К Соломону подвели любимого красавца, жеребца редкой форелевой масти: серого с красной гречкой, покрытого белой льняной попоной, расшитой по краям разноцветным орнаментом, символизирующим, по египетским понятиям, безграничность времени. Завуф подставил колено, и царь, ступив на него, легко перекинул ногу через спину, легко сжав ногами тёплые бока.
— Соломон, умоляю, возьми меня с собой! Мне очень хочется! Больше ни о чем тебя не попрошу! Я же никогда не ездила с тобой! Возьми, очень прошу!
Эстер смешно скривила уморительную рожицу и с такой надеждой посмотрела на царя, что он, улыбнувшись, протянул руку и рывком поднял девочку, посадив впереди себя на выступающую попону. Почему бы и не доставить радость девочке, которая так мало видела его в жизни? Ещё с детства помнил, как обижало невнимание взрослых к его невинным и редким просьбам. Иногда к ним всё же запоздало прислушивались. Но всё сделанное — хорошо вовремя, потом оно уже радости не доставляет.
Ударив коня пятками сандалий, Соломон первым выехал из каменной арки дворца. За ним следовали Завуф, Ахисар на мышастых жеребцах с черной тарпановой полосой вдоль хребта, родственники и кавалькада придворных на ослах и мулах. Содержание коней в полупустынной местности обходилось чрезвычайно накладно, позволить такую роскошь могли самые богатые и особо приближенные к царю и его казне.
— Мальчишки тебя только дразнили или ещё как-то обижали? Возможно, ласкали? — спросил Соломон, зная о свободных нравах городской бедноты. Редкая уличная девочка сохраняла девственность до замужества. В первую брачную ночь так легко обмануть доверчивого и робкого жениха, незаметно вымазав пах припрятанной куриной кровью в желудочном мешочке.
— Вообще-то, они неплохие. Я сама их чаще била, когда не хотели брать с собой, играть. Однажды мальчики даже спасли меня от похищения.
— Тебя хотели украсть? Кто же?
— Всё так быстро произошло, что я не успела заметить их лица, одежду. Они не разговаривали, не называли друг друга по имени, ощутила лишь удары кулаков по телу и сильную козлиную вонь. Но так пахнет от многих пастухов и от тех, кто живет в хлеву. Похитили, когда пошла с кувшином за водой к колодцу. Едва появилась из-за угла дома, как мне засунули в рот противную, грязную от жира тряпку, — меня чуть не затошнило от омерзения, набросили пыльный мешок и забросили на спину, как овечку. Мой любимый кувшин упал на камень и треснул. Только на черепки отцу потом и сгодился. Хорошо, что мальчишки заметили умыкновение. Иезекия в это время смотрел из-за дувала, ожидая прихода своего отца, который обещал ему выменять на базаре фиги на тростниковую свирель. Вот он-то и увидел, как два незнакомых седобородых мужика натянули на меня мешок и быстро пошли в сторону оливкодавильни Тахава. Иезекия побежал за соседними мальчиками, которые собрали соседей и погнались за похитителями. Те, заметив погоню, бросили мешок на землю и затерялись в толпе. Я не успела сообразить, что меня похитили. Вообще ни о чем не могла думать, так сильно испугалась. С тех пор я не хожу за водой одна, всегда только с сестрами. Ходила, — закончила Эстер грустно.
— Давно это случилось? Похищение.
— Вскоре после пасхи.
— Девочек у нас много крадут. Увы, это так. Я знаю. Придворные постоянно вспоминают различные происшествия. И не всегда всё заканчивается хорошо, как в твоем случае. Мальчиков тоже воруют, но меньше. Девочки ценятся дороже. И я не вижу хорошего способа, как можно покончить с похищениями. Если бы вас никто не покупал, то и не стали бы воровать. А желающих приобрести — очень много. Не все мужчины могут выплатить заявленный мохар, иные до старости живут одиночками. Тебе не жестко сидеть?
— Нет. Я готова ехать с тобой так до самого вечера.
