Марш-отступление от восточных границ Украины до станицы Цимлянская на Дону давался малочисленной воинской части под командованием старшего лейтенанта Михаила Кошевого нелегко. Хотя первую часть пути они проехали на попутных машинах.
- Только будем подбирать женщин и детей! - предупредил его седоусый старшина. - Не могу смотреть, как они пеши идут через степь…
- Всех не подвезёшь! - встрял бывший шахтёр Лисинчук.
- А, ты скажи это им… - кивнул старшина на набитый людьми кузов.
Места было так мало, что солдаты плотно уселись на деревянные скамейки, а женщин и детей взяли на руки.
- Как тебя зовут, красотка? - спросил Павел пышнотелую даму, плюхнувшуюся ему на колени.
- Степанида… - покраснела она.
- Будем дружить телами! - пошутил Лисинчук и крепко ухватился за мягкие бока.
«Полуторку» бросало из стороны в сторону и подкидывало на ухабах. Сидящая у Кошевого на руках девушка елозила по нему так, что давно не нюхавшему женщин Михаилу стало совсем невмоготу. Лёгонькое ситцевое платьице служило плохим изолятором, а трусы в деревнях никто не носил.
- Я сейчас взорвусь! - с предельной ясностью понял он.
Из короткого разговора с ней Михаил узнал, что зовут её Олеся и что ей 17 лет.
- А, если, - неожиданно сказал он, - сейчас будет налёт, прямое попадание и от нас ничего не останется?!
- Не говори так…
Олеся испуганно вцепилась в спасительное платьице, натянула на острые коленки и ощутимо задрожала. Вдруг прогремел мощный взрыв позади машины. В слепой темноте «полуторку» ощутимо кинуло вправо.
- Убили! - рядом вскрикнула женщина.
Луч фонарика сердобольного старшины скользнул в сторону раненой, ей уже помогали. Олеся тронула Михаила за руку, и он понял, что она согласна.
- Только тихо, - шепотом сказала девушка, - лишь бы никто не заметил…
Она отпустила своё платьице, он сцепил руки у неё на животе и начал потихоньку действовать.
- Добро, что на солдатских кальсонах всего одна верхняя пуговица, - лихорадочно радовался он.
После первого шока она успокоилась. Кошевой понял, что она входит в раж, даже стала потихоньку ему помогать. Внезапно раздался сильный взрыв по правому борту. Машину отбросило влево, и он почувствовал, что Олеся стала с него соскальзывать, но как-то странно. Не своим голосом он закричал старшине, чтобы тот зажёг фонарь.
- Чего орать! - буркнул он.
Луч скользнул по бледному лицу девушки. Чёрная струйка крови стекала к заостренному подбородку.
- Осколок угодил прямо в висок, - заметил сидящий напротив Лисинчук. - Смерть была мгновенной.
- Никто не знает, где и как смерть встречать придётся… - сказал старшина и выключил фонарик.
При следующем налёте осколком бомбы пробило радиатор машины и когда «полуторка» закипела, им пришлось дальше идти пешком.
- Прощайте, мои ноженьки, - с нарочито серьёзным видом произнёс Павел, - сотрутся до коленок…
Через пару дней им стало не до шуток. Потный и пыльный Кошевой с осуждением посмотрел на пылающее светило и хрипло выдохнул:
- Палит как немецкая артиллерия.
- За месяц ни капли дождя… - поддержал командира лучший сержант батальона.
- Две сотни километров пеши протащились, а небу всё равно!
- Пока дойдём до места дислокации, сдохнем от жары! - Павел вытер грязной ладонью мокрый от чрезмерных усилий лоб.
Пехотинцы несли на плечах боевое снаряжение и боеприпасы и от этого потели ещё больше.
- Главное из бойцов никого не потерять... - командир изрядно потрёпанной в недавних боях роты оглядел своё разношерстное войско. - Слыхал, у лейтенанта Самсонова сбежало пятеро украинцев?
