Репетиция военного парада сегодня загнала меня в ловушку Садового кольца, где я и прочие любители припоздниться с работы домой стояли в своих авто и попыхивали газами из сотен дорогих и не очень выхлопных труб. Мои ежевечерние мысли о том, что все в мире идет несколько не тем маршрутом, который -как я считаю- был бы оптимальным для популяции людей и каждого индивидуума в отдельности, спасали меня от нервозности по поводу происходящей вокруг дорожной тягомотины. Как справлялись с этой напастью в соседних салонах я не знаю. Белокожие Ягуары, ренджроверы, бмв, сильные духом лады калина, педерастичные "миникуперы" - каждый из них по-своему протискивался в направлении свободы, кто-то терпеливо и спокойно, некоторые с деланным мастерством, но, в большинстве своем, водители психопатично давили на педали так будто опаздывали на сеанс к своему психоаналитику. Ближе к Павелецкой я начал прикидывать где можно поблизости поесть и прожить час- другой своей жизни вне автомобиля. Вспомнил про "Дайкон" на Пятницкой. Недавно я заезжал туда поздней ночью после просмотра жесточайшего муви под названием "Рейд". Фильм, -по сути своей примитивный, но завораживающий динамикой происходящего и гипертрофированной кровавостью,- мне понравился. Сидя в тот вечер в новеньком, почти пустом кинозале в Москва Сити, я отправил свои ноги блуждать куда-то под впереди стоящие кресла, а сам не отрываясь смотрел как в кровавой бане закаляются настоящие парни. Временами я издавал странные звуки, которые скорее свойственны подросткам с ведрами попкорна, но я без стеснения выражал эмоции покрикивая, похрюкивая, повизгивая в моменты перерезания сухожилий или, скажем, сверх натуралистичного выстрела в лицо.
Дайкон в тот вечер был почти также пуст как и кинозал, так из одной приятной полупустоты я перебрался в другую полупустоту, в которой я сразу начал делать наброски рецензии на только что увиденный фильм под убаюкивающие электронные звуки в сопровождении женского вокала на немецком языке. Островатая лапша по-индонезийски и вид стареющей, но неунывающей Наоми Кэмбелл на канале Фэшн ТВ, транслируемого на висящей напротив моего стола панели, придали мне дополнительный заряд творческих сил и я быстро настрочил пару строк об увиденном азиатском боевичке. Время от времени я поднимал голову от айпада и в течении нескольких секунд наблюдал за Наоми: вот она на каком- то благотворительном вечере с низкорослыми дядечками в галстуках, а здесь ее окружили какие-то молодые модельки, неудержимые в своем желании отхватить частицу чужой популярности, в следующем сюжете к ней жмется семейная пара Дольче & Габана, а тут богатый русский бойфренд сопровождает ее на каком-то показе. Интересно, возможно ли любить Наоми, не думая о том, что ты так или иначе эксплуатируешь ее имя. Мог бы я влюбиться в нее если бы она не была супермоделью, а, скажем, работала в креативном отделе какого-нибудь рекламного агентства и была хотя и успешной, но в целом обычной городской девушкой? Как знать.
Наш собственный мир часто рисуется нам в неинтересном обрамлении, жизнь похожа на блеклый сегмент времени и пространства. Нам мерещатся другие сферы, как нам кажется, высокие, в золотистой ауре, в которых царит творческий хаос, движуха, где яркие краски новых ощущений плещутся в море солнца и любви, в первую очередь любви к себе самому, к своим желаниям и порокам. Пытливых и открытых к экспериментам мужчин такие грезы приводят прямиком в постели гламурных красоток, которые будто проводницы в мир розово-бирюзового счастья берут тех за руку и затаскивают во все новые пентхаусы на все более высоких этажах, где в коксовом шике варятся сомнительные персоны из мира ухоженных, дорогих гениталий и представители индустрии "ничегонеделания". Когда появляются деньги начинаешь хотеть эксклюзива. Дышать тем же воздухом что и все окружающие все равно что есть гречневую кашу из одного чана за общим столом-это помогает выжить, но не прибавляет индивидуальности и исключительности, не выделяет из толпы. Крутые мужики, самодостаточные и самостоятельные, привыкшие сурово и спокойно ковать звонкую монету рано или поздно, в большинстве своем становятся жертвами новых модных тенденций, выдуманных креаторами в трико. Их примитивное мышление циничного зарабатывателя денег вдруг начинает плавно, но быстро эволюционировать в сторону таких понятий как "утонченность", "стиль", "модернизм", "андеграунд", "артхаус". Наличия хорошо развитых первичных половых признаков и пухлых банковских счетов им уже не достаточно, в какой-то момент купленный из соображений чисто пацанской крутизны Vertu, начинает выполнять функцию мощного магнита, который тянет его