Ljubek Shamsutdinov London 05.05.2012
В толковом словаре «Collins» весом два килограмма есть слово, которым обозначают особо опасный тип развратников. Я это слово представляю ясно, как голодный булку серого хлеба, а как оно произносится вспомнить не могу. Со вчерашнего дня я копался в тумане своей памяти напрасно. Даже спал плохо. Сегодня провожая Элю до автостанции, на обратной дороге объявили остановку Казанова. Подъезжая к дому, я опять запамятовал это слово. Позвонил я приятелю из госпиталя хирургии мозга. Он говорит, «Прежде чем оперировать мозг нужно терпеливо ждать – память современем восстанавливается сама по себе. Имей терпение – слово воспроизведется. Мозг умнее нас с тобой, он знает, как ему восстанавлваться, жди.» И точно, я вспомнил это слово – “Casanova n a promiscuous man”, что в переводе означает - случайный человек. Между парнями по простецки принято говорить – Это Издестрадалец.
«Любовь без ревности мертва» - Ги де Мопассан.
«Дела идут, контора пишет. Коротка ты жизнь человеческая. В реке дважды в одну и ту же воду никто войти не сможет». Труднее всего исправить неисправимую глупость. Вся жизнь человека происходит, в конечном счете, строго по стандартам, которые знает только тот, кто создал жизнь на Земле. Людей он поделил на мужчин и женщин. Теперь пойди попробуй разберись, кто какие эмоции ищет.
Неожиданно к папе, теперь уж моему тестю, в Углич приехала наша Роза с ребенком. Она вся расстроенная показала выбитый зуб и синяки на теле. Её Илюшка взбесился, стал неузнаваем. Начал пить, скандалить. Избивал Розу так, что она и без документов сбежала от него. Он выбил ей зуб. Мало того Илюшка вслед за ней прислал папе письмо, которое я даже читать не стал. Он писал, «Роза слишком влюбчива, она водит за собой молодых мужчин.» Это эмоции, мой тесть опытный психолог. Я тут же запомнил и нарисовал Розу. Такая красавица запоминается легко. Она в городе Фрунзе заканчивала заочно пединститут и преподавала литературу. Учился с ней и кинооператор Юз Герштейн. Он мечтал сделать её кинозвездой. Роза была так перегружена заботами, что ни о какой славе ей мечтать было некогда и не хотелось.
Пушкин считал, «Чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей.» Но к Розе эти слова не пришьешь. Она чиста как стеклышко. Привязался к ней любовник, которого Юз Герштейн заметил и написал сценарий. Роза ему сказала, «Я тебе не Дездемонна. Шекспира следует не только знать, но и понимать больше чем написано.» Еще раньше Чингиз Айтматов мне говорил, что на нашей киностудии есть Юз Герштейн.
Этого любовника Юз пытался образумить, « Жизнь не любит легкомыслия. Роза тебе не Дездемонна.» а он ему, «Если я люблю её! Жить без неё не хочу!»
Еще раньше Роза, как литератор, очень интересовалась расспрашивала меня про Чингиза Айтматова будто про полубога. Я разговаривал с лорингологом Керез, супругой Чингиза, чтоб мою Розу познакомить с ним. Она сказала, «Пожалуйста. Я поговорю с ним и это знакомство можно будет устроить.» Но дело не продвинулось. Чингиз мне сказал, «Пусть Роза подружится Керез.» С бригадой художников в Шекере я возглавлял юбилейную выставку Чингиза. Он мне сказал, «Пусть Роза приедет и подружится с моими сестрами.» Но Роза была слишком занята. Моя Элеонорушка косо смотрела на мою дружбу с Розой. Я опасался любой внебрачной связи, по принципу неблагозвучной эпиграммы Михаила Дудина к знаменитой писательнице. «Ох у Инбер, ох у Инбер! Что за глазки что за лоб? Все глядел бы, все глядел бы на неё б.» В обращении с женским полом малейшее легкомыслие безнравственность смертельно опасны.
