросал Никсону упреки, словно бы не замечал, что Северный Вьетнам использовал территории этих двух государств отнюдь не в мирных целях, причем уже за много лет до того, как американцы предприняли свои рейды".
У генерала Дэвидсона свои резоны оправдывать сокрушительное поражение соотечественников в Индокитае. Но факт остается фактом. Именно вьетнамские бойцы нанесли невосполнимый урон армии Лон Нола в ходе проваленных им операций "Ченла I" и "Ченла II". Что же касается "красных кхмеров", то в 1975 году их вооруженные силы составляли "примерно шестьдесят тысяч вооруженных мужчин и женщин", - отмечает биограф Пол Пота Дэвид Чэндлер.
И вот здесь мы подходим к одному из главных "белых пятен" в истории Камбоджи - так называемому "штурму Пномпеня" 17 апреля 1975 года, штурму, которого не было. А также последующему выселению из города двух миллионов человек. Если учитывать, что 17 апреля в город вошло не более 20-30 тысяч "красных кхмеров", поражает безропотность двухмиллионного населения, которое повело себя как стадо баранов, гонимых на бойню.
Великий Дюма-отец называл историю вертелом, на который он нанизывает мясо своих романов. Вот и автор этой головокружительной истории решил, что пришла пора дать, как он полагает, логические объяснения тому, что произошло в Камбодже между 17 и 23 апреля в ее "страстную неделю". Когда 23 апреля в опустевшей столице появится "брат Љ 1" Пол Пот - первый человек в иерархии "революционной организации" Ангкар, тогда еще известный под своим настоящим именем Салот Сар, персонажи этой альтернативной истории успеют наломать в Пномпене немало дров.
Но не станем забегать вперед.
В диспозицию Љ1, которая необходима для дальнейшего развития сюжета, мы закладываем крупную партию героина, которым "красные кхмеры" намерены расплатиться с ведомством Кан Шена. Героин - самая твердая валюта в индокитайских и не только войнах. Хотя некоторые историки и публицисты считают, что производство героина в Индокитае наладило ЦРУ, чтобы спонсировать антикоммунистическую деятельность сепаратистов в Лаосе - данная точка зрения в корне неверна. ЦРУ и "Эйр Америка" всего лишь повторили "революционную опиумную войну" председателя Мао в Яньани.
"Германское вторжение в Россию в июне 1941 года заставило Мао искать альтернативные источники финансирования на случай, если Москва окажется не в состоянии субсидировать его и дальше. Спасительным выходом из ситуации стал опиум. В течение всего нескольких недель Яньань закупил большое количество семян опийного мака. В 1942 году началось широкомасштабное выращивание и оживленная торговля опием.
В узком кругу Мао окрестил эту свою операцию "революционной опиумной войной". В Яньане опиум был известен под эвфемизмом дехуо - "особый продукт". Когда мы спросили старого помощника Мао Ши Чжэ о выращивании опиума, он ответил: "Да, это было, - и добавил - Если эта вещь всплывет, то это будет очень плохо для нас, коммунистов". Ши также рассказал нам, что для маскировки посадок опийного мака его поля обсаживались традиционными сельскохозяйственными культурами, например сорго".
(Юн Чжан, Джон Холлидей "Неизвестный Мао")
"Мао Цзэ-дун пригласил Южина: обучал Игоря Васильевича игре в мацзян. За игрой тот заметил: "Товарищ Мао Цзэ-дун, раньше в Особом районе строго наказывали крестьян, тайно производящих опиум, а теперь этим легально занимаются войска и учреждения во главе с коммунистами".
Мао Цзэ-дун не удостоил его ответом. Разъяснения дал Дэн Фа: "Прежде Особый район вывозил на внешний рынок соль и соду. Мы снаряжали в гоминьдановские провинции караваны вьюков соли и привозили назад тощую сумку денег. И всего единственную! Теперь отправляем жалкую сумку опиума, а назад пригоняем караван с вьюками денег. На эти средства покупаем у гоминьдановцев оружие и будем лупить им тот же Гоминьдан!"
(П.П. Владимиров "Особый район Китая")
"Самые крупные производившие опиум уезды находились на границе, контролировавшейся одним из благоволивших к коммунистам генералом Дэн Баошанем, которого прозвали "опиумным королем". Мао пользовался бесценной поддержкой Дэна, за которую председатель расплачивался тем, что помогал Дэну проворачивать его собственные операции с опием. Когда Чан Кайши решил перевести Дэна в другое место, Мао сделал все, чтобы воспрепятствовать этому. "Попросите Чана остановиться", - говорил он Чжоу (Эньлаю) в Чунцине, сказав, что он (Мао) "уничтожит всякого, кем планируют заменить Дэна". Чан Кайши отменил перевод. Мао не раз публично показывал всем, как высоко он ценит Дэна. Один раз он произнес это имя вместе с цитатой из Маркса, что заставило русского посланника Владимирова поинтересоваться: "Кто этот Дэн Баошань, которого Мао Цзэдун цитирует наряду с Марксом?"
