Когда-то, в решающем сражении под городом Кадеш, Соломона, нерасчетливо и азартно увлекшегося преследованием раненого им хеттского вождя, окружили четыре всадника с мечами и копьями. Некоторое время они мешали друг другу — не могли подступиться, подбираясь к принцу, с явным намерением пленить, чтобы взять в заложники и потребовать выкуп с царя Давида, чего бы тот никогда не сделал, ценя золото больше жизни сыновей.
И Соломону пришлось бы весьма прескверно, если бы к нему не пробился Ахисар, тогда еще никому не известный рядовой воин. Он принял большую часть ударов на свой меч и щит, помог продержаться до прибытия замешкавшихся телохранителей, с трудом отбивавшихся от разъяренных сопротивлением хеттов, которые привыкли к быстрым, победным сражениям. С непокорными пленными хетты жестоко и мстительно расправлялись.
Соломон, под прикрытием щитов и мечей телохранителей, спешно ретировался к засадному отряду всадников, который так и не был задействован из-за несогласованности военачальников: некому было вовремя отдать приказ, куда и когда выступать. Обычное происшествие в те времена, когда царь, или его сын возглавляли битву, подавая воодушевляющий пример своим воинам.
После этого жесточайшего сражения, когда довелось испытать животный, расслабляющий, до бессилия, страх, Соломон перестал неразумно бравировать храбростью перед военачальниками и воинами, первым бросаться в гущу боя — пришло осознание своей неотвратимой смертности не в отдаленном будущем, а сейчас, и только потому, что хочешь казаться смелее, чем есть на самом деле.
В благодарность за решительные действия Соломон приблизил храбреца и произвел в личные телохранители. В дальнейшем Ахисар ещё не раз проявлял себя, и не только отвагой.
При долговременной обороне города Ласем, когда силы защитников и запасы продуктов опасно истощились, назревал голод и отчаяние осажденных, он хитроумно посоветовал Соломону собрать у населения остатки провианта, испечь лепешки, сварить пиво, выставить на улицу столы, кувшины с вином, обильную еду с жареным мясом, источающим благоухание, которое голодного сводит с ума, вызывая колики, и при очередной атаке хеттов, сделать испуганный вид, будто евреи позорно струсили, убежали в страхе, наконец-то оставив город на разграбление.
У этого плана были существенные недостатки. Соломон долго колебался, знал, нельзя считать врагов глупее себя. Достаточно объявиться предателю-перебежчику, как всё станет непоправимо смертельно опасным. Потом исправить неосторожную и преднамеренную глупость, вернуть оставленный город, будет очень трудно, — сопряжено с гораздо большими потерями, чем были до этих пор.
Но лучшего выхода из надоевшей и опасной осады, кроме как временной сдачи города, никто не мог предложить, — количественный перевес воинов всегда и во все времена, был за хеттами, и вообще за всеми противниками евреев.
В этом случае быть стратегом и военачальником было очень опасно для жизни, и не только своей. И Соломон решился на хитрость Ахисара. Ему понадобилось всё красноречие, чтобы убедить старейшин содействовать его плану и уговорить горожан расстаться с последними крохами продовольствия.
Привыкшие к длительному и ожесточенному сопротивлению защитников города, голодные хеттские воины азартно, с устрашающими улюлюкающими криками, почти беспрепятственно ворвались по узким и кривым улочкам к центральной площади.
Увидев накрытые длинные столы с жареными тушами овец и коз, стопками румяных лепешек, кувшинами с вином и ароматным пивом, зеленью стрелок лука и горьких трав, хетты не выдержали искуса, не стали преследовать убегающего врага, посчитав своё дело завершенным, да и кто-то мог бы опередить в застолье, — беззаботно и жадно начали пить и набивать пустые желудки едой.
Выждав необходимое время, достаточное для того, чтобы враг захмелел и отяжелел от еды, воины Соломона вернулись на площадь и легко перебили быстро осоловевших и поглупевших воинов с жирными ладонями, уже выпустивших из рук мечи. Копья и луки валялись в стороне, под столами; хетты не успевали за ними нагнуться, колчаны с неиспользованными стрелами прикрывали спины уже убитых.
За время скоротечного боя евреи потеряли всего лишь пятерых, погибших по собственной неосторожности: в азарте, разя мечом, копьями, вбивая в черные головы тяжелые булавы, забывали оглянуться на быстро трезвеющих от смертельного ужаса врагов, и были подло заколоты в спину.