- Те могут… - уклончиво ответил сержант, с которым Михаил воевал бок о бок почти год.
- Так его сразу забрали особисты.
- Наши не сбегут!
Позади топал кривоногий бойкий мужичок из Орловской области. Он шёл между двух парней, еле тащивших уставшие ноги и мечтал:
- А, что, ребята, вот остаться бы целым. Ох, и зажил бы я! В деревне мужиков-то сохранилось - я да безногий Кузя-гармонист! Вот мы с Кузей после войны всех баб и отоваривали бы! Не жисть - малина!.. Сегодня к одной идёшь, а она тебе пирогов, бутылочку, конешно, дело, завтра - к другой. А друга Кузю я бы на тележке возил, в остальном сам справится.
- Дык он же инвалид?
- Кроме ног, у него всё цело, а конь он, что надо… Работал бы, да на гармошке поигрывал!.. Вот и восстановили бы мужское поголовье, народили бы родине новых солдат!
Солнце жарило нещадно, парни молчали и обливались обильным потом, словно в деревенской бане. К счастью, вещей сохранилось немного, солдаты несли на себе только вещмешки и оружие. У кого осталось то или другое.
- Соседям нашим повезло. - Михаил кивнул в сторону тащившихся рядом отступленцев. - Даже имущество сохранили…
- Тыловые крысы! - брезгливо бросил Павел.
- А, может, бились до последнего и организованно отошли?
- Вряд ли… - скривился Лисинчук и хмыкнул: - По виду они даже пороха не нюхали!
За соседями следовала колонна нагруженных повозок, которые тащили взмыленные лошади. Они везли всевозможное барахло и воинское имущество, что вызвало праведный гнев окопников:
- Нахапали и тащат…
- А, у нас даже раненые сами идут!
Вскоре после выхода из Миллерова появились первые неизбежные жертвы всевозможных потёртостей ног, которые с трудом ковыляли, изо всех сил стараясь не отстать от товарищей. Потом у кого-то из них возникла идея подождать одну из багажных повозок соседей и взгромоздиться на неё поверх груза.
- Много вас таких! - пробурчал возница передней телеги. - Топайте сами.
- А, сам едешь, как буржуй…
Теперь хромоногие двигались, держась руками за боковые стороны повозок, и лишь немногие, имевшие специальные медицинские справки, смогли поехать, а не тащиться, как уставшие волы.
- Эта степь когда-либо кончится?
- Кончится… у Волги.
В одном месте, где обрывался овраг, Михаил увидел порядочное скопление пехотинцев с более чем странным поведением. Сбрасывая с себя противогазы и вытряхивая их из сумок, отталкивая друг друга, они набросились на что-то белое, разбросанное вокруг нескольких перевёрнутых вверх колесами разбитых повозок.
- Что это с ними? - спросил недоумевающий Лисинчук.
- Что-то съестное делят…
Солдаты торопливо хватали куски белого вещества, наполняя ими опорожнённые противогазные сумки и карманы.
- Точно сахар-рафинад гребут… - понял Кошевой и отвернулся. - Подбирают остатки разбомбленного продовольственного обоза из дивизионного обменного пункта.
За перевёрнутыми повозками и валявшимися прямо в упряжке убитыми лошадьми по обе стороны оврага виднелись разбитые грузовики, ЗИМы и полуторные «газики» с растерзанными мешками, возле которых тоже толпилась пехота. Оттуда доносился голодный призыв:
- Сухари, ребята!
- Мне оставьте…
У раскиданного по земле провианта тут же начиналась драка. Какой-то молоденький младший лейтенант пытался криком отогнать бойцов и вернуть их в колонну:
- Назад, а то стрелять буду!
- Шёл бы ты лесом…
Его никто не слушал, но солдаты после того, как отчаявшийся остепенить их юный командир отошёл прочь, сами разбежались от повозок и грузовиков. Всех отрезвил хорошо знакомый густой, слитный гул немецких бомбовозов и крик:
- Во-о-оздух!!!