За один год опиум решил все финансовые проблемы Мао.
9 февраля 1943 года он сказал Чжоу, что "Яньань преодолел финансовые трудности и даже сделал накопления в размере 250 миллионов фаби". Валюту, имевшую хождение на территориях, занятых националистами, - называли фаби, и Мао копил их валюту наряду с золотом и серебром до того момента, когда "мы вступим на территории националистов", то есть когда начнется полномасштабная война с Чаном. Эта сумма в шесть раз превосходила официальный бюджет Яньаня за 1942 год и представляла собой чистую прибыль. В 1943 году русские оценивали объем опиумных операций Мао в 44 760 килограммов, что соответствовало астрономической сумме 2,4 миллиарда фаби (приблизительно 60 миллионов американских долларов по курсу того времени, или приблизительно 640 миллионов долларов по современному курсу).
К началу 1944 года коммунисты, если верить первому секретарю Се, стали "очень богаты". "Огромные накопления в фаби стали возможны только благодаря операциям с особым продуктом", - записал он в своем дневнике. Жизнь членов партии в Яньане разительно переменилась к лучшему, особенно в верхнем эшелоне. Кадровые работники, приезжавшие из других мест, дивились тому, как хорошо питаются коммунисты в Яньане. Один из гостей описывал обеды, состоявшие из "нескольких дюжин различных блюд", причем "многие из них оставались недоеденными".
Мао прибавил в весе. Когда несколько позже опиумный король встретился с Мао в июне 1943 года, первыми словами, которыми генерал приветствовал его, были: "Председатель Мао стал толще!" Это надо было считать комплиментом".
(Юн Чжан, Джон Холлидей "Неизвестный Мао")
Впрочем, и "великий кормчий" не был первопроходцем на этой скользкой тропинке. Гораздо ранее японский политик Гото Симпэй, изучавший в Германии западную медицину, предложил легализовать опиум на Тайване, ввести регистрационную систему для наркоманов и лицензировать курильни. Гото разработал для острова, - а позднее и для Маньчжурии - колониальную систему, при которой доходы опиумной монополии компенсировали затраты на военную оккупацию.
Другой японский политик - "полковник Ясимото отличался реакционными взглядами и возглавлял сверхпатриотическое "Общество цветения сакуры", которое намеревалось воспользоваться прибылями от продажи наркотиков для финансирования тайного и опасного заговора. В сентябре 1931 года офицеры штаба Квантунской армии подготовили к северу от Мукдена взрыв на Южно-Маньчжурской железной дороге, которой управляла Япония. Этот инцидент стал предлогом для захвата части Китая японскими войсками и создания марионеточного государства Маньчжоу-го. Северный Китай немедленно наводнили поставщики наркотиков, находившиеся под защитой японской армии. В 1934 году Нинатоса Отозо, престарелый "король опиума" из Осаки, приехал в новое владение Японии в поисках подходящих угодий для маковых плантаций. После 1936 года новые посевы мака, в том числе в Монголии, контролировал протеже Нинатоса. Опиумная монополия в Манчжоу-го привела к незаконному изготовлению и торговле наркотиками, которые Япония рассматривала как источник доходов и вопрос расовой стратегии. Справочник для солдат Квантунской армии объяснял, что употребление наркотиков недостойно высшей расы японцев. В нем говорилось, что наркоманами могут стать только представители низших и вырождающихся рас - китайцы, европейцы и индийцы. Именно поэтому их предназначение заключалось в том, чтобы быть слугами японцев и постепенно исчезнуть. Эта политика вела к деградации населения Маньчжурии, она применялась и в других зонах влияния Японии. В конце 1930-х годов приезжий европеец в порту Тяньцзинь, взятом в концессию японцами, наблюдал типичную сцену. В уличном ларьке, где продавались наркотики, наркоман передал деньги продавцу, закатал рукав, получил укол и отправился дальше.
Вскоре после окончания Второй мировой войны сэр Томас Рассел писал: "К 1939 году мы наблюдали, как наркобаронов выкинули из Швейцарии и Франции, затем - из Турции, иностранных поселений в Китае и наконец - из Болгарии. Наркодельцам осталась только одна страна, и я надеюсь, что они столкнулись там с еще более отъявленными мерзавцами, чем они сами. Оккупированный Японией Китай скоро стал единственной страной мира, где рост наркомании являлся продуманной политикой правительства. Год за годом нам в Женеве приходилось выслушивать красноречивые объяснения японского делегата, год за годом американская делегация и Центральное разведывательное бюро по наркотикам давали точные данные по состоянию дел в Манчжоу-го и Северном Китае - но бесполезно. Япония решила применить наркоманию в качестве оружия агрессии и намеренно превращала отвоеванные у Китая территории в огромный опиумный и героиновый притон".