— До вечера не получится. Авирон намного ближе. Скоро увидим. Посмотри на этого мальчишку с палкой, не твой ли знакомый обидчик? Тебе машет. Так и лезет под копыта. Отчаянный.
— Это Заббуд, сын старого медника Шовала. Отец его нещадно бьет за жалобы соседей на воровство, потому что детям в своем доме нечего взять. Виноград, смоквы, сикиморы, растущие возле дома, не успевают созревать, все ягоды съедаются зелеными, чуть побуревшими. Он восьмой в семье, дети постоянно ищут пропитание вне дома. Часто выношу ему чашку ячменевой каши или кусок лепешки. Недавно у них родился Айзик, уже девятый. Вероятно, будет и десятый. Как ты думаешь, зачем Элохим даёт им столько детей, что они и прокормить их не могут?
Соломон промолчал, игнорируя риторический вопрос, с небольшой грустью раздумывая, что не в его власти, накормить всех голодных детей. Хотя он и не пытался. Это означало — новые существенные расходы на покупку недостающего зерна, поступиться какими-то своими планами, замыслами — казна не безразмерная. Ограничивать себя и родных не хотелось. Никто не оценит. Бедняки привыкнут к подачкам, перестанут искать работу. Дармовое — развращает. Пусть всё идет свои чередом.
Свита Соломона выехала из дворца, в основном, из-за надоевшего однообразного безделья, опостылевшей скуки и ради любопытства, хотели посмотреть на чародея, о котором все будут говорить в ближайшее время. Многие уже слышали, какие надежды возлагает на него царь. Не так уж часто Соломон устраивал торжественную встречу именитому гостю. Жители города желали видеть всё, поэтому высыпали на, и без того узкие, улочки, заставив процессию продираться сквозь толпу зевак и снующих, пронырливых мальчишек, весело выкрикивающих приветствия, остроты царю и его нарядной свите.
Соломон редко разрешал страже действовать жестко, отгонять самых назойливых и развеселившихся горожан, понимал, не часто им удается увидеть царя и его окружение, разухабистыми криками отвести душу. Наиболее бесцеремонные, пытались прикоснуться к царской одежде, — по народному поверью это приносило счастье или неожиданную удачу: считали Соломона преуспевающим царем, любимчиком богов, многим хотелось, чтобы он поделился своим везением. По этой причине Соломон предпочитал не пользоваться подарком тестя Суссакима, позолоченной колесницей; выезды почти всегда заканчивались трагедией, толчея восторженных почитателей кидала людей под колеса и копыта лошадей. Да и трясло на колеснице изрядно по ухабам и колдобинам иерусалимских улочек, более приспособленных для копыт ослов и мулов. Но это не мешало некоторым вельможам делать выезды на разукрашенных золотом и красками колесницах, чтобы все видели их богатство и завидовали.
По мере продвижения неспешной процессии, возбуждение на улице усиливалось. Горожане с удивленными и радостными возгласами показывали пальцем на Эстер, гордо сидящую впереди Соломона, который заботливо поддерживал её рукой, чтобы девочка не соскользнула под копыта горячащихся жеребцов, то и дело вздергивающих голову от неумолчного ора людей, и ошалело косящих на них большими черными глазами.
Соломон снисходительно поглядывал на блаженствующую Эстер, которая упивалась, до этого неведомым ей, всеобщим вниманием, но старалась выглядеть невозмутимой и гордой — не отвечала на задорные выкрики и приветствия мальчишек. Но, если замечала в толпе знакомые лица, её губы невольно расплывались от удовольствия. Она проникалась сознанием торжественности момента, и особенно, своим присутствием при этом.
Кажется, он получил новую и забавную игрушку. Осталось лишь догадаться, как долго она сможет удержать его внимание, развращенное обилием доступных девичьих тел, которые порой сливались в одно, редкая запоминалась.
Пожалуй, он был удовлетворен неожиданным разнообразием в довольно скучной и во многом предсказуемой жизни, где месяцами ничего не менялось. И это с одной стороны хорошо, ибо всем известно, что перемены начинаются вместе с войнами и потрясениями. А их всегда было предостаточно в истории Израиля и Иудеи. Теперь наступило время жатвы, собирания плодов.