владельца в черные дыры бурлящего гламура. Классным телкам нравятся не только богатые, но и просвещенные парни, чтобы сидя на каком-нибудь аукционе предметов современного искусства вчерашний бизнесмен-дуболом мог уверенно провести черту между поп-артом и поздним классицизмом и не терялся при виде гениальных размытых линий Марка Ротко в галерее Тэйт. Проходит немного времени, и вот он уже вылез из своего мешковатого делового костюма и научился носить обтягивающий спортивный костюм Прада, с акцентом на область паха, рельефность которой элегантно подчеркнута дорогой брендовой тканью. Апгрейд сознания закончен, член и мошонка умело и красиво упакованы в боксеры Армани, лицо светится вновь приобретенными знаниями в комбинации с клеточной косметикой и незаметным макияжем. Пупсик готов к отрыву в обществе "достойных" людей с обложек глянцевой макулатуры. Милашка с упругой попкой и лицом одухотворенной нимфы из района Патриарших прудов уверенно берет его за руку и тянет в одну из башен Москва -Сити на тридцатый этаж, на закрытую вечеринку продвинутой олигархично-хипстерской тусовки. Жена и дети оставлены где-то в другой двухмерной реальности, наполненной житейской тоской и мещанским благосостоянием. Пока, детки! Ваш папа отправляется на поиски собственной индивидуальности, он на этапе духовного роста, папе нужно почистить чакры, поработать с энергией Ци, доказать паре-тройке утонченных пидоров из числа богемы, что он не просто состоятельный свиновод с плоским мышлением, а классный парень и тайный подвижник гомосексуализма как ключевого средства достижения творческой нирваны.
Вокруг полная тишина, за толстыми стеклами апартаментов бесконечное светящееся пространство распласталось где-то внизу у подножия пятидесятиэтажного монстра. Голый мужчина средних лет стоит у самого окна в буквальном смысле приклеившись телом к стеклянной стене, за которой свет луны смешался с огнями мегаполиса. Редкие авто несутся на космических скоростях по Кутузовскому проспекту, огненной стрелой уходящему в Рублевский горизонт. В огромной комнате только он и его спящая подруга, оставленная в одиночестве на темных, тонких простынях где-то вдали необъятного, лаконичного интерьера. Лунный свет лег поперек пространства комнаты, осветив половину загорелого тела мирно посапывающей красавицы с идеально гладкими ногами. Ее совершенные ягодицы отсвечивают матовой смуглостью, густые темные волосы разметались веером по постели, одна рука свисает с кровати, касаясь пальцами тикового пола, на изящном запястье пульсирует маленькая тонкая красивая вена, видимо передавленная немного выше предплечья краем кровати.
Он не может оторваться от магических бликов бесконечного числа фонарей и подсветки зданий, высота манит, тело само клонится к краю пропасти, ограниченной непробиваемой стеклянной поверхностью. Поникший, еще влажный член касается прохладного стекла, липкое тело зовет скорее встать под пучок мелких, но мощных струй в облицованном мрамором ванной. Но притяжение высоты и невольное ощущение планетарного масштаба происходящего дарит непередаваемое чувство восторженности и собственной исключительности, не дает сойти с места, похожего на площадку бога Зевса, который взирает на смертных с небес. Да, вот она, ключевая мысль, засевшая в мозгу! "Я бессмертен, я презираю смерть, я выше бренности, выше всех кто там внизу, я способен повелевать, способен вершить, моя жизнь -это ваша смерть, потому что вам никогда не стать мной и в этом ваше проклятие!" Мускулы человека напрягаются, возникает иллюзия божественного совершенства собственного тела, член начинает наливаться кровью, оживает, на смену благоговению перед происходящим там за стеклом приходит эрекция, агрессия ко всему что там внизу превращается в тупую сексуальную энергию. Мужчина всем телом плотно прижимается к прозрачной стене, его ягодицы становятся каменными как у атлета перед прыжком, он елозит членом по стеклу, трется сосками, что есть силы давит на стекло, чувство опасности еще больше заводит, высота вызывает невыносимое желание. Воспоминания о недавнем сексе вспыхивают в мозгу одно за другим. Люди, еще люди, улыбки, гримасы, смех, вкусно, сладко, нежно, ароматно, возбуждающе - ни одной негативной эмоции,- рай, рай для них двоих. Весь вечер они вместе, пьют все что попадается под руку, морские гребешки таят во рту, растворяясь в пузырьках шампанского, крабовое мясо попадает на язык в потоке затейливых жидкостей, которые виртуозно готовят полуголые мускулистые бармены, черная икра смешивается с коньяками, кальвадосами, виски, водкой. Никаких ограничений: нет диет, нет запретов, нет духоты морали и тесной неуютной нравственности.