(Ричард Дейвенпорт-Хайнс - "В поисках забвения")
озникает резонный вопрос: а кто выступал партнером Мао в этой "революционной опиумной войне"? В Особом районе Китая и граничащих с ним провинциях, производивших опиум и героин, практически не было отмечено употребления наркотиков. Зато в тех провинциях, на которые простиралась власть центрального правительства во главе с Чан Кайши, и тех провинциях, что находились под пятой японских оккупантов, наркомания приобретала угрожающий размах. И свою зловещую роль кроме коммунистов Мао и японских наркобаронов здесь сыграли триады - тайные сообщества криминального толка, с которыми у руководителя маоистской охранки Кан Шэна в те годы были самые тесные связи.
Вот что писал об этом в своем секретном дневнике советский агент Петр Парфенович Владимиров, находившийся в Яньани в качестве представителя Коминтерна:
"Я случайно видел у Ли Кэ-нуна инструкцию по работе с тайными обществами, изящно выписанную кистью.
Тайные общества охватывают как богатые слои городского населения, так и сельскую бедноту. Это сеть хорошо законспирированных организаций, распространенная далеко за пределы Китая в среде эмигрантов.
Кан Шэн пользуется этими организациями в террористических, диверсионных и шпионских целях. В тайных обществах жестокая дисциплина, и отступников чаще всего умерщвляют (...).
(...) Возникновение тайных обществ в Китае относят к нескольким тысячелетиям назад. В разные эпохи были свои тайные общества: "Желтые тюрбаны", "Красная бровь", "Бронзовые кони", "Белая лилия", "Красные пики", "Белый лотос", "Мечи", "Общество всеобщего добра", "Триада", "Старшие братья".
Тайные общества объединяли сельскую бедноту. Антифеодальный характер организаций скрывался под националистической и религиозной мишурой. Императорский чиновный Китай боролся с ними.
В недалеком прошлом помещики сумели подчинить тайные общества своим контрреволюционным целям.
Крестьянское общество "Красные пики", весьма распространенное и ныне,- ветвь древнего общества "Белая лилия". Не имея винтовок, крестьяне вооружаются железными пиками с красными кистями подле наконечника.
Коммунисты стараются проникнуть в тайные общества "Красные пики" и "Мечи" для привлечения народа на свою сторону.
Лидеры тайных обществ спекулируют на невежестве народных масс. Именно поэтому обществам свойственны религиозно-мистические обряды и предрассудки.
Лидеры тайных обществ внушают городской и деревенской бедноте, будто различные религиозные церемонии и заклинания защитят их от бед. Весьма часто те или иные тайные общества вырождаются в гангстерские шайки: торгуют опиумом, промышляют контрабандой, занимаются разбоем, содержат притоны и публичные дома.
И поныне доживают остатки древнейшей религиозной общины "Белый лотос".
С лидером "Триады" встречался Сунь Ятсен, пытаясь заручиться его поддержкой.
В этих организациях десятки миллионов китайцев из всех слоев общества...
Кан Шэн наладил отношения с тайными организациями и получает через них богатейшую информацию буквально обо всех интересующих его людях и событиях.
Сила Кан Шэна - в знании страны и в умении извлекать практическую пользу из любой подходящей ситуации. Политика по-каншэновски означает ничем не брезговать".
(П.П. Владимиров - Особый района Китая)
В дневниковых записях советского разведчика очень много редакторских вставок. И это не мудрено. Книгу "Особый район Китая" издало в начале 70-х годов на пике советско-китайской конфронтации "Агентство Печати Новости" - рупор советского (партийного) официоза. А готовил ее к печати сын Владимирова Юрий Власов, "самый сильный человек в мире", атлет, ставший в перестроечное время на позиции патриотического монархизма. Его историческое исследование о трагических страницах гражданской войны в России - "Огненный крест" - сегодня незаслуженно забыто. Да и зачем ворошить прошлое? А если уж ворошить, то давайте сделаем блокбастер "Адмирал". Вот уж где Колчак, ну просто голливудский красавчик...
Мы ведь любим шарахаться из стороны в сторону.
Когда автор этих строк работал корреспондентом Гостелерадио СССР в Народной Республике Кампучия, одной из основных версий возможности прихода к власти клики Пол Пота называлась ее прокитайская сущность. Но уже в 1983 году, ради налаживания дружественных отношений с Пекином, нам было велено забыть о китайском влиянии на режим "красных кхмеров". Хотя Пол Пот отнюдь не свалился неба, а "китайский след" во всей этой истории прослеживается настолько четко, что его не затереть никакими идеологическими красками.