Немногие хетты успели выбежать за спасительные ворота крепостной стены, где их не стали преследовать, не только потому, что не было сил от истощения, — спешили вернуться на площадь и доесть то, что не доели погибшие. Первая столь памятная пирушка, которая неизменно во все времена вызывала неудержимый хохот у слушающих эту историю.
Когда же Соломон узнал Ахисара поближе, то отметил не только силу и храбрость, но и редкое умение общаться с разными людьми, особенно с неуступчивыми и хитрыми купцами, выгадывающими каждый сикль серебра, — сделал своим помощником.
Царь снисходительно относился к отдельным взяточникам, понимая, что мздоимство не только традиции и устои любого царства, это гарантия личной преданности и лояльности к любому правителю, в большинстве случаев держащаяся на страхе потерять доходное место. Но жестоко наказывал мздоимцев за злостные злоупотребления и несправедливые решения, когда терялось чувство соразмерности.
«Любая взятка обязана идти на благо Израиля и Иудеи, а не во вред, и не должна до крайности ожесточать сердце бедняка, у которого отняли последнее. Только это может оправдать безнравственный проступок и не вызвать моего гнева. Народ всегда судит о царе по его чиновникам. Если они нещадно и бесстыдно воруют, то помазанник в ответе за них, потому что обязан пресечь расхищение и строго наказать виновников», — старался внушить Соломон приближенным своё видение нерешаемой проблемы.
Но, похоже, к его увещеваниям не все прислушивались в должной мере. Даже угрозы казнью, каторжных работ на рудниках и в заиорданских каменоломнях не пугали корыстолюбивых чиновников. Они лишь на некоторое время затихали, пережидая скучное время опасности, чтобы потом с удвоенной расторопностью заняться поборами. Риск оправдывался сытой жизнью, тяжёлыми мешками золота, приятным лизоблюдством подчиненных и унижением юных рабынь.
Соломон строго взглянул на Адонирама и шевельнул пальцем, давая знак приблизиться. Тот уже было потерял надежду, что царь обратит на него внимание и призовет к докладу. Одежда сорокалетнего распорядителя работ заметно выделялась в толпе горожан Иерусалима, была по финикийской моде моряков, проводивших длительное время в морских переходах: удобная короткая туника, перехваченная кожаным поясом с небольшим железным кинжалом в богато инкрустированных ножнах и золотой подвеской. Чиновник поспешил к трону и смиренно склонил голову.
— Адонирам, весьма рад видеть тебя живым и здоровым. Приятно тебя видеть, хорошо смотришься на фоне моих придворных, отягощенных пирами и бездельем. Ты нисколько не изменился со времени последней нашей встречи. По-прежнему быстр в движениях, задор не исчез во взгляде. Как здоровье твоих домочадцев? Не обижает ли кто? Нет ли желания оставить чужбину и вернуться на родину?
— Благодарю за внимание и добрые слова, Государь. Нет слов — дома всегда лучше. У нас даже собаки лают по-особенному, трава зеленее и солнце ярче. Но для нашего общего дела полезнее ничего не менять, преемника нужно готовить годами, чтобы во всём разобрался и узнал. Я ещё послужу тебе в Библе.
— Прекрасно! Я не возражаю. Адонирам, внимательно выслушай меня, чтобы не пришлось всуе повторять дважды, и не говорил, что неправильно понял. Слишком много непонимающих развелось в моём царстве, каждый истолковывает мои слова по-своему, к своей выгоде. Я призвал тебя во дворец не ради удовольствия лицезреть распорядителя над рубщиками, а чтобы доверить сопровождение ценнейшего груза — тридцати шести двуручных железных пил и трех топоров для вальщиков леса. Две недели можешь отдохнуть дома вместе с семьёй, а перед отправкой в Финикию получишь пилы у казначея Ханиила под личную ответственность. В последнюю нашу встречу, ты настойчиво сетовал на нехватку железных пил, мол, вальщики леса не успевают за растущими потребностями царства, медные пилы тяжелы в работе и неудобны. Я выполнил обещание, отдал за железные пилы много золота. Нужно ускорить заготовку ливанского кедра, ели, дуба, певгового дерева и отправку в Яффу. Могу ли надеяться, что ты выполнишь моё желание — увеличишь поставку плотов?