Ее грудь норовит выпрыгнуть из коктейльного наряда. Символическое платьице кажется лишним, - он уже несколько раз за вечер видел ее соски, все видели ее соски, это его заводит, он хочет большего, ему мерещатся чужие мужские руки, ласкающие ее там, где по правилам этого мира только он вправе распоряжаться, он один. Она будто бы хотет того же, они оба шарят глазами по залу в поисках достойного самца, который поможет им получить больше чем они уже имеют, сможет расширить границы их сексуальной свободы, подарит наслаждение, отравленное ревностью и физической болью. Но никого нет, все не то и не те: геи, хлыщи, грубияны, некрасивые толстосумы. Нужен нежный красавец, не очень умный, с бритыми подмышками, юный трахальщик, способный хорошо сделать дело и потом испариться навсегда, будто его и не было. Все тщетно, таких нет.
Она сидит на высоком минималистичном барном стуле, обтянутом черной кожей с хромированными ножками, изгибы ее бедер кажутся идеальными, будто выведенными на плоттере в дизайнерском ателье компании Мерседес. Голень настолько красивая, что хочется найти анатомическое объяснение этой красоты, увидеть своими глазами процесс ее создания, убедиться лично в самой возможности с такой гениальной филигранностью выточить берцовые кости и обвить их нежной плотью. Мыс светло -бежевых туфель Прада на высоком каблуке немного обрезан, через маленькое отверстие в лакированной коже виднеются пальцы ее ног, ухоженные, волшебные - хочется припасть к ним губами, держать во рту пока лак с ногтей не начнет стаивать бордовой струйкой на язык. Он подходит к ней, кладет руки ей на бедра, плотно прижимается всем телом, целует в губы, они мягкие и горячие, язык, напротив, прохладный от шампанского, она расставляет ноги, подпуская его настолько близко, что они чувствуют через одежду каждый изгиб тела друг друга. Платье задралось выше линии ягодиц, ее совершенный зад светится в мерцающих огнях вечеринки, он сосет ее язык, целует шею, кусает губы и мочки ушей, она отвечает ему тем же, затем она берет его левую руку и направляет ее под платье в сладкие женские глубины. Его рука скользит по гладкой внутренней поверхности бедер, становится влажно, но это не та влага, от которой можно сойти с ума, это влага ее кожи, это ее пот - следствие часового танцевального марафона. И вдруг вот оно, кончики пальцев достигают цели, ощущения меняются, это уже другая кожа, здесь все по другому, это царство вязкой патоки, сахарный тайник, пропитанный соками молодого тела; рука продвигается все дальше и дальше, нет сил остановиться, оба одновременно вздрагивают, конвульсия сковывает мышцы и ударяет острым удовольствием в мозг. С этого момента их тела начинают жить своей жизнью: будто вокруг пустота, нет ни единой души, музыка отдается в ушах глухим буханьем, все страхи и переживания улетучиваются в предвкушении развязки, которая кажется совсем близко. Ее глаза почти закрыты, веки, покрытые черными как ночь тенями, не шелохнутся, где-то в глубине этой густой темноты за длинными ресницами каре-зеленые необитаемые острова застыли в томной неподвижности. Она тянется губами к его виску, пытается что-то сказать, он ничего не слышит, ее голос стал хриплым, слова, не успевая набрать силу, срываются и тонут в посторонних звуках: смехе, криках, электронных модуляциях. Но тут, она с силой наконец вдувает ему в ухо с потоком дорогих алкогольных паров: "Ты готов это сделать прямо здесь?". Смысл сказанного заполняет его голову, обволакивает туманом сознание, он не способен произнести ни слова в ответ, правая рука крепко схватила ее ягодицу, средний палец уже скользит по ложбинке ниже загорелой поясницы, еще чуть-чуть и позволит себе запрещенный прием, проникнув в место, которое природой предназначено не для любовных утех, но столь притягательное для порочной человеческой натуры. "Ты бы хотел выебать меня здесь и сейчас?" - шепчет она, присосавшись к его уху. В ее словах слышится раздражение и нетерпеливость доведенной до исступления дворовой кошки, которая если не получит свое, то порвет разочаровавшего ее избранника на части. Ее грубый призыв лишает его последних крупиц воли, раскрепощенность бурлящим потоком вливается в тело и смешивается с исконной, базовой развращенностью, засевшей в нем как и в каждом - с самого детства. Основной инстинкт устанавливает свои правила, подавляет рассудок, диктует что и как делать дальше. Только сейчас до него доходит, что на ней нет нижнего белья - эта похотливая сучка позаботилась обо всем заранее, избавившись от всех возможных преград на пути к их падению в бездонную пропасть разврата. Вокруг этих двоих пространство содрогается десятками тел, хаотично снующих, танцующих, флиртующих, тискающих друг друга. Белозубые улыбки фосфоресцируют в свете возникающих то тут то там вспышек установленных по периметру стробоскопов. Глаза людей лучатся безрассудностью и бесполезными знаниями, почерпнутыми в платных университетах. Успех, затянутый ремнями Эрмес и втиснутый в коконы Габаны светится нимбом над барным столом, на котором прозрачные куски льда с плеском и брызгами ныряют в хрустальные бассейны, наполненные сладковатыми смесями с привкусом полезных, но опасных связей.