Поэтому автор с полным на то основанием ставит во главу сюжета этой альтернативной истории, случившейся в апреле 1975 года в Камбодже, деятельность местных триад, которая явилась одним из решающих факторов тотальной зачистки Пномпеня "красными кхмерами".
О китайских триадах написаны сотни томов исторических исследований и тысячи книг в жанре "криминального чтива".
Тем не менее, автор считает нужным конспективно очертить исторические контуры этих тайных сообществ, начинавших с патриотической борьбы против иноземных захватчиков, а затем превратившихся в идеально организованные преступные группировки, распространившие свою криминальную власть едва ли не на половину земного шара.
Понятие "триада" связано с конфуцианским восприятием мира. В объективно существующей триаде (земля, человек и небо) человек стоит в центре вселенной и соединяет противоположные полюса.
Традиционно модель организации триад представляет собой жестко централизованную иерархию с шестью основными позициями. Первую позицию занимает лидер "сан шу", известный также как "лунг тао" (голова дракона) или "тай ло" (большой брат). В его подчинении находится четыре ранга руководителей, отвечающих за различные конкретные аспекты деятельности организации, и рядовые члены.
Не правда ли, невольно напрашиваются аналогии между "большим братом" в иерархии триад с "братом номер один" в иерархии "красных кхмеров". Как известно, братом номер один был Пол Пот. Верхушка "красных кхмеров" была столь же надежно законспирирована, как и руководство триад. Даже придя к власти в Камбодже, Пол Пот и его соратники предпочитали никак не афишировать свою деятельность. Все начинания "красных кхмеров" проводились от лица "Ангкар" - "Организации".
Поэтому не исключено, что в деятельности триад Пол Пот усмотрел наиболее опасных для своего режима конкурентов, которые способны контролировать большие массы городского населения, а в камбоджийских городах китайцы до захвата власти "красными кхмерами" составляли две трети населения. Поэтому "брат номер один" решил эту проблему предельно просто. Он очистил города от населения, а деревнях, где проживали исключительно кхмеры, хуацяо, как чужаки, были обречены на гибель.
Напрашивается вопрос: почему же в Пекине никого не взволновало это истребление китайской диаспоры в Демократической Кампучии?
"Культурная революция" в Поднебесной была на излете. Мао нуждался в новой "очистительной кампании", но в какой? Камбоджийский "революционный прорыв", который совершили в апреле 1975 года Пол Пот и его соратники, "очистив города от буржуазной скверны", как нельзя более импонировал доживавшему последние дни председателю Мао. И кто знает, что ждало бы городское население китайских мегаполисов, будь в 1975 году "великий кормчий" лет на тридцать помоложе? "Культурная революция", в ходе которой погибло несколько миллионов, могла бы показаться школьными проказами хунвэйбинов.
Так что говорить о каком-то миллионе камбоджийских хуацяо, которые для КПК всегда оставались "презренными предателями".
Но вернемся к истории триад, в которой можно найти немало поучительных моментов.
После окончания гражданской войны в Китае, в Гонконге, находящемся под английской юрисдикцией, обосновался штаб крупнейшего тайного общества (хуэйдана) Шанхая "Цинбан", который до 1951 года возглавлял генерал-майор гоминдановской армии Ду Юэшэн. Вместе с финансистом Цянь Синьчжи он основал в Гонконге транспортную фирму "Фусин Ханъе Гунсы", которая после смерти Ду Юэшэна была переведена на Тайвань.
"Цинбан" специализировался на рэкете в лагерях беженцев и торговле героином, его члены говорили на шанхайском диалекте и действовали сугубо конспиративно, что затрудняло борьбу с ними. Тем не менее, в начале 50-х годов полиции Гонконга удалось ослабить "Цинбан", позиции которого в наркобизнесе пошатнулись также и вследствие вмешательства окрепших конкурентов из Чаочжоу (группировка "Чаочжоубан").
Другой гоминдановский генерал Гэ Чжаохуан, руководивший вплоть до 1953 года еще одной триадой - "гоминдановским союзом хуэйданов", пытался придать этой криминальной организации политическую окраску.
После его смерти триаду, которая теперь именовалась как "Ассоциация 14" ("14К"), возглавил Ен Сикхо. Она превратилась во влиятельный преступный синдикат, который опасались даже члены других хуэйданов. Люди из "14К" заняли пустующие земли в Коулуне и на "Новых Территориях", где селились переселенцы из Китая, активно включились в торговлю наркотиками и рэкет предпринимателей.