Корейцы большие мастера растить овощи. Самуил Антонович вырастил рассаду в стаканчиках. Роза тоже большой знаток сажать огород. Он доверил дочери и мне посадить огород в приучилищном участке у нашего дома. Мне это было ново и интересно. За работой Роза мне поведала свою невеселую нелепую историю ревности её мужа:
- Как вы с Элей уехали жить куда-то в Ош, я устроилась работать в школе, в старших классах преподавать литературу. Я уроки вела напряженно, очень уставала. Было очень неприятно, когда по дороге домой на остановке или в автобусе кто-то начинает приставать с комплементами. Я торопилась домой, где меня дожидался Илюшка с Вовочкой на руках. Привязался ко мне проважатый, так себе паренек вроде ничего. Он сопровождал и отпугивал всяких приставалл. Юз Герштейн это заметил и очень испугался. На вечерних занятиях он пытался меня предупредить. Проважатый подкарауливал возле школы. В последний раз он начал пытаться лезть ко мне за поцелуем. Илюшка выскочил из-за кустов. Бросил мне Вову, ударил любовника. Тот молча смылся. Потом мой муж повел меня домой злой такой, просто неузнаваемый и у него начались приступы ревности!
Интеллегентными руками я с трудом орудовал лопатой. В обеденный перерыв с уроков пришел Самуил Антонович и энергичными руками с размахом, по крестьянски, показал мне как надо аккуратно наводить грядки для огурцов. Он принес в бумажных стаканчиках рассаду, мы с Розой их посадили и полили. Это будут продукты для столовой. Помогали нам наши соседи Жанна Геогиевна и её старик, друг Ленина, Кофман. Была у него на поводке совершенно страшненькая собаченка Фокс. Но он обращался с ней совершенно вежливо и видел в ней особенные скрытые достоинства. В училищном саду росли яблони мичуринской породы. Он учил меня, как надо стричь саженцы. Старик был такой словоохотливый, он судовольствием рассказывал, как он в Италии сотрудничал с «Гранд социалиста» меньшевиком Плехановым. Кофман при Ленине в Кремле был главным финансистом. Ему казалось, что там все свои коммунисты, можно довериться на честное слово, но он ошибся и попал в беду. Только Ленин его понял и защитил. Он среди работников своим авторитетом не выделялся, держался скромно. Иностранцы, даже при нем спрашивали, «Покажите нам Ленина».
Однажды Кофман, прогуливаясь с Фоксом в саду, увидел меня с научной книгой про луну, которую я читал просто так из любопытства. Он очень удивился кругом моих интересов, просмотрел эту книгу и дал мне полезный совет, - «Над книгой надо уметь работать, как Ленин. Он был очень серьезный, нервный обиженый читатель. Книги его спасали. Читал он быстро, содержание проглатывал и усваивал, как воздух и обязательно конспектировал, записывал нужные ему выдержки и акккуратно хранил эти конспекты. Надежда Константиновна больше всего боялась потерять что-нибудь из этих записей, потому что Володя всегда мог что-то из них спросить. После трудного дня он на ночь из библиотеки заказывал книги и отдыхал за чтением их. Кстати Надежда Константиновна была угличанка. Её отец организовал торговлю угличской минеральной водой, еще до революции.» Кофман обещал мне показать этот родник за городом.
В 1962 родился наш Андрей. Около ГЭС тогда сажали именное дерево каждого новорожденного. Эля, воспитательница детсада, весь день там на работе. Воспитанием Андрея занимались Ольга Моисеевна, Жанна Георгиевна и студентки, они его брали с собой на уроки. Жанна Георгиевна нашла его способности к музыке и приучила играть на пианино, так что Андрей теперь здесь музыкой обеспечивает Русскую церковь. Зоя Федоровна Шарцева тоже нянчила Андрея. Он был нарасхват. Лида Шарцева особенно любила Элю и говорила, «Какая ты красавица, какие особенные губы!» Они вместе еще раньше закончили это училище.
