Фронтовые

Гордеев Роберт Алексеевич
        Уходят люди, уходят… И песни уходят. Как люди... 
        Не буду, не хочу говорить о пузырящихся сегодня на эстрадах песнях-полудневках - завтра же лопнут они. Некоторые и заметишь только, словно измятый фантик от карамельки или  – хуже того – как окурок на обочине пыльной дороги. Я хочу сказать о песнях, давным-давно пришедших неизвестно откуда к нам, послевоенным мальчишкам и юношам. Пришли они не сразу после войны - уже к студентам, и были, в основном, фронтовыми. А мы, кто сознательно, а кто и сам того не понимая, подражали фронтовикам и пели песни эти так, будто бы тоже воевали, считали своими.
        Настоящие фронтовики были старше нас на какие-то три-четыре года; им сегодня далеко за восемьдесят, а тогда - по восемнадцать, по двадцать с небольшим. В конце сороковых они были, наконец, демобилизованы и поступили в институты (как и мы, не успевшие на войну!) в начале пятидесятых. В институте их было довольно много, хотя основной их поток к тому времени уже схлынул - во всяком случае, в институтских раздевалках цвет серых шинелей забивал все остальные цвета. "Наши" фронтовики редко пели свои песни вместе с нами (граница между нами всё-таки чувствовалась), хотя и старались не выделяться. Специально для нас своих "фронтовых" песен не пели, однако – уверен! - оставаясь одни, без нас, они (наверное и в других местах тоже) иногда их пели! Иначе откуда же явилось к нам и сохранилось это песенное богатство!         
        Бог меня памятью – спасибо Ему – не обидел, слухом не обделил, голосом тоже. Не обучил лишь нотной грамоте да разным компутерным хитростям. Так что, если я сейчас и запою громко песню, услышат меня только внуки. Очень жаль, что непереведённую до сих пор на какой ни на есть CD, никому, кроме родных и друзей, её не услышать!               

                Как подчас бывает, друга в жизни встретишь –
                с кем мы жили, не тужили, друга-земляка –
                и за чаркой доброй ночи не заметишь:
                выплывут былые дни в ту ночь издалека…
                Край родимый, дом любимый,
                тот, где детство шло тропой неповторимой,
                где свиданья назначили у рябины,
                где тайком курили в балке у реки…
                Пусть не вечна наша встреча,
                но - я знаю! - наша дружба бесконечна,
                и мы встретимся, хоть разный путь намечен,
                потому, что ты и я – земляки! 
                Пусть далёко юность, пусть виски – седые!
                Ещё много по дорогам нам с тобой шагать.
                Мы с тобой вернёмся в годы боевые,
                чтобы встретиться опять и снова увидать…

        Очень полюбилась нам песня «Лина»:

                Милая, не плачь, не надо!
                Грустных писем мне не шли.
                Знаю я, что ты не рада
                жить от милого вдали.
                Пусть годы быстро пролетят,
                разобьём врага родной страны.
                Лина,
                до ворот Берлина путь далёк:
                там лежит конец войны.

                Загорелый, запылённый
                с автоматом на плечах
                в гимнастёрке просолённой
                и в солдатских сапогах
                скоро я по улицам пройду
                в городе, где не был так давно…
                Лина,
                в сумерки знакомый дом найду,
                постучу в твоё окно…

                Если ж, землю защищая,
                упаду с свинцом в груди –
                обо мне поплачь, родная,
                но домой уже не жди!
                Пусть другой вернётся из огня,
                снимет с плеч походные ремни…
                Лина,
                полюби его, как и меня,
                крепко, нежно обними.

        Песню про партизан на Азовском море я не слышал ни от кого и нигде, кроме, как в Военмехе:

                Нас всех осталось семеро и больше – ни души.
                Мы пробирались плавнями, шумели камыши…
                Партизаны, не забудем никогда
                Азовское море, военные года.

                Любимые товарищи сражались до конца,
                нас всех осталось семеро, мы вышли из кольца…

                Сжигала землю русскую военная гроза,
                и нас встречали детские суровые глаза.

                Своих детей оставили, не скоро встретим их,
                руками огрубелыми баюкали чужих.

        И эту – тоже:

                Тихо волна струится за кормой,
                чёрная ночь да ветер штормовой,
                да шаланда, да парус, да верный пулемёт:
                хлопцы-партизаны двигались в поход.

                Ой, да крепка закалка моряка!
                Страх ты не зря наводишь на врага.
                За свободу, за счастье, за родину свою
                моряки сражались в праведном бою.

                Спит под волной корабль наш боевой,
                тихо шумит над ним морской прибой,
                и сложили мы песню о солнечной земле,
                об отважном нашем смелом корабле.

        А эту мы любили особенно:

                Как подчас бывает в городе любимом –
                у билетной кассы, где совсем не ждёшь! –
                тронет сзади тихо… Только обернёшься,
                и – в седом майоре друга узнаёшь!
                Отмеченные ранней сединою
                прошли мы небывалые пути,
                но всё же под шинелью боевою
                мы молодость сумели пронести!

                Как он изменился - на лице морщины,
                улетает ветер, кудри теребя…    
                И мечта, как птица, ясно и незримо
                далеко-далёко унесёт тебя!