Подобные выезды за город были в числе немногих доступных развлечений, наряду с пирушками и охотой в ближайшем лесу, где год от года становилось всё меньше зверей и дичи. Поэтому Соломон охотно выехал из дворца, хотя солнце стояло в зените, аравийский ветер приносил обжигающий зной и безоблачное небо.
Нетрудно представить, каково приходилось людям в караване, месяц за месяцем, идущим по пустыням, степям, нескончаемым ущельям гор, переплывая широкие реки. Сейчас трудно представить, что во времена Авраама не было прирученных верблюдов.
В который раз вспомнились удивительные рассказы Балкис о летающих кораблях «Вимана», за короткое время преодолевающих огромные расстояния — представить невозможно: три года неимоверно тяжелого караванного пути покрывались за одни сутки!
Да ещё с многочисленным грузом, который может равняться бремени трехсот верблюдов. Можно ли в это верить? Или же это выдумки, фантазии людей, заскучавших в однообразном, привычном мире? Но летают же боги! Летают? Парят. Нисходят к коленопреклоненным.
На то они и боги. Они всё могут. Ой, ли? А если допустить, что древнеиндийский эпос создан на основе реальных событий? Люди летали как боги. Люди были богами. Люди могут стать богами! Видел же он в Мицраиме статую бога Тота, милостиво кивающего, когда перед ним клали приношение.
И каким же разочарованием было узнать правду от пастофора Асира о примитивной механике этого чуда, системе простейших рычагов и противовесов. Да и другие чудеса египетских богов на проверку оборачивались заурядным обманом доверчивого люда, чтобы побудить к щедрым приношениям и беспрекословному подчинению.
Тогда-то на какое-то время подорвалась вера Соломона в богов, которые, оказывается, нуждаются в обмане людей, иначе им не доказать свою силу и могущество. По возвращении в Израиль, придворные священники, среди них был и Садок, вскоре ставший тестем, укрепили его во мнении о несостоятельности всех языческих богов и уверили в истинности единого — Элохима и его супруги Ашер.
Со временем Соломон пришел к выводу, что только верой в Единого и Сущего можно сплотить вечно ссорящихся, разобщенных евреев, и убедить в грядущее спасение избранного народа среди бесчисленного множества других народов, которые погрязли в язычестве, идолопоклонстве и, разумеется, не могли рассчитывать на достойную загробную жизнь в райских кущах.
Соломон, в который раз пожалел о кратковременности пребывания Балкис в Иерусалиме: возможно, последующие беседы с ней смогли бы лучше прояснить его метания, затруднения, понять мир, себя, людей, богов. Как жаль, что при её незаурядном уме, она оказалась столь непривлекательной даже в царских нарядах, и он не смог пересилить себя, настоять на интимной близости, которая, несомненно, помогла бы лучше узнать друг друга, появились бы иные, более доверительные и искренние чувства, а так, всего лишь, ни к чему не обязывающие, дружеские отношения царственных особ.
Дорогие подарки друг другу — это просто дань вежливости, за которой иногда ничего не стоит. А она очень умна, после разговоров с ней долго не мог уснуть, не только потому, что изливал страсть на подаренных ею рабынь, но всё размышлял об изумительных странностях мира и всего живущего на земле.
Разве может, ни с того ни с сего, без вмешательства Яхве;, возникнуть столь поразительное разнообразие животного и растительного мира? Тысячи тысяч поразительных существ, от левиафанов в океане, дельфинов, разнообразнейших рыб, огромных слонов, бегемотов, до множества мельчайших созданий, порой едва заметных глазу, которые непонятно для чего и зачем живут, потому что человеку и Всевышнему от них нет никакой пользы.
Лишь сознательное проявление божественного ума в каких-то неведомых целях способно увековечить и оправдать существование этого дивного и беспредельного мира. Обидно до слёз, что человеческий разум не в состоянии постичь эти цели. Какие они? Даже представить невозможно. По крайней мере, он знает, никому ещё не удавалось. Ни в одной рукописи об этом не сообщается, и даже задачи такой не ставилось: Зачем Всемогущий создал человека, и ради чего тот должен жить, если постоянно грешит и убивает себе подобных?