Я носил с собой дневник, в котором дни и часы мои были расписаны наперед. По приглашению я подрабатывал «детишкам на молочишко» в разных местах и заочно заканчивал Костромской пединститут Художественно-графический факультет на базе комбайнового завода. Нравилось мне там учиться. Я там был посвящен в педагогические и технические знания на выском профессиональном уровне. В вечерней школе случилось большое несчастье – у учителя физики умер сын. Володя пригласил меня на похороны, я был так занят, что отказался. Я всю жизнь жалею о том, как я обидел этого прекрасного парня. Воспаление легких это очень страшно. Весь Углич знал и переживал эту смерть. Доктор Панарин сказал, «Как стали вскрывать , из легких покойного мальчика гноем прямо брызнуло на меня!» Жена Володи скорее забеременела, чтоб заглушить эту боль. И уроки она давала вся заплаканная. Материя вечна. А мы, как цветы, временные формы её проявления, которые растут и живут по своим законам. Не нашего ума это дело! Жаль, что Бог и дьявол живут только в нашем сознании. Это наши эмоции положительные и отрицательные. Важно чтоб все мои близкие и дорогие мне люди были невредимы. У меня слишком много скопилось отрцательных эмоций в таком направлении. Это тупая боль внутри. Мои слезы наготове. Надо ли это кому-то объяснять. Душа это реальное существо и она очень злая может быть! Все происходит строго по стандартам Бога, которого мы придумали и ищем. Пустой Ленин сказал, «Это богостроительство!» Тогда «пустая душа» была в моде. «Возьмем винтовки новые. На штык флажки. И с песнею в стрелковые пойдем в кружки!». Учимся убивать. Против силы с одной стороны накопится сила с другой стороны. «Смерть одного человека, трагедия. Гибель миллионов – статистика...» - И.Сталин. Война – это людоедство. Вожди стравливают народы между собой, чем больше жертв, тем больше их политический успех «ПОБЕДА!» Вожди хулиганов сколачивают банды, ищут слабую жертву для победы над человеком, чтоб укреплять банду. Это их политический успех. Их радует чьё-то несчастье.
Из Яросавля архитектор Сеня пристроил меня к себе прорабом по реставрации памятников. По моим чертежам реставрировали Воскресенский монастырь. Я рабочим выписывал зарплату, а потребовать свою получку я и не догадывался, были у меня еще остатки комсольской честности, бескорыстный труд на благо всего человечества. Сеня шутя меня им представлял, «Вот вам заместитель самого Чомбе. Слушайтесь его, как Бога!» Рабочие всегда были непроч выпить и говорили, «Был бы ум бы у Лумумбы, был бы Чомбе ни причем бы». Сеня никак не мог уволить одну работницу, говорит, «Не успеваю платить ей по беременности. Она, как пулемет рожает от этих рабочих». Он очень сокрушался, что началньник культуры Пужаев легкомысленно взорвал Пятницкую церковь. Углич потерял особенную изюминку. Это была борьба с религиозным мракобесием..
В Доме Культуры для режиссера Борухович я срочно готовил декорации к спектаклю, за мизерную зарплату с Часового завода. Нравился мне этот контуженый на войне офицер. Из-за контузии, в разговоре, его мучила эпилепсия, он театрализовано-громко начинал чихать и кашлять, сморкаться. Я старался понять его без слов. Оттуда подвязался ко мне сплетник Хечиков. Он мне надоел своими разговорами о тюрьме. Стал склонять, чтоб свести его давние счеты с судьей Чикуновым, который яко бы его посадил за кражу фляги олифы с каким-то художником, которого следовало бы тоже посадить. Он ходил к ГЭС, где Чикунов тоже рыбачил. «Ходил я и к вечерней школе, собрать (капэлу), молодежь уже не та.» - сокрушался Хечик. Мало того, он пронюхал, что дочь Чикунова учится у меня. В конце концов меня взорвало и я сказал ему, «Прекрати ты эти разговоры! За что ты сидел?» Я, по простоте своей, сделал такой неосторожный шаг. Он урожая ножницами повел меня в охрану и говорит, «Вот напал на меня с этими ножницами. Он зазнался, что тесть его сотрудник КГБ».» Тут же собрался местком. Они стали меня перевоспитывать. Говорят, «Хечиков наш человек, а кто ты такой, мы еще не знаем. Он у нас на поруках. Мы его женили. Скоро перевоспитается.» С её слов оказалось, что старушка предместкома когда-то закончила ЛВХПУ, факультет «металл» и организовала здесь производства камней для часов. Она сказала, «Мне звонил Лукин.» И пригрозила, «Тебе с Хечиковым лучше помириться. Он пострадавший работать не может, а ты тоже человек травмированый. Мы будем бороться за ваше коммунистическое перевоспитание. Учи рисовать. Придется его отсюда протолкнуть в депутаты, как лицо политически активное, он может попасть в Кремль.» Хечиков сменил пластинку. «Ты меня обидел, вот я и капнул. Моя жена, видится с Косыгиным, он человек с каменным лицом. Невозможно знать, что думает.» Пригласил он меня домой. При мне он начал её целовать и щупать. Она смеется говорит, «Это любовь, скажите у вас когда-нибудь бывает тоже такое?» Видно, её сын ненавидит этого отчима. Он сразу ушел.