— Божественный Соломон! Твоя доброта и щедрость не знает границ! Мы сделаем всё, как ты сказал. Но боги… постоянно вмешиваются… в наши дела, всячески противодействуют. После полученного твоего приказа о прибытии, я сразу же отправился из Финикии с ближайшим караваном плотов. На подходе к прекрасной Яффе, где когда-то Ной с сыновьями построил ковчег из дерева гофер , нас застал сильнейший шторм, который перетер крепчайшие пеньковые канаты, связывавшие стволы, разбил плоты и унес далеко в море. Говорят, отдельные бревна иногда вылавливают египтяне перед устьем Нила, после чего воздают хвалу своим щедрым богам. А у нас двести сорок шесть рубщиков, не умеющих плавать, поглотила бездонная пучина. Из огромных волн, высотой не меньше двадцати локтей, удалось выбраться лишь ста двадцати бедолагам, среди них твой верный слуга. Нам удалось в темноте ухватиться за проплывающие бревна и продержаться до окончания шторма. К тому времени Элохим сжалился над нами — направил бревна к берегу. Уцелели и те рубщики, которые убоялись плыть морем и пошли по суше, хотя и там бывает не менее опасно из-за разбойников. Таких набралось триста семьдесят четыре. Они придут значительно позднее.
— Печально слышать о гибели моих подданных. Как ты думаешь, что могло разгневать богов? Какой грех? Неисполнение обязательств? Это уже третий случай потери плотов за четыре года. Может быть, перед отплытием из Библа вы решили сэкономить на предсказателях и жрецах? А то я вас знаю, так и мечтаете присвоить жертвенных баранов, тельцов, надеясь, что никто не узнает о вашем проступке. Боги промолчат или не заметят. Впрочем, не вы одни так поступаете. Я знаю, на жертвах многие стараются сэкономить. Одни приносят к жертвенному алтарю худосочных, или больных овец, другие доставляют заменители из сала и воска. Сознайся. Я не стану наказывать, потому что вы уже сами себя жестоко покарали. Я должен знать, как в дальнейшем задобрить богов, чтобы гибель людей и потеря плотов не повторялась с неприятной регулярностью.
— Нет, божественный. Никто из нас и не помышлял обманывать богов. Все хотели живыми и здоровыми добраться домой, — страшились капризных богов моря и сурового Ваала , сына Дагона, Решефа, Ашторет. Часть овнов, козьих сыров и семь кругов хлеба доставили жрецам накануне отплытия, другую часть — лучшим предсказателям, которые успокоили нас, — напророчили тихое море и благополучное возвращение в семьи. Действительно, в день отправки каравана плотов, море было на удивление ласковым и спокойным. Паруса тряпками обвисали на финикийских кебенетах, и они, уже загруженные товарами, не могли выйти из акватории порта. Мы радовались штилю и ясному небу, потому что течение вдоль берега было сильным и попутным. Библ быстро исчез за горами, хотя берег незаметно протягивался мимо нас. Надеялись, как и предсказали жрецы, вовремя и успешно добраться домой. Радостно расположились на плотах, сварили похлебку на кострах, пообедали, распив не один бурдюк вина, и готовились расположиться ко сну, как уже к вечеру лазурное небо с редкими белыми облаками затянулось черными тучами, подул резкий прохладный Борей и поднялись высокие волны с пенистыми бурунами. Тяжелые плоты бросало вверх-вниз, словно щепку на весенней реке Иордан. Почти все новички насильно отдали свой съеденный ужин рыбам.
К Яффе мы приплыли намного быстрее, чем обычно, но толстые веревки перетерлись, и мы все оказались в холодной воде взбесившегося моря. Напрасными оказались жертвы, которые мы принесли в Библе. Видимо, Ваал за что-то сильно прогневался на нас, лишил жизни многих и многих. И я тоже не знаю причину его мести, для которой нет никакого основания. Верно говорят хетты: «Чем прибыль на море, лучше безопасность на суше». Есть ещё одно неприятное известие: царь Хирам обеспокоен массовой вырубкой ливанского кедра, опасается на последующие годы остаться вовсе без дохода от продажи леса. Поэтому посылает тебе письмо, в котором просит понять необходимость нарушения прежней договоренности. Он вынужден установить новую цену: двадцать тысяч ко;ров пшеницы, столько же ячменя, вина двадцать тысяч батов , и по пять тысяч батов оливкового масла, кунжутного, из клещевины, две меры кнекуса . Десять царских одежд из самого лучшего льна, двести сорок свитков папируса, двести воловьих шкур, триста мотков каната. К сожалению, это его письмо утонуло. Я не смог сберечь, хотя и лежало оно за пазухой. Вспомнил о нем, только когда кончился шторм, но папируса уже не было. Голым и почти без сил выполз на берег — одежда сильно сковывала мои движения.