Но предупреждение оказалось излишним: воздух был до предела насыщен рёвом голодных авиационных моторов и свистом падающих наискось чёрных бомб.
- И тут, стерва, достал! - матюгнулся Павел и мешком свалился в завесу пыли.
… С каждым новым днём отступления солдаты всё сильнее уставали и едва волочили ноги, уходя всё дальше и дальше на Восток. Так продолжалось пару недель. Все были так измотаны, что почти не могли говорить. Советские бойцы с трудом брели в полной апатии, остановив мутный взгляд слезящихся глаз на каблуках идущего впереди.
- Скоро Цимлянская, - преувеличенно бодро сказал Кошевой своим подчинённым. - Там станет полегче.
- Не боись, товарищ старший лейтенант, выдюжим, - серьёзно сказал кривоногий солдатик.
Действительно на подходе к станице беспорядочно отступавшие части Красной Армии понемногу приобретали вид регулярных войск. Они прибились к одному из полков родной дивизии, и пошатнувшаяся было дисциплина снова восстановилась.
- Командир, - приветствовал Михаила повеселевший Лисинчук. - Какие задачи поставлены вышестоящим командованием?
- Набираться сил и готовится к встрече немцев.
- Энто мы завсегда рады! - шутил неунывающий Пашка.
Они устроили себе тщательную помывку - ведь рядом с временным расположением имелось маленькое милое озеро, так и зовущее своей прохладой.
- Айда купаться! - подзадоривал товарищей Лисинчук, и все бодро сбросили с себя надоевшее обмундирование и понеслись плавать.
Голышом они ныряли, кричали от удовольствия, брызгали друг в друга водой и фыркали, как дельфины. Иначе говоря, всячески старались снова отдаться беззаботности молодости.
- Думаю, что в эти редкие моменты они по-настоящему счастливы, - подумал Кошевой, глядя на резвящихся подчинённых.
Он не мог позволить себе уронить командирское достоинство купанием в озере, поэтому сидел на деревянных мостках с потемневшими от многолетних дождей досками и наблюдал:
- Как замечательно просто сидеть так, когда нет никаких приказов. Не нужно подчиняться идиотским указаниям. Никакого адского грохота и разрушения, никаких мыслей об ужасном прошлом или безнадёжном будущем.
- О чём задумался, отец-командир? - почти голый Пашка шумно приземлился рядом.
- Вспоминаю, что мы пережили недавно.
- Да, нервы были на пределе, - согласился сержант и подтянул исподнее. - Когда чувствуешь себя скверно, просто ругаешься, но никому и в голову не приходит, что, если ругаешься, значит, боишься…
Непоседливый Лисинчук метнулся к резвящимся друзьям, он просто не мог долго сидеть на одном месте. Кошевой опустил натруженные ноги в прохладную воду.
- Мать больная, сама на ладан дышит, - мысли внезапно перескочили на родных людей. - Останется сынок сиротой.
После неожиданной встречи с престарелой приёмной матерью и годовалым сыном он сильно изменился. Всё чаще задумывался, что будем с Колькой, если его убьют.
- А, как уберечь себя, если ты ответственен за сотни красноармейцев? - задал он себе непростой вопрос. - Как не стать в их глазах трусом?
Командир одобрительно посмотрел на Павла, вздумавшего устроить соревнование на дальность подводного ныряния.
- Хотя и страшно, а воевать надо! - сделал он однозначный вывод. - Делаешь вид, что тебе безразлично, но это лишь отчаянная попытка обмануть себя.
Михаил ответил отрицательными жестами, на настойчивые призывы Лисинчука присоединится к купающимся и продолжил размышления:
- Навязчивый кошмар нельзя стряхнуть, и он усугубляется с каждым погибшим, с каждым стоном умирающего и с каждой лёгкой раной, которая способна развеять иллюзию о твоей неуязвимости... Страх особенно усиливается перед боем, ожидание сражения значительно хуже, чем участвовать в самом бою.
