Несгибаемая Марина Спендиарова

Случилось так, что в одном дворе с нами поселилась известная писательница Марина Александровна Спендиарова, дочь выдающегося композитора Александра Спендиарова, имя которого носит Ереванский государственный академический театр оперы и балета.
Когда мы познакомились, ей уже было за 70, но несмотря на суровые испытания, выпавшие на ее долю, она сумела сохранить непосредственность светской барышни,  воспитанной на романах Чарской1 и стихах поэтов Серебряного века.  Несколько наивная и восторженная, она в своем даже более чем зрелом возрасте могла увлечься интересным для нее молодым человеком, основательно пококетничать и спеть парочку романсов, заглядывая ему в глаза. И это было не смешно, не вызывало отрицательной реакции и воспринималось как нечто естественное. Она осталась женщиной и абсолютно не обращала внимания на свой возраст.
У Марины Александровны не было своих детей, и она с удовольствием возилась с нашими малышами, пытаясь привить им некоторые понятия о детях «из общества».
Как-то раз, когда она укладывала их спать, напевая колыбельные на нескольких европейских языках, мы с Мариной стали невольными свидетелями любопытного диалога с нашей шестилетней дочкой и четырехлетним сыном.
- А теперь, мои сладкие, закройте глазки и пусть к вам во сне прилетят ангелы.
-Тетя Марина, сейчас ангелов нет.- Заявил наш сыночек.- Они были при короле (имелся в виду Государь Император). Сейчас летают только птички, самолеты и ракеты.
В беседу вступила наша дочка.
- Тетя Марина, а откуда получаются детки?
- Деток приносит аист в красивой корзиночке, увитой розами. Мальчиков в голубенькой, а девочек в  розовой.
- А вот и нет. Такая большая, а не знаете. Деток сейчас родют! Вот так. - И наша шестилетняя материалистка приняла позу роженицы.
Да здравствует телевидение, главный воспитатель юного поколения! Наша «светская няня» была в шоке.
- Какой ужас! Вы видите, что сделала советская власть с этими очаровательными малютками?
Зато советская власть, как ни старалась, ничего не смогла сделать с ней.
Марина Александровна отсидела в лагерях 10 лет по 58 статье. Об этом страшном  периоде своей жизни она рассказывала интересно, с юмором и легко. Выжить ей помогли приятная внешность и хорошо поставленный голос.  Даже страшные подробности происходившего в ее трактовке выливались в некий фарс, не лишенный легкого изящества.
- Повели меня на допрос. Ночью, в сопровождении двух конвоиров с ружьями и офицера с огромным револьвером в руке по длинному коридору в подвале Лубянки меня, барышню довольно молодую,  доставили в специальную комнату для допросов. Захожу и вижу. За столом развалившись сидит жгучий брюнет. Гладко выбритый и благоухающий «Шипром»1 красавец-мерзавец с наглыми глазами. Эдакий неотразимый породистый самец. Увидев меня, он привстал и галантно предложил присесть на металлический табурет, намертво приделанный к полу.
- Ну что, будем признаваться или уйдем в отказ?
- А это куда?- Спросила я совершенно искренне.
Галантность как рукой сняло. На меня в упор смотрел жестокий и страшный человек. Его беспощадные глаза резко контрастировали с правильными и мягкими чертами лица.
- Не придуряйся. Лучше расскажи с кем и как готовила покушение на товарища Сталина.
При упоминании имени вождя следователь встал и вытянулся «во фрунт».
- Господи, я же певица, а не бомбистка. Я и стрелять-то не умею. А уж бомбами швыряться тем более.
- Вот мы и признались.
- В чем? В том, что не умею стрелять?
- Говоришь певица, а откуда знаешь про бомбы? Сейчас проверим. А ну спой что-нибудь.
- Как? Без аккомпанемента?
- Может тебе рояль сюда принести? И шампанское с цветами?
- Я попробую спеть «а капелла».
- Кончай болтать? Давай пой!
- А что бы Вы хотели послушать?
- Что-нибудь из репертуара Изабеллы Юрьевой.