Зав Гороно Глеб Федорович с трудом подбирал и комплектовал кадры учителей. Он сказал, «За дисциплину поручиться не могу.» Работая в школе я воочию убедился в правдивости слов Ленина, что учителя в России загнаны как зайцы. Учительница биологии скопила деньги, купила красивую вязаную кофту. Ученик подошел и из авторучки забрызгал кофточку чернилами. Тамара Николаевна Добрецова была недовольна мягким характером директора. Она много занималась индивидуальным воспитанием особо трудных подростков. Она очень переживала, что то один то другой ученик попали в банду. Она их оставляла после уроков и настойчиво говорила, «А ну , смотри мне прямо в глаза и говори всю правду!» А они её боялись и жаловались мне, «Вот Тамарушка, опять зазнается нас и за людей не считает!» В пятом классе, на моем уроке, мальчик сунул голову в парту и визжит вытащить не может. Пришли директор и завуч, «Виталий Михайлович посоветуйте, не можем же мы из-за каждого непослушного ученика портить казенное имущество, народное добро, надо ли мальчику отпилить голову?» Шутка не пропала даром. Ученик притих и аккуратно выпутался из своей беды. Однажды детдомовец Крюков был не в духе. Выскочил он из класса и стал в дверь бросать дрова. Я детям сказал, «Это Урфин Джоос напускает на нас своих деревянных солдатиков.» Всем от этого стало очень весело. Составить расписание уроков – это большое искусство завуча. Англичанка Воля Владиславна любит своего сына. Она говорит, «Подарила ему на день рождения деньги, а он говорит – Вот хорошо.... Я вырежу из них портреты Ленина и наклею в свой дневник.» Она дома девочкам давала еще и частные уроки, вечно торопилась. Она, как львица набрасывалась на завуча, «Виталий Михайлович, что за расписание Вы мне сделали, одни окошки! Мне сиди, жди. А меня дома девочки ждут, хотят знать мой Енглиш.» Виталий Михайлович мои уроки ухитрялся скомпоновать в один день. Старенький учитель биологии мне, при каждой встрече сокрушался. Он бесполезно махал руками, говорил, «Совершенные идиоты! Ничему их не научишь. Ты бы лучше сюда не ходил. Напрасно растратишь свои таланты, потом поздно будет!» Директор детдома Беркинблит мне советовал, «Никому твое рисование здесь не нужно. Оно и в журнале на последнй странице. Переходи ко мне. У меня порядок. Когда ко мне приводят новенького – Будешь вести себя как надо или сейчас тебя выведут во двор и там пацаны тебе покажут! У меня по системе Макаренко, воспитание через коллектив. Я знаю твоего тестя, он подрабатывает на фотографии, пока им не зймется ОБХС». Самул Антонович сказал, «Это дурак». Художник из другой школы Леня Шигин меня предупредил, «Береги глаза. Стреляют пульками, чуть отвернешься и металлические пульки застучат по классной доске. Это особо опасное преступление! В классе надо видеть каждого и держать под контролем и страхом. Чуть заметят слабинку, лучше беги оттуда!» Директор школы Владимир Петрович постоянно обыскивал карманы и отбирал эти резинки и пульки. Он говорил, «Учитель не должен повышать голос. Как крикнул – все! Уходи из шклы, без авторитета лучше не лезь сюда. До меня эта школа была превращена в тюрягу, одни наказания.» Для примера я сказал ему о постпке Крюкова, но директор сказал, «Мы тут бессильны». Самуил Антонович говорил, «В школах творится проихзводство педагогического брака. Дети портятся.» Тащить на себе 900 учащихся за мизерную зарплату, не мужское это дело, обнищаешь! Легкой кажется только чужая работа. (В киоске «СОЗПЕЧАТЬ» объявление – ПРАВДЫ нет, РОССИЯ продана, остался ТРУД за две копейки.») Здесь была и знаменитая Угличская тюряга строгого режима. Согласно закона высылки «за сто первый километр из Москвы» освобожденные преступники, которых следовало бы «мочить в сортире», оставались здесь. Они воспитывали молодежь и комплектовали из них банды. Драки и поножовщина, обычное дело особенно по вечерам. Был такой случай. При выходе из вечерней школы в темноте на некоторых учащихся хулиганы группами по двое трое с железками в