Адонирам смущенно замолчал, время от времени, исподлобья наблюдая за впечатлением от своих слов. Соломон недовольно и сокрушенно покачал головой:
— Царь Хирам превращает меня в заурядного перекупщика, словно не желает знать, что папирус и лён у нас не растет. Мне нужно всё покупать в Египте, где тоже из года в год повышают цены, а я вынужден увеличивать налоги со своего народа, вызывая недовольный ропот.
Рубщиков и вальщиков леса, конечно, жаль. Но эта утрата легко восполнима: желающих хорошо заработать в богатой Финикии во много раз больше, чем нужно. Крепкие, сильные мужчины приходят даже из соседних царств наниматься на выгодную работу, после которой могут выплатить мохар за невест, купить бревна для перекрытия крыши глиняного дома, несколько акров плодородной земли, виноградника, построить гончарную мастерскую или приобрести товар для выгодной перепродажи в другом царстве. Есть из кого выбрать.
Гораздо хуже — потеря уже оплаченных плотов кедра, гофера, нехватку которого испытывают все стройки царства, от новых городов до Иерусалима. Решение царя Хирама — это чувствительный удар по казне, всё более оскудевающей из-за когда-то опрометчивого, но и в большей части вынужденного согласия пророку Илие на строительство храма Яхве.
Финикийский кедр, гофер, ель, кипарис, фаворский дуб и певговое дерево жизненно необходимы. Никакой другой царь не способен продать столь много леса и подобного качества. Африканский тяжёлый эбен идёт лишь на скульптуры, шкатулки, инкрустированные золотом, драгоценными каменьями. Спорить с дружественным Хирамом, тем более ссориться с ним, не имело смысла, себе дороже. Тот это понимал и почти каждый год увеличивал плату за лес.
В начале своего правления Соломон отделывался вдвое меньшей суммой. Правда, тогда и количество плотов было заметно меньше, новые города ещё не строились. Всё внимание уделялось крепостным стенам, бойницам, чтобы доставить осаждающим врагам, как можно больше урона. Можно предположить, что царь Хирам на этом не успокоиться, будет, как и его отец, царь Абивал, и дальше повышать цену на лес, потому что из года в год сохранялся устойчивый спрос, даже в военные годы при Давиде.
Послы соседних стран стояли в очереди на прием к царю Хираму, с униженными просьбами об увеличении поставок леса. Грузовые караваны с ливанским кедром тянулись во все пределы необъятной ойкумены. Египетские кормчие, чуть ли не каждую неделю приплывали на кораблях к берегам Библа, Тира и Сидона за кедром, гофером, дубом, щедро расплачиваясь золотом, железом и рабами, которых захватывали в соседних царствах. Хирам мог выбирать, кого осчастливить, а кого оставить в печали.
Соломон взглянул на верховного жреца Садока, отца Ифамари, привычно теребившего на своей одежде кисти, со вставленными в них синими шерстяными нитями, напоминающими о заповедях Элохима, как того требовала Тора.
— Садок, ты всё слышал? Что станем делать?
— Это возмутительно! Внезапно нарушить договор! У него нет страха перед Всевышним! — выкрикнул верховный жрец, дребезжащим от старости голосом. — Гром и молнии поразят нечестивца, проказа струпьями покроет его тело!
— Достопочтенный царь Хирам верит в других богов, которых многие из нас не забыли. До сих пор им поклоняются и приносят жертвы.
— Соломон, мне горько каждый раз тебе всуе напоминать, что для избранного народа нет других богов, кроме Элохима и его супруги Ашер. Ты давно уже должен был убедить Хирама в главенстве наших богов. Это и сейчас сделать не поздно. Если же станет упорствовать в своих заблуждениях, то ты не должен иметь дела с нечестивцем, ибо это греховно, безнравственно по отношению к Вседержащему, который всё видит и всё знает. Все наши проступки перед Ним как на ладони. Придет судный день и Он отряхнет грешный прах с пальцев своих. Не становись этим прахом.
