Самогон

Ольга Карагодина
- Куда же он запропастился? Обещал прийти сегодня. Пироги стынут. - Сетовала Катерина, поминутно выглядывая в окошко. Прождав несколько часов, совсем отчаялась.
- Неужели нашёл другую? Кого? Белобрысая Галька? – Ревностно поправила каштановый локон Катерина и, натянув кофточку потеплее, вышла за калитку.
Тропинка, вьющаяся между домов, была пустынной. Вечерело. Солнце уходило за верхушки деревьев. Грустно повесив голову, пошла домой, но тут на дорожке появился почтальон.
- Григорий Михайлович! - Встрепенулась Катерина. - Вы случаем Петра не видели?
- Нет. - Покачал головой почтальон. - Катюшка не волнуйся. Придёт. Куда денется. Может, к бабе Марусе заглянул, она сегодня новую партию самогона тройной очистки приготовила.
Пётр после работы шёл к Катерине. Она ему нравилась: красивая, работящая, крепкая, с веселыми васильковыми глазами. «Хозяйка отменная», думал он и даже прибавил шагу, но тут лёгкий ветерок донёс до его носа запах самогона. Оглянувшись, Пётр сообразил:
- Похоже, бабка Маруся разливает самогон по бутылям, надо заглянуть на минуточку, а потом к Катерине.
Всю ночь Катерина не сомкнула глаз. Плакала, ревновала и лишь под утро забылась тревожным сном.
Пётр плохо помнил, зачем и почему он оказался на печке у бабушки Маруси. Голова трещала, лицо опухло. Очнулся от бабкиного щебетания. Она мела в избе полы и напевала песенку: «Ромашки спрятались, поникли лютики». Услышав шорох на печке вскинула улыбающееся, сморщенное личико:
- Вставай Петюнчик. Утро на дворе. Покушай хорошо. Я тебе свеженьких яичек из-под курочки принесла. Молочка из-под коровы Милки в крынку налила. Пора тебе на работу. Катерину навести, она уже с утра всю деревню обегала, тебя ищет. Я ей сказала, чтоб не волновалась. Мол, у меня ты ночь провёл, самогон пробовал. Хорош самогон был?
-Хорош, - буркнул Пётр, - а с чего это меня так стукнуло, что я у тебя заночевал. Вообще, что было то?
- Много чего было. - Зарделась баба Маруся. - Ты кушай, кушай. Сил-то потратил вона сколько.
- На что я силы то тратил? - Протёр глаза Пётр. - Говори прямо.
- Ну, как… сморщенные щёчки Маруси порозовели, - я как к тебе на печку то влезла спать, другой постели у меня нет, ты вроде как прижался ко мне, гладил, Катериной называл. Давно со мной такого не было.
- Чего не было? - Ужаснулся Пётр, осознавая, что бабуля чего-то не договаривает.
- Да ты не волнуйся, милай. - Проворковала бабуся. - Ты мужчина сильный.
Дальше Пётр слушать не стал. Натягивая: рубаху, исподнее, портки, он только сейчас понял, что спал абсолютно нагим. Схватил ботинки и опрометью бросился вон из избы.
- Куда же ты? Соколик? - Несся ему вслед дребезжащий старческий голос. - А огурчики и хлебца с собой на работу?
К Катерине Пётр решил утром не ходить. Завёл трактор и укатил в поле. В обеденный перерыв, когда они с мужиками сели на перекус на краю поля показалась чуть сгорбленная фигурка в синем ситцевом платочке. К ним приближалась бабушка Маруся.
- Мужики, - прикройте взмолился Пётр. - Скажите нет меня сегодня.
- А чего ты так её испугался? - Поинтересовался Матвей Фомич, хитро прищурив карие глаза.
- Да ну её… - Донёсся до них удаляющийся голос Петра и шуршание веток в кустах.
Через десять минут бабушка Маруся стояла перед бригадой трактористов с большой корзинкой снеди.
- Матвей Фомич, а где Петюнчик? - Вкрадчиво спросила она.
- Мария Васильевна, нет его сегодня с нами, вот гадаем почему на работу не вышел. Может у Катерины застрял?
- Нет… - Улыбнулась бабуля, заиграв печеными ямочками на щечках. - У меня он сегодня заночевал. Самогон мы с ним пробовали. Новую партию. Завтракать не стал, я вот ему тут обед собрала. Устал он.
- От чего это? - Удивился Матвей Фомич, - подмигивая одним глазом товарищам. - Самогон пить? Кажется, понимаю, судя по платью он у тебя заночевал?
- А ты откель знаешь? - Удивилась она.
Трактористы громко захохотали. Маруся засмущалась, поставила корзинку и на прощанье попросила:
- Вы только Катерине не говорите, ладно?
Два часа Пётр шёл по пыльной дороге в сторону деревни Парашино: «Прощай Катерина. Перекантуюсь у кума, поеду на заработки в город», - думал он, вспоминая бабкин самогон.