Неужели только для того, чтобы изо дня в день славить Всевышнего? Просвещенные жрецы пишут о многом, но не о том, о чем бы хотелось прочитать Соломону, и что его волновало. Только Балкис догадалась. Правильно говорят мудрецы: насколько умны некрасивые женщины, настолько красивые пустоголовы и безответственны.
Неужели Эстер ожидает участь быть глупой? Жаль. Почему вообще люди становятся глупыми? Является ли это свойство врожденным или приобретенным? Пока Эстер достаточно сообразительна и умна для своего возраста. Большинство красивых девочек и даже девушек, когда он рассматривал их, приветливо разговаривал, выбирая очередную возлюбленную, производили на него гнетущее впечатление своей тупостью и эмоциональной ограниченностью.
И он отказывался от них, будто от прокаженных. Эта видимая ущербность, конечно, было следствием вековых традиций племен, родов, где их воспитывали для единственной цели — быть продолжательницей рода и хранительницей очага, ни о чем другом не помышляющих и не претендующих на большее.
Эстер, если удовольствуется существующим положением, то со временем превратится в заурядную придворную сплетницу, прожигательницу жизни, покорительницу мужских сердец, а под старость — в унылую приживалку, каких полон любой царский двор на женской половине. Скорей всего, так оно и будет, хотя всё возможно, жизнь порой выкидывает невообразимо сложные коленца, о которых заранее и догадаться невозможно.
Впереди показалась высокая, недавно возведенная часть мощной крепостной стены, которая по замыслу Соломона должна окружить разросшийся город и защитить жителей от вторжения не только агрессивных соседей, но и разбойничьих банд, не оставляющих в живых никого, кроме детей и девушек, забирая их в плен, и потом перепродавая в рабство.
Еще не были построены ворота Долины, Навозные, Источника, Водяные, Овечьи, Рыбные, Темничные — так их назовут в будущем.
Сейчас же, торжественная процессия приближалась к Конским воротам с широким створом, через проем которых нескончаемым потоком проходила вереница возбужденных, и, назад, уставших людей, ослов, мулов, груженных дровами, хворостом, тюками, корзинами, доверху наполненными гончарными изделиями из знаменитой иерусалимской глины, поделками из эйлатского камня, мрамора, с необработанными кусками бирюзы, порфира, лазурита.
Соломон знал, лишь к закату солнца людской поток несколько ослабеет. Припозднившиеся бедолаги уже в темноте доберутся до своих домов. Но им не привыкать ради куска хлеба трудиться весь световой день. Пока же ворота ещё не были достроены, не навешаны на огромные бронзовые штыри, тускло отсвечивающие на солнце.
Нет смысла закрывать на ночь ворота, если стену нужно достраивать ещё несколько лет.
Бесполезные пирамиды строились по двадцать лет. Если бы Хуфу или Хефре догадались построить крепостные стены вместо пирамид, то неизвестно, смогли бы гиксосы завоевать Египет и на семьдесят лет ввергнуть царство в пучину хаоса и беззакония?
Но нет, личное бессмертие оказалось приоритетным. И так везде и всегда. Личное преобладает над общественным. Пусть царство погибнет, но его мумия сохранится для воссоединения впоследствии с духом «Ка».
Выехав за пределы городской стены на простор, с возвышения горы они, вдруг увидели далеко внизу, из-за белесого холма, поросшего редким кустарником, колючим тамариском и иерихонской розой, прозванной так за мелкие листья и цветы, вытягивающуюся черную ниточку каравана из двенадцати верблюдов.
В свите Соломона радостно закричали самые нетерпеливые, словно в караване могли их услышать и откликнуться. Кое-кто ударил заскорузлыми пятками по пыльным, вздутым бокам ослов, подгоняя к встрече. Пешие горожане вскоре отстали, а некоторые отошли в сторону, сели на песок, вытянув грязные и мозолистые ступни ног к дороге, мудро рассудив, что встреча с чародеем, в любом случае, неизбежна, нужно лишь немного проявить терпение.