руках избивали некоторых парней. Били и демобилизованного солдата Корзникова. Я стал с фонариком светиь и разгонять их. Потом подъехала дежурная машина и не нашла никого. Через неделю банда человек семь напали на меня, нанесли удары, я без сознания попал в больницу. Вечерняя школа находилась в Угличском Кремле, как раз там, где был зарезан царевич Дмитрий. К концу занятий обычно приходил зубной врач Охнич встречать жену. Он показал мне блестящий кинжал, «Такова эпоха. Надо уметь защищаться.» Его жена, молодец такая! Часто рассказывала, как она с подругами на себе таскали раненных с поля боя. Доктор Панарин после учил мою Элю, как она может спасти меня, так что она меня зтими наставлениями наказывает до сих пор, чего мне разрешено и главное что запрещено. В эту ночь он не спал. Он приходил с горшком к мальчику, чтоб не лопнул мочевой пузырь после операции. В палате для тяжелобольных рядом со мной лежал мужик с кровотечением кишок. Он оказался словохотливый, - «Я всю войну был в разведке. Ходили по тылам противника надолго. Продуктов с собой много не прихватишь. Я за поясом привязывал как можно больше американского шоколада, это меня спасало. Теперь кровотечение до сих пор. Сколько чего было, а помирать неохота. Под Ленинградом сколько наших Угличских парней полегло. Мы только успевали подбирать их новые сапоги. На войне особенно хочется жить». Часто приходила к нему жена. Видно было, что она старается показаться веселой, но глаза заплаканные. Лежал здесь и грузин конвоир раненый Лумиди. Он подумал, что я тоже ЗК из тюряги. На него напали те, кто через ограду в зону кидает чай, которым ЗК наркоманят. Эти люди «Греют зону». Привезли оттуда всего изрезанного в драке мужика. Он сказал, «Наконец-то я свободен».
Судья извиняющимся тоном сказал мне, «Мы пацанов засудили» и вручил мне
П Р И Г О В О Р
Именем Российской Советской Федеративной Социалистической Республики
Угличский райсуд Яробласти
В составе председательствующего Малкова
И народных заседателей Кабликович и Наркулкиной
При секретаре Якуниной
С участием прокурора Потехина, общ.обв. Максимовой
И адвокатов: Колобовой и Якубова и общ.защ. Зелкова
Рассмотрев в открытом судебном заседании в г. Угличе на мебельной фабрике
Дело по обвинению: Баталина Николая Николаевича 20/1 – 1947 года рожденя, уроженца с. Егорьевское Угличского р-на Яробласти, русского, холостого, члена ВЛКСМ, образование 5 классов, работающего упаковщиком на Угличской мебельной фабрике, ранее не судимого
Несовершенолетнего Иванова Валерия Ивановича 4/9 – 1948 года рождения, уроженца г. Углича Яробласти , в комсомоле не состоит, работающего токарем 1-го цеха Угличского часового завода, прож.с обоими роодителями в г. Угличе ул. Свободы д.67, ранее не судимого, однако находился в детской воспитательной колонии с 19/X11-1963 года обвиненый в преступлениях предусмотренном ст. 216 ч.2 УК РСФР
Предварительным и судебным следствием установлено следующее:
Подсудимый Иванов и свидетель Соров 21/4 – 1966 года , будучи в нетрезвом виде из хулиганских побуждений явились в школу рабочей молодежи и зашли в класс, где вел урок учитель Шамсутдинов, Иванов и Соров стали мешать проводить урок, громко разговаривали, поэтому Шамсутдинов их попросил из класса выйти.
22/4 -66 года подсудимые Иванов и Баталин, а также Соров решили отомстить Шамсутдинову и с этой целью около 21 часа подошли к помещению вечерней школы, где Иванов сорвал запоры у входной двери и вошли в тамбур.
В это время из класса после занятий выходил на улицу учитель Шамсутдинов , когда он вышел из двери, его подсудимые и Соров окружили и, а затем Баталин из хулиганских побуждений завернул Шамсутдинову руки за спину , а Иванов и Соров стали его избивать. Подсудимый Иванов, с имеющимся при себе металлическим инструментом ударил несколько раз по голове Шамсутдинову, несколько ударов рукой нанес Шамсутдинову и Баталин. Нанесенными ударами Шамсутдинов был сбит с ног, лежащего его зверски избивали ногами Баталин и Соров.