                И ты ясно видишь, как на этом месте
                высятся, как в сказке новые дворцы.
                В молодёжном клубе соберёмся вместе
                и, гордясь отцами, скажут нам юнцы:
                «отмеченные ранней сединою…»

        И эту:

                Когда в пути устанешь,
                с плеча винтовку стянешь
                и постучишь в окно на огонёк:
                открой-ка дверь, хозяйка,
                чайку согрей, хозяйка –
                устал я, ей, хозяйка, не чую ног.

                В моём мешке немного
                есть хлеба на дорогу –
                садись, повечеряем мы вдвоём.
                Садись за стол, хозяйка,
                да не журись, хозяйка: 
                такая жизнь, хозяйка: в пути живём…

                А дома, в дальнем крае
                ждёт мать меня родная,
                и от тоски в глазах её темно.
                и может быть, хозяйка,
                устав в пути, хозяйка,
                стучит твой сын, хозяйка, в её окно.

                За хлеб, за соль, за кашу
                поклон тебе, мамаша,
                светает в поле - мне пора идти…
                Давно уж скрылась хата, 
                тяжка ты, жизнь солдата…
                Прощай, живи богато, хозяйка, на пути… 

        Затесалась среди фронтовых и довоенная песня:

                В том городе шумном, где светлые дали,
                где солнце, покой и тепло,
                её синеглазою чайкой прозвали
                и имя то ей подошло.
                Чайка – повторяют невольно уста.
                Чайка, ты – как пена прибоя чиста!
                Чайка, черноморская Чайка,
                белокрылая Чайка, моя мечта!

                Сердито кричали матросы ОСВОДа,
                когда на большой глубине
                она выплывала в любую погоду
                навстречу кипящей волне.

                Я помню тот вечер в долине зелёной,
                магнолии в полном цвету,
                её поцелуй горьковато-солёный
                и бронзовых рук теплоту.

                Она улетела в даль синего моря,
                её не увидишь ты вновь.
                Доверчивой Чайке расставила сети
                другая большая любовь.

        Некоторые песни были взяты на вооружение альпинистами-туристами. Повезло «баксанской»; многие даже не подозревают, что она написана на мотив довоенного танго, и каждое новое поколение альпинистов (туристов тоже!) поёт её до сих пор:

                Там, где снег тропинки заметает,
                где лавины грозные шумят,
                эту песнь сложил и напевает
                альпинистов боевой отряд… 

        Повезло и «барбарисовому кусту» - он поётся почти неизменённым:

                Мне не забыть той долины:
                сложенный тур из камней
                и ледоруб, вполовину
                воткнут руками друзей…
                Ветер тихонько колышет,
                гнёт барбарисовый куст.
                Парень уснул и не слышит
                песен сердечную грусть.

                Тропка, как ленточка вьётся,
                горная речка шумит –
                тот, кто в долину вернётся,
                холмик тот пусть посетит.

                И на вечернем досуге
                в скалах мерцает огонь,
                старую песню о друге
                тихо играет гармонь.
                Ветер тихонько колышет…

        Иногда военная песня частично переделана, а изначальный текст не известен:

                Закури, дорогой, закури…
                Может, завтра с восходом зари
                ты уйдёшь по тайге опять
                перевала тропу искать…   

                Пред тобой, дорогой путь далёк,
                много сопок и топких болот,
                но – я знаю! – ты всё пройдёшь
                и, что ищешь, всегда найдёшь.

                У берёз пожелтела листва,
                по утрам замерзает вода –
                значит, время пришло опять
                в Ленинград нам с тобой уезжать.

        А в исходном варианте песни было:

                … ты уйдёшь по тропе опять
                в ночь глухую врага искать.

                На полях полыхала война,
                а тебя вспоминала Она,
                напевая в родном краю
                о разведчике песнь свою.

        Особенно повезло тем песням, которые когда-то были спеты Бернесом или Утёсовым. Наиболее известна:

                Через реки, горы и долины
                сквозь пургу, огонь и чёрный дым
                мы вели машины, объезжая мины,
                по путям-дорогам фронтовым.
                Эх, путь-дорожка фронтовая…

        Но чаще мы пели менее лихую, но пронзительную:

                Забудем мы годы минувших боёв,
                названия пройденных рек и лесов,
                отбитые нами в боях города,
                но мы не забудем друзей никогда.
                Пусть время проходит, пусть годы летят
                друзей фронтовых не забудет солдат! 
                Нет – нет, нет – нет – нет, не забудет солдат…

                Судьба разбросала по свету друзей,
                они не гуляли на свадьбе моей,
                но первый налитый до края бокал
                я поднял за старых друзей и сказал:
                «Пусть время проходит, пусть годы летят –
                друзей фронтовых не забудет солдат…»

                Я память о друге своём берегу,
                он пал на далёком чужом берегу,
                он нашей Победы не видел зарю,
                и сыну я имя его подарю!
                Пусть время проходит…

                Но если настанет такая пора,
                и дымом и гарью запахнут ветра,
                то сколько положено в жизни нам жить,
                как в годы былые мы будем дружить.
                Пусть время проходит…

                http://www.proza.ru/2012/05/11/1932