Он окунул руку в молочную воду, а потом приложил растопыренную пятерню к гладкой поверхности настила. След начал высыхать буквально на глазах. Первыми исчезли отпечатки пальцев, потом растаяли округлые пятна ладони.
- Столь же скверно чувствуешь себя потом, когда напряжение сменялось полным упадком сил... - лениво вспомнил Кошевой. - Единственным противовесом является надежда - хрупкая, безосновательная, подпитываемая слухами надежда на то, что, в конце концов, мы возвратимся домой...
Сейчас ему хотелось лишь одного: сидеть на мостках, болтая ногой в прозрачной воде и, упираясь ладонью прямой руки в старую доску, смотря куда-то вдаль или, опустив голову, медленно изучать узоры на деревянной поверхности.
- Старший лейтенант Кошевой, Вам приказано прибыть на КП батальона, - вдруг под самым ухом прокричал штабной порученец.
Он тоже хотел искупаться и стоял, кося глаз на бултыхающихся солдат.
- Иду, - ответил Михаил и стал торопливо одеваться.
В штабе Кошевому довели приказ принять командование над сформированной ротой и готовится к новому маршу. В начале пыльного июля 13-ю гвардейскую стрелковую дивизию организованно вывели на доукомплектование в Сталинградский военный округ. 29 июля 1942 года она была оперативно переброшена на левый Волги в район Николаевское.
***
В середине тревожного жаркого лета 1942 года десятки тысяч советских людей устало брели по раскалённой добела Великой степи. Военные и гражданские, с оружием и без, пешком или на подводах люди спешили оторваться от напиравших немцев. Красная Армия беспорядочно отступала в общем направлении на далёкий Сталинград.
- Дожили… - дородные казачки осуждающе смотрели на проходящих мимо солдат. - Немец топчет донскую землю.
- В восемнадцатом году они здесь уже были…
Вслед за отступающими русскими дивизиями в огромный трёхсоткилометровый разрыв советского фронта хлынули свежие фашистские войска. На машинах, мотоциклах и танках по Дикому полю, помнящему нашествие гуннов, половцев и монголов, днём и ночью двигалась страшная неумолимая сила.
- А, как их удержишь? - подключались к разговору седовласые старики. - Германец вояка серьёзный…
- По всему видать Советам конец приходит! - злорадствовали некоторые.
После катастрофических весенних поражений под Харьковом и в Крыму Красную Армию ждали новые испытания. В первых числах июня немецкое командование начало операции «Блау» и «Клаузевиц». Летнее генеральное наступление на южном фланге советско-германского фронта стартовало.
- Необходимо окончательно уничтожить Советский Союз! - Гитлер требовал от своих генералов решительных побед. - В этот раз нас не сможет остановить русский мороз…
В огромный «котёл» от Ростова до Воронежа должны были попасть войска двух советских фронтов Южного и Юго-Западного. Однако, Ставка ВГК сумела разгадать замысел противника и дала приказ об отступлении. Южный фронт отходил на левый берег Дона в его нижнем течении, Юго-Западный к Сталинграду. Бронированные «клешни» 1-й и 4-й немецких танковых армий замкнули в кольцо в районе Миллерово - Кантемировка уже пустое пространство.
- Пол страны потеряли! - судачили растерянные советские люди от Москвы до Владивостока.
- Одна Украина, чего стоит…
Ставка ВГК 12 июля 1942 года из остатков войск Юго-Западного направления и спешно сформированных армий образовала Сталинградский фронт. Оборонительный рубеж определён по западной сухопутной границе Большой излучины Дона. В состав нового фронта вошли три армии: 62-я, 63-я, 64-я, а также 21-я армия ЮЗФ и 8-я воздушная армия.