Дальнейшее избиение Шамсутдинова прекратила свидетель учитель Павлова, которая увидев избиение стала кричать, после чего подсудимые убежали, а Шамсутдинов был отправлен на машине скорой помощи в больницу. По заключению судебно-медицинской экспертизы повреждения нанесенные Шамсутдинову относятся к разряду легких, повлекшие за собой кратковременное расстройство здоровья.
Подсудимые Баталин и Иванов виновными себя в преступлении предусмотренном ст. 206 ч.2 УК РСФСР признали полностью, кроме этого суд считает, что их вина полностью подтверждается показаниями свидетелей Сорова, Павловой, Гавриловой и потерпевшими Шамсутдиновым и другими материалами по делу.
Суд также считает, что действия посудимых Иванова и Баталина ст. 206 ч.2 УК РСФСР квалифицируются правильно, так как они по своему содержанию отличаются исключительной дерзостью.
Переходя к вопросу о мере наказания, то суд считает что она должна быть избрана только связанной лишением свободы, так как подсудимые совершали тяжкое преступление, Иванов ранее за совершение преступления находился в детской воспитательной колонии, при исходе на путь исправления не встал, а вновь стал совершать преступления. Из-под влияния родителей он вышел и они его в дальнейшем воспитывать не могут.
Эти парни после тюряги попадут в армию. Возможно сумеют пройти свой путь от солдата до ефрейтора. Потом ждет их вечная борьба с нищетой. До Суда они приходили ко мне домой, «Мы тебя больше трогать не будем. Отпусти нас!» Я чистил картошку. Мог бы и подколоть. Мне было просто их жаль. Я и не собирался их судить. Потом я от ребят слышал, что они начали нервничать. Начали пить, плакать. Я им сказал, «Вас было человек семь. Иди и следователю все доложи.» А они мне, - «Потом нам глотки перережут!» Трусость в уголовном мире – главная движущая сила. «Лизать пахану!» Стал я с ними «ботать по фени», как учили меня в детколонии. Парни тут же смылись.
Приходил ко мне ученик Славка Назаров, ловкий боксер. Он сказал, что из милиции Аракчеев просил меня зайти. Дело в том, суд и разбирательство происходили без меня. Ускользнули два особо опасные преступники. Один из них нанес мне удар ножом. Он же потом ножом пырнул и Славке в пах. Доброго безобидного шутника историка Александровского чем-то тяжелым ударили по лицу, вся щека его облезла и поченела. Аракчеев выяснил, что подстрекателем был выпускник из тюряги патологически озлобленный Хечиков. И что интересно, он оказался родственником , разведенной со мной Лиды Жуковой. Стукач Хечиков на меня строчил заявления в милицию, доносы в стихах. Незадачливый Иванов был жертва в его опытных руках. Его кличка «Хечик». Жена снабженец нахальная пробивная с громким голосом, в Москве имела доступ к Ксыгину. Весь Часовой завод и город зависели от её снабжения. Молодой Хечиков при мне ей говорил, «Черт с тобой, что ты всем даешь. Противно, что каждый в тебе оставляет свою гадость».
Я по закоулкам и мусоркам, среди «Сбор блатных и шайка нищих», стал знаменит, присвоили кличку «Лютый», волгарь блатнее чем «Ленин.» Парни начали объединяться вокруг и стали предлагать услуги, «Кого бы замочить в сортире». Даже братья Сандюки перешли на мою сторону. Особенно активным был известный Веденеев, по кличке «Косой». Он вышел из деревни, стал пролетарием. Там ему выбили один глаз. Он пригласил меня домой, говорит, «По всей округе всех блатных знаю. Они меня боятся. Чтоб припугнуть всю шоблу -облу, надо Хечика замочить.» Не понравилось мне, как он по-хамски обращается с женой. Ей угрожает. С ним я не Революционер.