Эстер переполняла радость от новизны ощущений. Её черная, украшенная лентами головка, то и дело крутилась из стороны в сторону, стремясь всё рассмотреть и запомнить, чтобы потом рассказать со всеми подробностями новым подругам, которых уже приобрела во дворце.
Огорчала лишь одна мысль, которую тщетно старалась приглушить: жаль, невозможно поделиться счастливыми переменами в жизни с родными, особенно с мамой. Уж как бы она обрадовалась, увидев свою малышку в столь великолепном окружении, рядом с самим сиятельным Соломоном. И как бы обзавидовались старшие сестры, которые её постоянно шпыняли, обижали, не брали в свои игры, не доверяли девичьи секреты, вели себя так, будто она им не ровня.
Произошедшее с ней волшебное превращение из бедной, уличной девчонки в любимицу царского двора, она воспринимала, как должное и закономерное возмещение за страшную гибель всей семьи. В жизни обязаны случаться приятные чудеса и изменения, похожие на те, что произошли четыре года тому назад, когда отец, доведенный до отчаяния несправедливыми придирками сельского старейшины еврейской общины, решился последовать примеру Моисея — вывести семью и навсегда покинуть Мицраим. Распроданного имущества едва хватило на покупку семи ослов и места в караване, направляющегося в Иерусалим под охраной египетских воинов.
Долгий и тяжелый пеший путь исхода запомнился восьмилетней Эстер, как незабываемое путешествие, обогатившее память интересными подробностями, подслушанными разговорами взрослых у костра и длительных переходах, когда только за увлекательной беседой не замечаешь пройденного пути, который до этого казался утомительно бесконечным, как и эти серые горы с редкими зелеными кустами.
Порой ей казалось, что больше нет мочи переставлять ноги, хотелось обессилено упасть у придорожного камня и провалиться в беспамятство. Но всякий раз подходил отец и молча сажал себе за спину на корточки, потому что ослы не выдержали бы добавочный груз, тоже устали.
Она закрывала глаза и сидела не шевелясь, понимая, что и отец утомился, все шли уже молча, преодолевая себя и безмерное пространство. Часто ей хватало непродолжительного отдыха, чтобы почувствовать прилив сил. Легонько хлопала отца по плечу, его руки разжимались, она скользила по спине и становилась на землю. И теперь уже спокойно шла до последнего привала.
Позже гордилась, и рассказывала мальчишкам, что, когда смотрела на непривычно гористую окрестность, медленно и нудно протягивающуюся мимо, первой заметила, за острыми верхушками скал, кудлатые головы людей, пытающихся спрятаться, потому что они выслеживали караван, ждали, когда жертвы подъедут ближе. Она обратила на них внимание отца — благодаря вовремя принятым мерам по обороне, караванщикам удалось отбиться с минимальными потерями — раздосадованные разбойники отступили, уводя раненых.
Как мало ей пока нужно, думал Соломон, глядя на восторженное лицо девочки. Со временем запросы станут значимее и весомее, а характер капризнее — всеобщая любовь так же портит человека, как и ненависть многих. Всё хорошо в меру, которую мало кто умеет соблюсти, ибо трудно, жаждущему днями, перестать пить, долго голодавшему, оторваться от еды, месяцами молчавшему, замкнуть уста.
Кто знает, как сложиться её судьба? Удовлетворится ли достигнутым благополучием и будет счастлива, или же возжелает большего? И уж тогда её ожидают страдания, которые не сразу осознаются. Некоторые восточные мудрецы заумно поучают: Блажен лишь тот, кто ничего не желает и не хочет знать, ибо тогда отступают все заботы и тяготы жизни.
Но и это плохо, и не должно устраивать живущего. Мертвому тоже ничего не нужно. Не следует живому уподобляться мертвым. Истина посередине.
продолжение: http://www.proza.ru/2014/01/31/1228