Бессмысленный разговор раздражал. Всем известно: из двух спорящих — часто, один — дурак, другой — хуже болвана, ежедневно подпирающего каменный забор у перекрестка и бессмысленно глазеющего на проходящих. И так всякий раз — верховный жрец Садок спорил, отнимая драгоценное время, не хотел понимать очевидного или не желал.
У него не было уважения к Соломону, которому, в своё время, вместе со священниками Нафаном и Ванеей, помог прийти к власти, вовремя заступившись перед Давидом, почти потерявшим память в старческом маразме — забыл о давнишнем обещании Вирсавии посадить старшего сына на престол после себя, чем и воспользовался единокровный брат Адония, сын Аггифы, начав праздновать победу над Соломоном, с многочисленными приспешниками у камня Зохелет, что у источника Рогель.
Соломон перевел взгляд на разнаряженного ключника Алимаха, хранителя ключей от амбаров с зерном.
— Что скажешь на это, Алимах?
— Если пойдем на уступки царю Хираму, то опустошим закрома Иерусалима. Зерна не хватит для прокорма горожан.
— Что предлагаешь?
— Отказаться от кедра и кипариса невозможно. Наши леса бедны строительным деревом. Мы давно не повышали налоги. Прикажи подготовить указ.
Соломон посмотрело на других царедворцев — все равнодушно молчали, отводя взгляд в сторону, предоставляя царю возможность самому прийти к осознанию неизбежности неприятного решения, как уже было и раньше.
— Ты прав, Алимах. Это огорчительно для народа, но другого выхода у нас нет. Иософат, запиши моё распоряжение об увеличении налогов. Пошли глашатаев во все города и веси. А ты, уважаемый Садок, в свою очередь уведомь всех священников, чтобы не ленились разъяснять народу необходимость этой меры, на которую вынужден пойти против своего желания. Ты сам слышал требования Хирама. Мы обязаны завершить строительство храма Господнего и новых городов как можно скорее.
— Твой отец обходился без столь крайних мер, — укорил Садок. — Народ давно уже слёзно ропщет. Мытари, зачастую, отнимают последнее, лишают надежды вылезти из долгов. Многие в селах и городах не могут поесть досыта, ибо нечего принести в жертву Всемогущему, чтобы попросить о заступничестве и милосердии к сирым. Подумай о тысячах бедняках, которые начинают трудовой день на пустой желудок, ибо в доме нет съестного. Нищие напрасно протягивают руку к проходящим, ибо тем нечего в неё вложить.
«Защитник бедных и покровитель убогих! На словах легко быть щедрым. На деле, в жизни — ни одного сикля, и даже куска лепёшки не бросил просящему».
Соломон нахмурился: не любил, когда при нем упоминали имя отца или ставили его в пример. Понимал, на что тесть намекает. Давид иначе решал проблему зерна и золота — собирал войско из всех желающих быстро обогатиться, и с удовольствием и легким сердцем шел войной на соседние царства.
Предлога для вторжения искать не нужно, он на виду: проявили неуважение к Яхве, погрязли в язычестве, земли плодороднее, стада тучнее, дщери красивее. И грабил разобщенных соседей, добывая необходимое богатство ценой смерти тысяч людей, и не только язычников. За Иорданом приказал казнить каждого третьего жителя Моава. Гибли и единоверцы, которым не предоставили право выбора, остаться дома или идти на войну.
Для Соломона это неприемлемо. Не любил кровавого насилия. И делал всё, чтобы удержать царство от очередной опустошительной бойни, пусть даже ценой унизительной выплаты дани более могущественным царям. Понимал, что затраты на содержание боеспособной армии чрезмерно велики, не по силам даже объединенному царству.
К тому же у предводителя сильной армии часто возникает стойкий соблазн устранить правителя и стать всесильным царем. Быть самому предводителем войска, означало ежедневные тяготы, лишения в походах, многочисленные битвы, и болезненное, обостренное сознание, что в оставленном Иерусалиме зарождается новый заговор, который когда-нибудь может удачно завершиться.
Любой военачальник беззащитен, как от стрелы неприятеля, так и от кинжала заговорщиков. Единственный выход из создавшегося положения виделся в объединении с Сирией и Финикией в одно мощное царство, которое сможет противостоять натиску хеттов и ассирийцев, набегам аравийских царьков, и наконец-то освободиться от разоряющих поставок продовольствия, золота, серебра и своих детей в рабство.