… За растянутой походной колонной одного из полков 33-й гвардейской дивизии третьи сутки тянулся длинный шлейф пыли, такой прилипчивый, что последние ряды замыкающего батальона буквально тонули в ней.
- Дышать нечем, - ругались марширующие бойцы.
- Я такой густющей пыли отродясь не видывал! - Анатолий Захаров громко чихнул.
- Считай, познакомились, - поддел товарища Григорий Шелехов.
Потная воинская форма, волосы и лица солдат давно покрылись прочным серым слоем, пробить который даже не пытались вездесущие мухи и оводы.
- Шестьдесят километров топаем, как заведённые, - возмущался Захаров, отмахиваясь от летающих наглецов, - а конца и края не видно.
- Не торопись шибко, - посоветовал Григорий и, усмехаясь, посмотрел на друга. - Как встанем в оборону, захочешь, не уйдёшь…
- Скорее бы!
- Вечно ты мельтешишь.
Захаров хотел что-то ответить, но густая остропахнущая пыль забилась ему в нос и рот, и он только махнул рукой. Стоял палящий и жалящий зной. Солнце уходило со своего вечного поста только поздним вечером, и поэтому даже ночью температура не опускалась ниже тридцати градусов тепла.
- Винтовка раскалилась, словно в печке побывала, - не унимался Толик. - Не дотронешься…
- А зачем тебе её трогать, чай не баба!
- От бабы я сейчас не отказался бы! - мечтательно протянул высокий красивый солдат, шагавший рядом.
- На кой чёрт она тебе нужна?
- Не скажи… - плотоядно улыбнулся красавец.
- От баб одни убытки!
- Точно! - согласился сосед и помрачнел. - Мне недавно рассказывал один разведчик занимательную историю… Они осенью сорок первого добыли в немецком тылу важные сведения и возвращались назад, когда наткнулись на спящий немецкий лагерь. Решили посмотреть, что в крайнем домике, и, выждав, когда патруль отошёл подальше, проползли туда. Оказалось, там жили русские девки, а домик был полковым борделем.
- Вона как!
- Храбрые разведчики не растерялись и тотчас же приступили к близкому знакомству с девицами. Это их и погубило. Одна из обитательниц дома сумела сообщить немцам о происшедшем... Начался бой, и живым ушёл лишь один парнишка, который, истекая кровью, добрался до своих. Он в госпитале и поведал мне о приключившемся конфузе.
- Вот видишь…
- А, я всё равно не отказался бы!
- Даже самая красивая девушка не может дать больше того, што у неё есть... - мрачно сказал Григорий и ускорил шаг.
… 4 июля последние эшелоны свежей дивизии спешно разгрузились на железнодорожной станции Донская Сталинградской области. На станцию был заранее завезён полный комплект вооружения, изготовленного на заводах, вовремя эвакуированных за Волгу, инженерное имущество, лошади, повозки, кухни и продукты.
- Радуйся, што винтовки и еду выдали, - помолчав, продолжил разговор Григорий.
- Благодарствуйте!
- Помнишь тот бой, когда я танк подорвал?
- Такое забудешь…
- Так тогда нам только по две гранаты на брата дали.
Через неделю после полного сосредоточения и переправы на пароме через притихший Дон дивизия совершала многокилометровый походный марш на северо-запад от Калача, для закрепления на отведённом ей участке обороны на правом фланге 62-й армии.
- Так-то сорок первый год был, - изумился конопатый Захаров. - Тоже мне сравнил…
- А в чём разница?
- Целый год страна на армию работала.
- А сколько заводов мы потеряли?
- Оно то так, - согласился Анатолий и сморщился, будто попробовав кислого. - Только под Москвой мы немца прилично даванули.
- Немец нынче тоже другой.
- Ты в курсе кто против нас идёт?
- А чёрт его знает!