В 1953 году в Гонконге в результате сильного пожара за одну ночь без крова остались 50 тыс. человек. К середине 50-х годов власти расселили в государственных многоэтажных домах 154 тыс. человек, но в трущобах всё равно продолжали жить 650 тыс. человек, а число беженцев, обосновавшихся в колонии, составляло 385 тыс. (16% из них составляли бывшие гоминдановские военнослужащие и полицейские, 19% - чиновники, городская буржуазия и помещики). Трущобы постоянно принимали всё новых и новых беженцев из Китая (всего за десятилетие, прошедшее с 1948 по 1958 год, в Гонконг переселилось около 1 млн. человек). Эти районы находились вне контроля британских властей, там фактически господствовала мафия, процветали преступность, проституция и наркомания.
В октябре 1956 года, в день празднования Синьхайской революции ("Праздник двух десяток"), члены "14К" и тайваньские агенты спровоцировали в Коулуне манифестации, переросшие в погромы левых профсоюзов, торговых фирм и магазинов, продававших товары из Китая, поджоги машин, грабежи частных домов, промышленных предприятий и клиник. Изначально, пока волнения не переросли в массовые беспорядки (особенно в районе Чхюньвань на "Новых Территориях"), британские власти предпочитали не вмешиваться в конфликт. И всё же армии пришлось применить силу для разгона демонстрантов, а полицейским укрыть у себя уцелевших коммунистов и других левых. В результате беспорядков были убиты сотни людей, но по официальной версии погибло около 60 человек, а ранения получили более 500. Власти Гонконга в течение недели задержали более 5 тыс. человек, и вскоре приняли строгие меры, которые на некоторое время усмирили активность местных триад.
В континентальном Китае, где триады были объявлены вне закона еще в 1949 году, когда надобность в их наркодилерских услугах полностью отпала, внимательно следили за происходящим. Теперь уже режим Мао объявил настоящую охоту за "гоминдановскими шпионами" и после разгрома нескольких тайных сообществ, сопровождавшихся казнями их участников, большая часть континентальных триад перебазировалась в Гонконг и соседние страны Индокитая, в том числе и в Камбоджу.
В это же время в "Золотом треугольнике" на стыке границ Таиланда, Бирмы и Лаоса командир 93-й гоминдановской дивизии генерал Ли Ми, установил взаимовыгодные отношения с режимом военной диктатуры в Таиланде и практически беспрепятственно переправлял опиум в Гонконг. Он поддерживал регулярные контакты с начальником тайской военной полиции генералом Пьяо Срияноном, через которого проходила вся опиумная добыча 93-й дивизии (часть доходов от наркоторговли шла также тогдашнему премьер-министру Таиланда Сариту Танарату). После провала предпринимавшихся в 1951 и 1952 годах попыток вторжения на территорию Китая, гоминдановцы в конце 1952 года совершили вылазку в Бирму, но под ударами правительственных войск были вынуждены отступить на территорию Таиланда. В результате по решению международной военной комиссии часть состава 93-й дивизии была эвакуирована на Тайвань. Однако гоминдановские спецслужбы вывозили главным образом больных, раненых и пожилых, а обратно перебрасывали в джунгли новое американское оружие. Вместо умершего генерала Ли Ми во главе гоминдановцев стал генерал Туан Шивэн, еще более широко развернувший наркобизнес.
В 1963 году 93-я гоминдановская дивизия, окопавшаяся в "Золотом треугольнике", раскололась на две части. Главари обоих формирований сохранили название "дивизия", только одна часть во главе с генералом Ли Вэнхуаном стала 3-й дивизией и разместилась в деревне Тамнгоб провинции Чиангмай, а другая - 5-я дивизия - под командованием генерала Туан Шивэна сделала своим оплотом деревню Мейсалонг в провинции Чианграй. Между дивизиями, превратившимися в типичные криминальные триады, порой вспыхивала вражда при дележе зон влияния и добычи, но против общих врагов они объединяли усилия. Так было и в 1967 году, когда в "Золотом треугольнике" разгорелась опиумная война между гоминдановцами, "армией" Кхун Са и независимыми отрядами шанов, а также встрявшей в конфликт армией Лаоса. В 1970 году правительство Таиланда приняло решение подчинить гоминдановцев своей власти и покончить с торговлей наркотиками. Следить за внедрением программы "таизации" поручили отряду спецназа, получившему статус военного округа "04".Расхожая поговорка: "благими намерениями устлана дорога в ад", в полной мере относится буквально ко всем агрессорам, которые таковыми себя никогда не считали.
Наше участие в локальных военных конфликтах по всей планете привело однажды к вторжению в Афганистан.
Что из этого получилось?
Союз захлестнула волна наркомании, потому что современная война, это не "наркомовские сто граммов" и пули заградотрядов НКВД, если спирт не придал храбрости умереть...
Современная война не мыслима без наркотиков, которые идут рядом с ней, уничтожая молодых парней, медленно, но вернее, чем свинец противника.