В тройственном союзе Соломон собирался играть главную роль, ибо кому как не ему править огромным царством, лежащим на пересечении важнейших караванных путей между сильными царствами хеттов, Митанни, Египтом и Ассирией?
Цари Венадад и Хирам тоже склонялись к союзу; выплачивая унизительную ежегодную дань, ясно понимали, что может наступить и более тяжелое время, когда ассирийцы перестанут довольствоваться малым, захотят получить всё, как это уже бывало ни один раз.
Но тщательно разработанные планы Соломона и взаимовыгодные условия договора, разбивались о противодействие левитов, жрецов, первосвященников и пророков, которые боялись, что после объединения народ потеряет ориентацию, переметнется к знакомым, и ещё не забытым языческим богам, более добрым и доступным пониманию.
Поэтому многие переговоры Соломон вел втайне, с большими предосторожностями отправлял медлительные письменные послания, с попутным караваном или нарочным; мечтал в один прекрасный день, торжественно сообщить всем о состоявшемся союзе — пророкам и первосвященникам придется уступить силе и напору трех царей.
Хитроумный Садок, своей показной заботой о народе, хочет завоевать любовь и уважение бедняков Иерусалима. Сегодня же по городу начнут расползаться слухи о его смелых высказываниях царю. И всё это будет настолько преувеличенно, искажено, что все поверят в искренность слов верховного жреца, его заботу о сирых и убогих. Нужно перебить впечатление от его слов. Но как? Влияние жрецов и священников на умы народа неизмеримо велико, он сам довольно часто пользуется их услугами для поддержания собственного авторитета.
Соломон внимательно оглядел окружающих. Все молчали и выжидательно, с почтением смотрели на него. Вдруг почему-то вспомнился утренний, невзначай услышанный разговор двух служанок. Одна, с досадой, сетовала другой, что в который раз приходится выливать неиспользованное молоко в выгребную яму, ибо его поставляется во дворец столько, что не успевают выпивать и переработать в сыры, и оно скисает.
Услышанное тогда лишь позабавило Соломона: значит, поставщики добросовестно относятся к своим обязанностям, не ловчат, не воруют, и скоро забыл об этом курьезном происшествии. Но сейчас подумал, что в этом что-то есть. Ничто не происходит случайно, без тайного божьего умысла. Надо только заметить и вовремя среагировать, направить создавшуюся ситуацию в нужное русло.
— Уважаемый Ахисар, — подозвал он сановника. — Знаю, у тебя много моих поручений, обязанностей, загружен сверх меры. Но исполни еще одну просьбу: выдели добросовестного помощника. Дай ему достаточно серебра, чтобы хватило на всех площадях Иерусалима организовать бесплатную раздачу молока по пятой части гины всем бедным горожанам. Молоко собирать со всех стад ближайших к Иерусалиму и сел. Ведаю, что и во дворце есть излишки молока, которые используются весьма неразумно. Видел, как молоко выливают в помойную яму, лишь только потому, что рабы поленились изготовить творог, сыры . Понимаю, это потребует дополнительных затрат серебра. Скажешь Ханиилу, он выделит нужное количество. Так нужно.
— Халява, Соломон? — спросил Ахисар.
— Пусть будет халява. Я не желаю, чтобы мой народ испытывал лишения, которых в нашем мире и без того сверх всякой меры. Не зря же они иногда бунтуют, возмущаются несправедливым распределением богатств. Хотя средство от нужды давно всем известно — работай от зари до заката и не потребляй сверх меры. Будь бережливым. Не ленись собирать дождевую воду, ибо она может спасти от жажды, не придется лишний раз спускаться к колодцу. Не ленись подобрать упавший колос, ибо он может дать меру зерна.
— Опасаюсь, многие захотят воспользоваться халявой — беднякам не хватит молока.
— Таких людей выявлять и принародно сечь кнутом, чтобы в последующем не вздумали присоединяться к халявщикам.
Главное, последним сказать эффектную, броскую фразу, и её быстро разнесут многочисленные доброхоты по всем стойбищам и весям. Народ любит ежедневно получать подтверждение царской заботы о нём, даже если это далеко не так. Соломон старался успокоиться, отвлечься после неприятного разговора с тестем, смотрел на столь разнообразные лица.
продолжение следует: http://proza.ru/2012/03/21/484