Тёплый сентябрьский день. Я, спустя пять лет, снова приехала отдыхать в санаторий «Лаго-Наки», расположенный неподалёку от города Майкопа, и поспешила навестить так полюбившиеся мне укромные природные уголки его территории.
Вот изогнутый дугой мостик и подле него ива. За мостиком пруд, а вокруг него могучие деревья. Всё, вроде бы, так, как было тогда, но следы запустения видоизменили пейзаж. По одну сторону пруда берег обвалился, по другую – он заметно опустел: исчезли скамеечки, приглашающие отдохнуть в тени тихой аллеи. Вода из пруда почти вся ушла, оставив на его дне ил и мусор, а покатый берег порос мелкими деревьями и камышом.
С противоречивым чувством - утраты старого и обретения чего-то нового - я свернула на заросшую тропинку, ведущую к реке. Там было второе моё излюбленное место, где возле огромного упавшего дерева любили купаться ребятишки, отдыхавшие в санатории. Корнями дерево упиралось в противоположный крутой берег, а ветвями, разметавшимися по воде и камням, цеплялось за этот пологий берег реки. Дерево было ещё живым и зелёным, поскольку корни его не до конца утратили связь с почвой и её материнской силой.
Тропинка, петляющая среди деревьев, заканчивается, упираясь в каменистое русло реки, затопляемое водой только во время паводков. Это и есть знакомый берег, но узнаю его с трудом. Нет больше того поваленного зелёного дерева, противоположный берег подмыло, изменив его изгибы, одни деревья погибли, другие наоборот подросли. Такое впечатление, что безудержный художник-время внёс свои коррективы в пейзаж и уже занесена кисть над холстом, чтобы ещё что-то дорисовать, а что-то закрасить.
Постояв на берегу, чтобы полюбоваться на обновлённую «картину» и насмотреться на говорливый поток реки Курджипс в обрамлении ещё зелёных кудрей деревьев и кустарников, я медленно пошла по каменистому берегу вниз по течению реки. Под ногами глухо бормотала галька, привлекая к себе моё внимание.
Взгляд скользил по камушкам, периодически останавливаясь то на одних, то на других. Они были разных цветов и оттенков, гладкие и пористые, плоские и выпуклые, целые и расколотые. Последние вызывали особый интерес. Обычный, ничем непримечательный снаружи камень, внутри мог оказаться с цветными прожилками, с вкраплением блёсток и даже, если очень повезёт, с окаменевшими представителями флоры и фауны древних времён. Так и человек, внешне ничем не выделяющийся из общей массы людей, при более близком и глубоком рассмотрении может оказаться незаурядной личностью. Загляни ему в душу и заиграет она как огранённый алмаз на солнце.
Незаметно, разглядывая и собирая камушки, да замысловатые фрагменты корней деревьев, я дошла до места, где река резко поворачивает влево. Это и было третье место, облюбованное мною в прошлый раз. Здесь меня ожидало повторение чувства грусти об утраченном и интереса к обновлённому. Эта излучина реки также претерпела изменение. Исчезло огромное сухое дерево, на котором так удобно было сидеть и даже лежать. Кое-где обрушились края берегов. Даже, огромные песчаные плиты, разбросанные по руслу реки, поменяли своё местоположение. Новые, принесённые большой водой, деревья загромождали лоно Курджипса, разметав свои ещё крепкие, но уже безжизненные руки.
Так что зарисовки пруда и реки, сделанные мной в прошлом заезде, очень отдалённо напоминали нынешний их облик. Всё изменилось: и берега, и русло и даже вода. Прежняя давно утекла, смешавшись с водами реки Белой, потом с водами Кубанского моря и реки Кубань, которые с завидным упорством из года в год пытаются разбавить солёные воды Азовского и Чёрного морей.
Неотвратимость перемен, невольно, примеряю на человека. Изменяется он с течением времени и лишь старые фотокарточки напоминают о былом его обличии. И ничего тут не поделаешь. Жизнь – это движение. А река, как и всё вокруг, живёт. Живёт и движется вперёд, изменяя себя, своё русло, берега и окружающий ландшафт.
Еще долго бродила я по знакомым-незнакомым местам, а в голове, обрастая мотивом, кружилась фраза: «всё течет, всё изменяется».
Ну что ж, здравствуй, речка, здравствуйте, тенистые аллеи парка санатория. Вы, как и я, повзрослели на пять лет.