Первыми на себе это испытали американцы во Вьетнаме. Причем расширению наркомании среди новобранцев, попавших в мясорубку "грязной войны" способствовали, как это ни парадоксально звучит, армейские предписания, запрещавшие продавать спиртное солдатам, не достигшим двадцати одного года. Обычно же молодое пополнение прибывало во Вьетнам в возрасте девятнадцати лет. Большинство из них уже давно баловались "косячками" в своем "американском парадайзе". Попав же в ад вьетнамских джунглей, они просто не могли и минуты прожить без наркоты, дарившей им короткий миг забвения.
Майкл Герр в своих репортажах из Вьетнама, (фрагменты этих корреспонденций гениальный Коппола передал в своем эпическом фильме "Апокалипсис сейчас!"), писал:
" Сволочная сайгонская хандра, когда только и остается, что покурить и соснуть хоть немного, а потом проснуться ближе к вечеру (...) или просто лежать, следя взглядом за крутящимися лопастями потолочного вентилятора, протянуть руку за толстым бычком, прилипшим к солдатской зажигалке в застывшей лужице смолы, насочившейся из марихуаны, пока я спал. Сколько раз начинал я день этой затяжкой, не успев даже ноги с кровати свесить (... )
Однажды в горах, где "монтаньяры" давали фунт легендарной травки за бок сигарет "Сайлем" я накурился вместе с какими-то пехотинцами (...)
В Сайгоне и Дананге мы часто курили зелье вместе и общими усилиями пополняли и хранили совместный запас. Он был неисчерпаем, вокруг него кишмя кишели разведчики, диверсанты, "зеленые береты" - хвастуны, снайперы, насильники, палачи, мастера оставлять женщин вдовами, любители громких кличек - классическая основа основ Америки - одиночки, индивидуалисты, какими они были запрограммированы еще в генах".
Марихуана не самый страшный из наркотиков, которыми пробавлялся американский экспедиционный корпус, но военное командование просто взбесилось.
Аресты за употребление марихуаны в 1965-1967 годах выросли в 25 раз, однако усилия военной полиции, поставившей заслон на путях проникновения "травки" в подразделения американской армии во Вьетнаме, тут же обратились в прах. Многие солдаты стали использовать героин, который легче было спрятать, и который не обладал резким запахом индийской конопли.
Эра синтетических наркотиков начинается еще в XIX веке. На смену опию пришел морфин, сомнительная честь "открытия" которого принадлежала химику наполеновской армии Сегену. В 1805 году он сумел выделить один из трех важнейших алколоидов опия, который поначалу предназначался исключительно как лечебное средство. Новое лекарство снимало головные боли и спасало от бессонницы, действовало успокаивающе. Воодушевленные открытием Сегена врачи начали широко назначать морфин, не обратив внимания на его коварный эффект - зависимости больного от наркотического снадобья.
Новый наркотик быстро вошел в моду. Он проник в парижские салоны, обрел поклонников в высшем обществе. Пристрастие к морфию стало считаться проявлением тонкого вкуса. После первой мировой войны в одном Париже было замечено около семидесяти тысяч морфинистов.
Однако век морфия был недолог. На смену ему пришел куда более страшный наркотик, который правит свой сатанинский бал, и по сей день.
В 1874 году английский химик К.Р. Адлер Райт, подогревая морфин с уксусным ангедридом, получил белый кристаллический порошок. Действие диацетилморфина, испробованного на собаках, насторожило англичанина своими разрушительными свойствами. Он сумел загнать "своего мистера Джекилла" в лабораторную пробирку, утаив от научной общественности это сомнительное открытие. Однако спустя двадцать лет, всего за два года до наступления XX столетия менее щепетильный немецкий фармаколог Генрих Дрезер из фармацевтической фирмы "Байер" испытал диацетилморфин уже не на собаках, а на шестидесяти пациентах. Он восторженно отметил, что новый препарат способен лечить многие респираторные заболевания, включая астму и туберкулёз. Тогда же компания "Байер" придумала этому адскому снадобью его сегодняшнее название героин (производное от немецкого "heroisch", т.е. "мощный"). Пациентам новое лекарство пришлось по вкусу.
В отличие от эфира, хлорала или кокаина героин не сразу был воспринят как опасное наркотическое вещество. Его применение в медицине не вызвало такой волны наркомании, как случилось с инъекциями морфина. Кроме того, героин явно не считали панацеей даже производители, его назначали при ограниченном количестве респираторных заболеваний, перечисленных Дрезером, а также при коклюше, ларингите и сенной лихорадке. Медики редко использовали героин для снятия боли или лечения нереспираторных заболеваний. Более того, героин, как правило, принимали перорально в виде таблеток, пастилок или раствора в глицерине. Он почти не использовался в инъекциях. Более того некоторые наркологи предложили использовать героин как средство лечения от алкоголизма и наркозависимости, вызванной употреблением опия и морфина.
Однако метод "клин клином вышибают" здесь не сработал.
