После изнуряющей жары июльского дня, вечерняя прохлада воспринималась, как благодать. Я пришла к подруге скоротать вечерок. За разговорами, обсуждением последних дачных новостей время летело незаметно. Закат погас, ночь сменила сумерки. Небо затянули тучи, начал накрапывать дождик. Было уже начало третьего, когда я засобиралась домой. Как ни уговаривала подруга остаться ночевать, я все же решила идти.
Казалось, тьма поглотила землю. Она была настолько плотной, что ощущалась почти физически. Ни огонька, ни малейшего проблеска света. Не только дороги, но и вытянутой руки не было видно. Пробираться по дачным переулкам в такой ситуации занятие не из самых приятных. Местами густой кустарник вплотную подступал к тропинке. Мокрые ветки цеплялись за одежду, норовили побольнее хлестнуть по лицу, словно не желая пропустить, остановить, скрыть и без того невидимую дорожку. Я и днем-то не любила там ходить, а уж ночью…. В довершение всего легкий дождик сменился ливнем, в одно мгновение промочившим меня до костей, началась сильная гроза. Все смешалось – грохот, огонь, потоки воды. От мощнейших раскатов грома земля вздрагивала под ногами, а молнии, ежеминутно прорезавшие тьму, с шипением рассыпали свои смертоносные стрелы. Но они же меня и выручали – мгновенной вспышки было достаточно, чтобы определить, где я нахожусь и куда сворачивать дальше. Не знаю, было ли страшно, об этом я подумала потом, когда оказалась в безопасности, а в тот момент, смотрела на себя как бы со стороны и удивлялась какой-то бесшабашной веселости, радости от единения со стихией, ощущения себя частью великой мощи. И это я, которая не любит темноту, ночью не решается отойти от крыльца дальше, чем на два метра, и видит опасность за каждым кустом. Была одна мысль – поскорее добраться до дома, не свалившись в какую-нибудь яму, и не расшибив лоб о забор. Жуткое напряжение выдавали вдруг ослабевшие ноги, да прерывающееся дыхание. В конце концов, благополучно завершив путешествии, (всего раз врезалась в сетку ограждения) я смогла укрыться от тьмы в светлом и уютном домике. И все же, согреваясь под одеялом и потушив свет, снова оказавшись в темноте, прислушиваясь сквозь шум дождя к каждому шороху, почувствовала, как охватывает меня животный страх. С тем и уснула.
И вот утро – яркое, сияющее…. Оно встретило ясным солнышком и умытой зеленью, Небо тоже умытое – ни облачка – только бездонная синева. Ночные приключения казались ирреальными. Но впечатление оставалось сильным и хотелось понять, что же со мной происходило, что заставило идти в ночь, в темноту. Ливень и гроза отвлекли внимание, не дали страху овладеть мной. Неизвестно, чем бы все могло закончиться, – у страха глаза велики, а воображение услужливо подсовывало образы монстров, таящихся в темноте. Зрение в такой ситуации оказалось почти бесполезным. Не имея информации, теряя контроль над ситуацией, я могла полностью оказаться во власти страха. Страх убивает. Смысл фразы «конец света» проявился в своем буквальном значении: нет света – нет жизни, тьма – смерть. Таковы ассоциации, так и бросает из одной крайности в другую – от страха смерти до эйфории жизни.
Образное мышление рисует в воображении картины смерти, пугает и распространяет страх. Невозможность использовать зрение, несмотря на обострение других чувств, делает беззащитной, вызывает страх смерти. Желая побороть его, я бессознательно провоцировала страх, пугая себя, полагая, что после этого он исчезнет. Это ошибка.