В распахнутую пасть большой излучины Дона наступала 6-я полевая армия, ударная сила Вермахта. Гитлеровские генералы считали, что в ней воплощена сама идея наступательной войны. Она успешно участвовала в покорении Польши и Франции, именно её готовили к десантированию на Британские острова. Эта армия не знала поражений в сражениях с Красной Армией на Украине. В армии насчитывалось 270 тысяч солдат и офицеров, 3 тысячи орудий и миномётов, 500 танков. С воздуха эти силы поддерживали 1200 самолётов 4-го воздушного флота Германии.
- Я знаю, славяне, - вступил в дискуссию шагавший рядом с ними молодой солдат Шанин. - Мой земляк из штаба дивизии говорил перед отправлением, что на Сталинград наступает шестая армия.
- Ну и что?
- Она говорят, всю Европу раком поставила, - Шанин плотоядно хихикнул. - Гитлер вроде бы поставил задачу до 25 июля овладеть Сталинградом.
- Ни хрена себе!
Ближе к ночи батальоны, наконец, вышли на новый рубеж обороны и, растекаясь тоненькой человеческой струйкой по бескрайней степи, начали окапываться. Не щадя рук в кровяных мозолях, кирками и ломами, сапёрными лопатками люди вгрызались в плотную, спёкшуюся от жары родную землю.
- Служба наша солдатская! - во время коротких перекуров сетовал рядом с Григорием неугомонный Захаров. - Сутками топай, потом ночами копай.
- Выкопаем, будем спать…
- Может глубины хватит?
- Копай, копай, - шутя, поторопил ленивого товарища Шелехов. - Утром как попрут неугомонные «фрицы», окопчик этот тебе таким маленьким точно покажется…
Впрочем, выспаться им не довелось. Только начало светлеть на Востоке внезапно поступила команда, для построения поротно.
- Что опять не так? - спросонья Анатолий не мог понять, в чём дело.
- Говорят, добровольцев будут набирать для разведки, - сказал всезнающий Шанин. - Приказ сверху пришёл.
- Энтого нам не хватало…
Стремясь выиграть время для занятия и обустройства основных рубежей обороны, Ставка приказала Сталинградскому фронту выдвинуть передовые части навстречу врагу.
- Давай, Анатолий, запишемся, - неожиданно предложил Григорий и застегнул солдатский ремень.
Он не знал, куда будет направляться разведотряд, но очень надеялся, что в сторону его родных мест.
- Какого дьявола нам это нужно? - ругнулся Захаров и потёр рыжеволосую макушку. - Только обжились…
- Похоже, нас и не спросят.
Командир роты гвардии младший лейтенант Лебедев вышел перед неровным строем подчинённых солдат и зычным голосом крикнул:
- Наша 33-я гвардейская дивизия получила приказ о выдвижении передового отряда к станице Чернышевской, расположенной на западном берегу реки Чир… Командовать отрядом, поручено гвардии майору Евдокимову, командиру 88-го стрелкового полка, соседу справа. Наша рота придаётся им для усиления. Вопросы есть?
- Так это дело добровольное или как? - раздался неуверенный голос из последних рядов.
- На печке лежать, вот это дело добровольное, - грозно пошутил Лебедев, - а здесь приказ!
- Ясно.
- Для проведения предварительной разведки с нами пойдёт разведрота под командованием начальника разведки дивизии капитана Глущенко. Вот им будут нужны добровольцы, особенно из числа местных жителей. Если таковые имеются…
- Имеются, - Шелехов решительно поднял правую руку.
- Выйдите на рассвете, пока можете отдохнуть… - предупредил командир. - Разойдись!
***
Рано утром 15 июля сводный отряд из двадцати грузовых американских автомашинах и с ротой танкового батальона из 12 танков под командованием лейтенанта Загирова выдвинулся к станице Чернышевской.
- Вот это жизнь, - радовался сидящий крайним в открытом кузове Захаров. - Два часа делов, и мы на месте.
- Ты знаешь, - задумчиво сказал Григорий. - Все кричат, што танки всё решают.
- А ты не согласен?