По приблизительным подсчетам Федерального бюро по борьбе с наркотиками, в Соединенных Штатах в 1924 году насчитывалось уже около 200 тысяч наркоманов. По относящимся к тому же году данным полицейского управления в Нью-Йорке, 94 процента наркоманов, задержанных за различные противоправные действия, составляли потребители героина. Эти цифры для законодателей оказались красноречивее научных трудов. В 1924 году американский конгресс единодушно признал производство и ввоз героина "вне закона".
Это было время "сухого закона", когда алкоголь ценился куда выше наркоты, но с отменой запрета на производство и употребление горячительных напитков американская мафия переключилась на дурь для бедняков - "черных, желтых, латиносов". США - страна равных возможностей. Кокаин для богатых. Героин - для тех, у кого ветер чаще гулял в карманах. "Чайна-тауны" становились центрами наркодилерства. Триады вступали в смертельные схватки с итальянской и еврейской оргпреступностью.
Но пик своего расцвета героин получил в годы "грязной войны" во Вьетнаме. "Азиатская зараза" бумерангом ударила по "защитникам мировой демократии".
Присутствие американских войск в Южном Вьетнаме привело к тому, что ранее доминировавший на рынке опиум стал вытесняться героином. В "Золотом треугольнике", где прежде было лишь несколько подпольных лабораторий по производству курительного опиума и морфия, к началу 70-х годов работало уже около трех десятков лабораторий, половину общей продукции которых составлял героин для инъекций. И львиную долю этого героина потребляла именно американская армия в Южном Вьетнаме (часть потока также шла для американских солдат, отдыхавших в Гонконге).
К началу 1970-х годов восьмидесяти процентам американских военнослужащих, прибывавших во Вьетнам, предлагали купить героин в течение первой недели службы на новом месте. Благодаря чистоте героина, производившегося в Юго-Восточной Азии, солдаты могли эффективно использовать его в сигаретах, или вдыхая порошок (это называлось "гонять дракона").
Американская стратегия вторжения в Юго-Восточную Азию усугубила проблему героина. В 1950-х годах ЦРУ поддержало антикоммунистически настроенных китайских националистов, которые обосновались на китайско-бирманской границе и занимались поставками опиума из провинции, населенной народностью шан. Затем ЦРУ поддержало лаосское племя хмон в их борьбе против коммунистов на границе с Северным Вьетнамом. Основным урожаем крестьян, дававшим прибыль, был опиум для курения, и вожди племени увеличили площади посевов под предлогом финансирования своих операций. По некоторым сведениям, ЦРУ помогало перевозить собранный наркотик в лаборатории "Золотого Треугольника" - района, где сходятся границы Бирмы, Лаоса и Таиланда. С помощью американских самолетов, вертолетов и катеров племя хмон начало поставки высококачественного героина в Южный Вьетнам. В незаконном обороте наркотика участвовали многие высокопоставленные офицеры и политики как из стран-производителей, таких как Таиланд, так и стран-потребителей (Южный Вьетнам). ЦРУ защищало героиновый бизнес своих союзных вождей, а оперативные сотрудники занимались распространением наркотика во Вьетнаме. Как и в Средиземноморье в конце 1940-х годов, секретные операции США привели к росту поставок героина. Точно так же, как Энслинджер и комитет Даниэля в 1950-х годах обвиняли в снабжении героином красный Китай, а не французские преступные группировки, так и правительство США в начале 1970-х годов обвиняло в росте незаконного оборота героина коммунистов, а не союзных ему вождей племен Юго-Восточной Азии. После того как в 1973 году США ушли из Вьетнама, лаборатории Золотого Треугольника поставляли в США примерно одну треть контрабандного героина.
Триады играли здесь не последнюю роль. Но и не первую.
В 1970 году американский писатель Гор Видал отметил, что в игре "полицейские и воры" бюрократическая машина имеет свои финансовые интересы. Он писал, что и правоохранительные органы, и криминальные структуры стремятся к сильным законам против продажи и употребления наркотиков, потому что если они будут продаваться по себестоимости, денег не достанется ни той, ни другой стороне. Если наркотики будут дешевы и легкодоступны, наркоманы не станут совершать преступления, чтобы добыть средства на следующую дозу, и если наркотики не будут приносить прибыль, антинаркотические правоохранительные органы зачахнут. Однако они никогда не сдадутся без борьбы.
Государственные финансовые интересы быстро возрастали.
В 1972 году Никсон назначил адвоката Майлза Амброуза, начальника таможни США, своим советником по проблеме наркотиков. Амброуз также стал главой нового агентства - Управления по наркозависимости и правопорядку (ODALE), которое проводило рейды и активно взялось за борьбу с мелкими уличными торговцами, но не с крупными наркодилерами.
(Не правда ли эта картина вызывает невольные ассоциации с методами борьбы российской наркополиции, которая напоминает схватки нанайских мальчиков).