Внутри себя он согласился принять правила затеянной ею рискованной игры, но тянул с ответом. В конце концов какая разница где это сделать: здесь, на глазах у тех, чьи нормы поведения допускают любые плотские эксперименты, или в тайном убежище, вдали от посторонних глаз. Результат будет одним и тем же - все будут знать об этом, и если ему и суждено сегодня нарваться на порицание окружающих людей, то скорее всего оно будет касаться только того, насколько эстетично, с их точки зрения, он оттрахает свою подругу на барном стуле. К черту их мнение, к черту их всех! На мгновение отстранившись от ее жаркого тела, он схватил со стола чей-то шот водки и тут же одним глотком осушил его. Ледяная прозрачная Финляндия была бессильна что-либо изменить: она уже не пьянила, не добавляла бодрости и возбуждения, не давала новой свободы. Это было ритуальным возлиянием перед началом перформанса, на который он с такой легкостью решился.
Он содрогнулся от спазма в момент когда огненный ручеек достиг центра груди, неприятное ощущение, как первое предвестие алкогольного передоза, заставило его скривить губы и сощурить глаза. "Достань его!" - крикнул он, глядя ей прямо в глаза - "Я хочу чтобы ты взяла его в руки". Она посмотрела на него обезумевшим от желания пьяным взглядом, казалось, суть его просьбы не доходит до нее, она уже не способна была воспринимать слова, ей хотелось действовать. "Трахни меня наконец!"-она рванула пояс его брюк на себя, уверенно протиснула свою правую руку в образовавшееся пространство и скользнула ладонью по низу его живота. В эту секунду зал наполнился первыми звуками кавера на песню Voodoo Child Джими Хендрикса.
Модная оранжировка придала вокалу Джими большую галюциногенность, оригинальные гитарные рифы удачно были вплетены в сэмпловый ряд, первозданная энергия композиции сохранилась, но появились новые вибрации, открывающие двери к новым ощущениям. Ударная доза гормона счастья всколыхнула толпу, казалось, что единственным желанием каждого было разбежаться, пробить стеклянную стену пентхауса и нырнуть со стометровой высоты вниз, навстречу бетону и бесконечности.
Обладание стимулирует отчаянное стремление к достижению абсолютного счастья, но все к чему оно действительно приводит это кратковременный экстаз, за которым неотступно следует депрессия. Так депрессия паразитирует на обладании, поэтому богатые чаще плачут чем бедные и делают они это громко, смакуя свое несчастье, пытаясь привлечь к нему внимание окружающих, а иногда даже заработать на нем. В топку депрессии постоянно нужно бросать все новые поленья кратковременного счастья, чтобы создать иллюзию умиротворенности и самодостаточности - это бесконечный процесс, граница которого упирается в саму смерть. Мир вещей вокруг должен постоянно модернизироваться, трансформироваться, улучшаться, иначе радуга жизни может потерять цвет и тогда мгла физического дискомфорта и тотальной разочарованности накроет с головой всех и каждого, кто не успел вовремя заплатить за комфорт. Но деньги дарят надежду, помогают огням не гаснуть даже в самые глухие ночи. Деньги способны воскресить самого Хендрикса и придать его шедеврам новое звучание во имя спасения изможденных душ успешных, а потому таких уязвимых людей.