- Послухай, - осадил товарища Шелехов. - Танки, конешно, сила, но без пехоты они движущие железные гробы… Сила немцев в том, што пехота у них передвигается на машинах.
- Манёвренность действительно бешенная!
- Вот-вот! - Григорий поднял вверх указательный палец, словно целясь в небеса. – Раньше выигрывали благодаря скорости и мобильности конницы, а зараз настало время машин.
Вскоре колонна, во главе которой гордо шли две «тридцатьчетвёрки», остановилась у небольшого хутора, прилепившегося на самом берегу Чира.
- Кажись, я знаю энтот хутор, - Шелехов глянул на десяток утопающих в зелени домишек. - Бывал здеся в «гражданскую»…
- Да ну! - удивлённо протянул Анатолий. - Как называется?
- Русаков.
- Так ты из этой местности родом?
- Не совсем, - неловко замялся Григорий, - но места энти облазил достаточно.
- А моя родная деревенька прямо по курсу.
- Где это?
- Под Красноградом на Харьковщине. Там у меня семья, два сына Ванька и Колька... Только там с сорок первого немец стоит, даже не знаю, что с ними…
- И у меня два сына.
Раздалась зычная команда на выгрузку. Пока разморённые лёгкой дорогой солдаты выпрыгивали на землю и строились, Шанин метнулся в ближайший дом.
- Всё путём! - крикнул он, выйдя оттуда. - Немцев в посёлке нет.
После короткого совещания офицеров бойцам объявили решение командования.
- Переночуем на хуторе, так как нужно ночью выслать в Чернышевскую разведку, - сообщил командир роты. - Есть желающие заработать медали?
- Мы с Шелеховым можем пойти.
- Молчи… - одёрнул его Григорий.
- Ты, что, Захаров, знаешь, как туда добраться?
- Я нет, но Григорий знает, - пояснил Толик. - Он родом из здешних мест.
- Тогда идите.
Оставалась одна проблема стать на временный постой до выхода на разведку. Шелехову хотелось отдохнуть в теньке, и он отправился к стоящему в сторонке тихому саманному домику.
- Хозяйка! - громко позвал он возившуюся в огороде женщину.
- Кого там принесло? - спросила она и разогнула дебелую спину.
- Пусти на постой до вечера.
- Для чего?
- Хотим отдохнуть.
- Вам бы всё отдыхать, - заругалась хозяйка и пошла навстречу незваному гостю, - а воевать за вас кто будет?
Она медленно подошла к каменной изгороди, обрамлявшую небольшой придомный огородик. Ступала она уверенно и важно, с достоинством неся статное тело. Мужчина обратил внимание на лицо с явными остатками былой красоты и отчего-то волнуясь, спросил:
- Так пустишь аль, как?
- Ваши солдатики под машинами вольготно устроились...
- Нам ночью идти в разведку в Чернышевскую, - ответил Григорий, вглядываясь в загорелое лицо женщины.
- Тогда заходи Гриша, - просто сказала хозяйка.
Шелехова словно ударили кувалдой в лоб. Он даже тряхнул полностью седой головой для того, чтобы сбросить наваждение, и поинтересовался:
- Откудова ты меня знаешь, красавица?
- Видать не такая теперича красавица - раз позабыл меня.
- А должон помнить?
- Я тебя во всяком случае никогда не забывала.
Григорий начал лихорадочно перебирать женщин, которые встречались ему в пору гражданской войны, с кем довелось ему пересечься на узкой жизненной дорожке.
- Убей, Бог, не помню! - сознался он и извинился: - Не серчай хозяйка, столько лет прошло…
- Весной ровно двадцать было.
- Так наша встреча в двадцать втором году случилась?
- Да, - уверенно глядя в тёмные глаза мужчины, сказала она. - Ты тогда на Донбасс шёл.