Британская колониальная полиция действовала жестче и эффективнее. В 1973 году была проведена крупномасштабная кампания против тайных обществ, в ходе которой полиция Гонконга задержала около двух тысяч человек. В 1974 году полиция разгромила два подпольных синдиката и обнаружила семь фабрик по производству наркотиков, где конфисковала более 309 кг опиума, 67 кг морфия и более 46 кг героина. К концу 70-х годов относятся первые контакты гонконгских хуэйданов с зарождающейся мафией прибрежной провинции красного Китая Гуандуна.
Для расцвета тамошней мафии сложились хорошие предпосылки. В обмен на поддержку экономических реформ гуандунская элита получила от центральных властей гарантии неприкосновенности и некоторой автономии, что привело к росту коррупции и клановости. С увеличением доходов населения и появлением первых больших капиталов местные группировки Гуандуна активизировали наркобизнес, проституцию, контрабанду, игорный бизнес, обмен валюты и ростовщичество, стали промышлять рэкетом новых нуворишей.
Мы еще вернемся к этой злободневной теме "героина и триад".
Пока же вчерне обрисуем диспозицию нашей героической саги, которая прольет свет на некоторые темные стороны недавней камбоджийской истории.
Итак, начнем по порядку.
Советский агент третьего управления ГРУ Михаил Стрижов страдающий жестким похмельем утром 17 апреля 1975 года в Пномпене имел сверхсекретное задание выявить связи местных триад с пекинской разведслужбой Кан Шэна, которая снабжала их крупными партиями героина, для последующей переброски в Сайгон. В свете исторического визита американского президента Ричарда Никсона в Пекин перед советской разведкой была поставлена задача доказать причастность Китая к новой "революционной опиумной войне против американского империализма". Об этом его задании не знал ни один человек в совпосольстве, включая резидента ПГУ КГБ. Поэтому Стрижов был сознательно дезавуирован. Но разведчик-нелегал, который должен был его об этом предупредить, подорвался на мине на шоссе Љ 1, когда из Сайгона он пытался прорваться в Пномпень. Трагическая гибель метиса-коммивояжера прошла незамеченной, а Стрижов в одночасье стал "чужим среди своих".
Французский агент Жан-Пьер Колософф должен был через доверенных людей в китайско-вьетнамской триаде "Розовый лотос" постараться выйти на руководство таинственной организации "красных кхмеров". У французов еще с 50-х годов там была внедрена своя агентура, однако, после того, как охранка Лон Нола неуклюже ликвидировала камбоджийского коммунистического лидера Ту Самута, контрразведка "красных кхмеров" провела проверку "ближнего круга" и два агента (SDECE) исчезли при невыясненных обстоятельствах. Произошло это не без помощи товарищей из Ханоя, курировавших младших камбоджийских братьев. Жан-Пьеру было вменено проследить связи кхмерских революционеров как с ханойской секретной службой, так и ведомством Кан Шэна и по возможности, играя на болезненном национализме кхмеров вбить клин между разведками Ханоя и Пекина.
Дитер Хоффман в эту историю влип случайно. Его задача - перевезти триста килограммов героина из Камбоджи в Лаос. Этим героином полученным из Китая пару лет назад триада "Желтый лотос" должна была завалить Сайгон, Бангкок, Куала-Лумпур и Джакарту, чтобы на вырученные деньги поддержать местные маоистские группировки. Однако, в ходе жестокой криминальной разборки не без участия политической полиции Лон Нола партия героина исчезла. В Пекине разъярились на "американскую марионетку Лон Нола", сорвавшего по их сведеиям столь важную политическую акцию. Но два шпиона Кан Шэна в Пномпене, узнавшие тайну исчезнувшего "снежка", сгинули в болотах провинции Кампогспы, а пакеты с героином залитые латексом до поры до времени хранились на складах каучукового завода в пномпеньском пригороде Такмао. После того как "красные кхмеры" взяли Пномпень в плотную осаду вывезти героин можно было только по воздуху. Вот тогда парни из "Эйр Америка" и нашли Дитера, посулив ему за "легкую прогулку в Пномпень" немалый куш.
У Сэнди Сэвиджа - агента Интерпола, имевшего немало друзей в ЦРУ, в Пномпене было всего одно дельце - найти Жан-Пьера Колософфа. В Лэнгли были уверены в том, что этот русский француз имеет выходы на пномпеньские триады, а, следовательно, знает, откуда выросли ноги у пропавшей партии героина. "Пекинский след" в свете наметившегося американо-китайского потепления необходимо было зачистить. Даже ценой жизни французского шпиона.
Этого же жаждал и главный посланец Кан Шэна в Камбодже - самый молодой и самый влиятельный человек в пекинской политической охранке - Чэнь Чжэ.
Но неожиданно все карты наших персонажей оказались спутаны.