Пришло время мне и Розе ехать в Кострому на защиту дипломов. Папа сказал, «Это важнее всего». Ректор заочного обучения Розу принял с полным пониманием уважением. Квартирные условия там были жуткие. Несчастные жители за ничтожную плату сдавали место для ночлега. Были и предложения с условием спать вместе с хозякой. Арендовали мы комнату – спать мне вместе Розой. Но оказалось там «Керосином мазали, отравляли газами. Ничего не выходило – все кусали и кусали злые вредные клопы». Мы с Розой до утра опрокинули и поливали деревянную кровать кипятком. И так всю неделю. Роза подружилась с Ниной «тюхнутой». Та слишком затруднялась в учебе. Она Розу забрала к себе. Я переселился в полуподвальную квартиру спать вместе с Валерием из Усть-Катав. Вернулась хозяйка сюда спать на кушетке. Я затемно собрался ехать домой к Элеонорушке. Валерий перекинулся к хозяйке , послышались сладострастные вздохи.
Вернулся я через неделю. Оказалось, что жена этого Валерия немедленно увезла домой. Поздно ночью вернулась хозяйка опять спать на кушетке. Вечером пришел её муж Витя, такой безобидный парнишка. Он машинист сутками дежурит, а его Настя, зав детсадом с двумя своими малышами и с детсадом, загородом на природе. Он меня предупредил, что их соседка здесь триперная. К ним приходит Юрий Тощаков, наш преподаватель, совершенно четкий парень, он депутат собирается их переселить на нормальные квартиры. Витя сказал и рассказал мне нелепую свою историю. «Настя на тебя в обиде. Что тебе трудно было подлезть к ней, она хорошенькая. Я связался с триперной соседкой и теперь стоп. Она мне поставила условие, или развод или она будет гулять направо и налево. Я боюсь развода, пусть лучше погуляет». Однажды его на танцах хулиганы из-за нее привязали к дереву и били палками. На берегу Волги я слушал его такие ужасы.
Перекинулся я на другую квартиру. Там жили мама и дочька. Маме лет за сто а дочке за восемьдесят. Мне спать на маминой кровати. А маму дочка держит в закутке за печкой, место довольное уютное. Ночью старушка писяет в консервную банку и с ней шарит наощупь повсюду, добралась и до меня. Дочка её бьет и загоняет спать на место. Бабка обижается , плачет но опять продолжает свое дело. Я часто ночевал в классе, кое-как дождался Диплом и прискакал к своей Элеонорушке. Вскоре и Роза вернулась с Дипломом.
Углич захолустный городишко интересен тем, что все друг-друга знают, как облупленного. Со второй Всероссийской Выставки прислали мне Диплом и деньги за портрет пастелью «воспитательница детского сада». Это портрет Элеоноры будет в Третьяковской Галерее. Мне открылась дорога в Союз Художников. Я директору нового Металлического заводика делал кое какие доработки проектов. Он обслуживал космические дела. Зато он позаботился обо мне. Я был совершенно непрактичен. Где есть моя выгода, как лучше сделать карьеру мне было неинтересно. Директор передал мне приглашение на должность главного архитектора в Джезказгангипроцветмет. Полная обеспеченность квартирой.
Мы с Элей и с сыночком Андрей мигом помчались куда-то в Казахстанский новый строящийся город Джезказган.
Да, я забыл рассказать такой случай. Однажды в Костроме нам зачитали закрытый доклад ЦК КПСС. Я мигом примчался и доложил моему тестю Самуилу Антоновичу Тхай. «В Китае Никита Сергейч проводил встречу с народом. Были там Мао-Цзе-Дун и Джоу Эн Лай. На площади Тян-Ань-Мын народ делал поклон гениальному Мао. Хрущев этот поклон не принял и отвернулся, сказал – У нас нет холуйства!» начался разлад между вождями. Мой тесть сказал, «Я хорошо знаю Джоу-Энлая. Он очень умно сломал политику глобального наступления коммунизма на Америку. Москва-Пекин, это подготовка к третьей мировай войне.»
Теперь была эпоха правления Леонида Ильича Брежнева. Он прислал к нам офицера в морской форме, весь в погонах и с кортиком навесу. Оказывается и мой тесть был в чине капитан второго ранга. Они по службе опознают друг-друга не по документам, а есть у них секретные разговоры. Леонид Ильич моему тестю прислал персональную пенсию и квартиру, на выбор, в любом городе. Перестаньте бояться КГБ!
Про Дядю Степу Самуил Якович Маршак сказал, «Я бледнею и краснею, когда детей милицией пугают».