После этих слов, как будто вчерашний всплыл тот день из глубин памяти Шелехова. Оказалось, что ничто не смогло вытеснить его: ни долгая и счастливая жизнь в Сталино, ни трагическая и бесчеловечная командировка в колымские лагеря, ни почти год невиданной доселе войны.
- Елизавета?! - то ли спросил, то ли подтвердил воспоминания Григорий. - Как ты оказалась здеся?
- После той нашей встречи я забеременела и съехала из родного хутора, - как ни в чём не бывало, сказала она. - Сам понимаешь, как вдове в таких случаях приходится…
- Забеременела?!
- Иногда с женщинами такое случается, Гришенька! - ехидно сообщила она и спохватилась. - Что мы такие разговоры ведём на улице… Проходь в дом, гость дорогой, давай я тебя накормлю и спокойно всё расскажу.
Он прошёл вслед за вошедшей в дом Елизаветой и глубоко вдохнул родной, почти забытый, запах казацкого куреня.
- Проходи, Григорий Пантелеевич, садись! - пригласила женщина и вытерла фартуком лучший стул.
- После таких новостей не только присесть, - съязвил удивлённый Григорий. - Упасть можно.
- А ты держись! - усмехнулась острая на язык казачка. - Ты же казак.
- Ну, ты и язва…
- Характер у меня золотой, поэтому такой тяжёлый!
Пока хозяйка накрывала на стол, гость сидел в уголке, свернув махорочную самокрутку, и молчал. Елизавета с улыбкой поглядывала на него, а потом спросила:
- Небось, гадаешь, чтобы это значило?
- Кумекаю, што к чему…
- Сядь к столу, давай выпьем за встречу.
На самодельном крепком столе незаметно появилась зелёная бутылка водки. Гость кивнул на неё и спросил:
- В честь чего такие почести?
- Не часто встречаешь отца своего единственного сына.
Шелехов, махнувший перед последними словами сто граммов, натужно поперхнулся:
- Так у тебя от меня родился сын?
- Выходит так.
- Вот так новость!
Елизавета подробно рассказала нехитрую печальную историю своей жизни, мужчина коротко поведал свою:
- Хвастаться особо нечем.
- В жизни всё не так, как должно быть на самом деле…
Они сидели рядом как чужие люди, когда-то ставшие по воле случая близкими родственниками. Чем ближе к ночи, тем длиннее паузы случались в их разговоре, но странное дело уходить Григорию не хотелось.
- Тяжко тебе было растить сына в одиночку? - походя, спросил он.
- Всяко бывало…
- Ты прости меня!
- Что ты! - она вскинула на него пушистые ресницы. - Жизнь без детей, что рай без ангелов.
Шелехов отвернулся, чтобы скрыть непрошенную стыдливую слезу.
- Серёжка родился 1 января 1923 года. Здоровый и красивый, весь в отца! - с неприкрытой гордостью сказала Елизавета. - Учился хорошо, закончил семилетку.
- Ишь ты!
- Умный, как ты…
- Ежели женщина говорит мужчине, што он самый умный, - засмеялся довольный Григорий, - значит, она понимает, што второго такого дурака, она не найдёт.
- Ну, ты загнул!
Елизавета тоже засмеялась и с нежностью посмотрела на случайного давнего любовника.
- Где он зараз? - спросил через пару минут солдат.
- Призвали в армию осенью сорок первого.
- Где служит?
- Последнее письмо пришло из-под Ленинграда.
- Давно?
- Зимой.
Когда Анатолий Захаров пришёл забрать его в ночную разведку, Григорий сидел, скорбно сгорбившись и уперев глаза в земляной пол. Уже выходя из дома, он обернулся и спросил:
- Как фамилия моего сына?
- Косиков.
- Бывает же такое, - покачал он наполовину седой головой. - У меня три сына и у всех разные фамилии.
- Да ты что?
- И ни один не носит мою настоящую фамилию! - с горечью сказал Шелехов и вышел в тревожную ночь.
Продолжение http://proza.ru/2012/05/15/5