Мобильник назойливо трезвонил побудку.
Я нехотя поднялся, сел на кровати и натянул трусы.
Мытьё, бритьё, крепкий чёрный кофе и первая утренняя сигаретка, самая вкусная и самая говёная одновременно – на всё про всё минут двадцать.
Брючки, рубашечка, жилетик – и никаких вам пиджаков с галстуками – увольте! Чуть-чуть парфюма и я уже в прихожей. Довольный взгляд в зеркало, портфель под мышку и вприпрыжку на работу.
Час в пути. Пробки от "Стрелки" до самой Ленинградской – привычно, как синее небо и зелёная трава.
В конторе – любимый дружный коллектив, снова кофе, проверить почту, бесконечное "ля-ля-ля...", снова проверить почту,опять кофе, ВКонтактик, обед, пара звонков, пара консультаций, процесс в 15:00 ("на щите" – как же иначе?!), контора: "ля-ля-ля", "Ой да ты чё?! Правда? Давай-ка проверим!" – Википедия, ВКонтактик и ещё немножко кофе. Рабочий день окончен.
Вечером любимое кресло, интернетик, музыка и немножко зомбоящика. Такси. Пицца в "Пеперрони". Такси, интернетик и заключительная на сегодня сигаретка. Любимый диванчик и баиньки...
* * *
Мобильник назойливо трезвонил побудку.
Хотя нет, не мобильник! Пустая консервная банка, которую сам же и оставил там на лестнице. И что это? – Заснул? ЗАСНУЛ?! Ну не раззява ли, а?! Снова звон. Он что дебил совсем? Как немцы по Парижу! Ещё хватает наглости лутером себя называть! Я здесь хозяин! Я!!! И место тут МОЁ!!! Ну лады-лады, подходи ближе щегол!
Крысиная требуха за пазухой воняет уже не так сильно. Принюхался. И брюхо уже спазмами не дёргает. Сейчас главное затихариться, стать камнем, травой, неживой и желанной добычей... Вот он! Чешет точно как по бульвару! Как он выжил?! Сталкер мля! Такому "сталкеру" жопой на плешке торговать!
Фраер идёт довольно уверенно, даже слишком. Два дня назад щемился от меня по переулкам как сайгак, а тут почуял тухлятинку! Неужто реально повёлся? Хотя разит так, что я сам себя бы за жмура принял. И попытался бы обчистить, конечно. А то! Отличные берцы, ещё с тех сытых времён, добротная, почти не захезанная куртка, а главное – увесистый сидор, полный БЕСЦЕННЫХ нынче ништяков, который я придавил своим "мёртвым" телом.
Гадёныш-падальщик всё ближе – метров двадцать от силы, не больше. Из под опущенных век я уже раз десять его просканировал, а он как баран – так и не догоняет ничего – ломится на запах падали как лемминг в пропасть.
Всё. Задержи дыхание. Поехали – у тебя билет в первом ряду.
Пацан-то и впрямь совсем зелёный. Небось отбился от какой-нить семейки, или нагнали за крысятничество или ещё что... Нагнать – это нынче хуже смерти. Одному не выжить.
ПНУЛ! Аааа! Су-у-ука!!! Сейчас ответишь, иди ближе, сявка!
Щегол придавил меня коленкой, я почти без опаски смотрю ему прямо в лицо – обычное чумазое лицо, уже покрытое каким-никаким пушком.
Ну он точно дебил – складышок достал и лямки хочет срезать! Нет бы "труп" перевернуть да снять по-человечески. Или брезгует? Ладно. Теперь уже и не узнаю. ПОРА!
На всё про всё уходит секунда: рука "трупа" оживает и перехватывает ладошку со складнем, я вижу как глаза и рот его округляются и прерываю не родившийся крик, загоняя перо в глотку по рукоятку. Противно царапнуло по позвонкам. Я быстро сбрасываю с себя мальца, оттягивая при этом воротник годной ещё телогреечки вниз, чтоб юшкой не зашкварить.
Минута на шмон – телогрейка с берцами пойдут семейникам, остальное – плюш. Заскорузлую робу я брезгливо распарываю и стаскиваю с ещё булькающего "сталкера". Дело за малым – достав тесак, я привычно разваливаю придурка на пять кусков. Голову в сторону на кучу мусора, остальное на старую плащ-палатку и в узел. День удался, можно топать в нору, порадовать семейников.
* * *
Центр – мой район, здесь когда-то был мой офис. Давным-давно эти места назывались площадь Ленина, улица Ким Ю Чена, улица Пушкина... Слова эти люди уже почти позабыли. Теперь это - территория Адвоката. Никто не шакалит в моём районе! Незваными гостями я кормлю свою семью!
Иногда, чаще по ночам, я вспоминаю свою чистенькую и сытую жизнь до Большого П***еца. Я рано начал работать, расталкивая менее способных и расторопных локтями на пути в Высшую Лигу. Иронично, но в то время кое-кто за зубастость и жесткость называл меня за глаза людоедом.