Я спела «Белую ночь», очень популярный перед революцией романс. Красавцу-мерзавцу понравилось.
- Ну ладно. Петь вроде умеешь. Пока иди в камеру.
Эти ночные «свидания» продолжались больше трех месяцев. Его вопросы и реплики повторялись слово в слово. Ее ответы тоже. Менялись только исполняемые произведения, в основном, салонного жанра. Казалось, что время остановилось.  Хроническое недосыпание и полная неясность  дальнейшей судьбы  доводили ее почти до безумия. И несчастная женщина с ужасом ждала очередной встречи со следователем, который постепенно становился частью ее жизни.
Ей заочно1 вынесли приговор и, получив 10 лет лагерей, Марина Александровна отправилась в Ухтижимлаг, где вскоре попала в лагерный театр, ублажавший своим  искусством руководство лагеря и заезжее начальство.
Однажды нескольких женщин подняли поздно вечером и погрузили в товарный вагон. Утром рано их, совершенно закоченевших, высадили с двумя охранниками возле какого-то лагеря. Кругом матерящиеся охранники, овчарки и прожектора. Марина решила, что это конец. С трудом поднявшись на ноги, она заставила двух своих подруг встать и обняться. Затем скомандовала:
- Девочки, если нас будут расстреливать, давайте встретим смерть гордо, не будем унижаться, просить пощады и плакать. Смотрите им прямо в глаза!
- И мне тоже можно?- потупясь спросила одна из них. - Я не барышня. Я крестьянка, из раскулаченных, но тоже хочу гордо.
Охранники опешили, а затем старший, насупившись, сказал:
- Дамочки, приказа расстрелять вас не было. Вы прибыли в Озерлаг. Сейчас мы отправимся в зону.
 В Озерлаге Марина Александровна познакомилась с Л.А. Руслановой, Л.А. Бакалиной, солисткой Большого театра, и другими известными артистами и музыкантами.  В лагерях тогда сидело много деятелей искусства. Вадим Козин, Лидия Сухаревская, Эдди Рознер и Борис Ренский со своими оркестрами, Георгий Жженов, Варлам Шаламов, Александр Солженицын и многие другие. Этот список можно продолжать очень долго.
Она так и не смогла выяснить истинную подоплеку своего ареста,  написала цикл прекрасных рассказов об этом периоде, но так их и не издала. Причина, как мне кажется, была в слишком личном характере этих рассказов. Красивая и слишком свободная, Марина Александровна вечно влипала во всевозможные истории, которые могли закончиться довольно плачевно.
Вернувшись из лагеря, она «осела» в Москве у своей сестры Татьяны, известной переводчицы европейской поэзии и жены крупного конструктора боевых самолетов генерала Мясищева.
Затем, через двадцать лет, Марина Александровна переехала в Армению и стала работать над семейными хрониками Спендиаровых. Издала книгу о Комитасе, биографию Александра Афанасьевича в серии ЖЗЛ1 и несколько сборников рассказов. Попутно занималась организацией постановок отцовских опер и балетов и даже организовала музей Спендиарова.
Уже много позже один из уцелевших лагерных начальников сказал ей, что причиной ареста послужило ее репетиторство «кремлевским детям». Она преподавала на дому французский и немецкий языки детям высокого начальства, проживавшего в Кремле. В их числе были и дети Сталина…
Муж ее – Лазарь Давыдович Сузан, тихий и милый дядечка, в прошлом был инженером-наладчиком мощного электрооборудования. Он спасался от НКВД, переезжая с места на место с бригадой монтажников. Поработав практически на строительстве всех крупных гидростанций от Днепрогэса до Братской ГЭС, затем каким-то чудом оказался в Бельгии.
На мое замечание о том, что он все же был скорее представителем рабочего класса, нежели интеллигенции в обычном понимании, и что особых причин скрываться от НКВД  у него не было, он ответил:
- Господи! Много ли надо, чтобы посадить бедного еврея?
«Бедный еврей» заразился от своей супруги литературным творчеством. Он решил писать книги для детей и даже пробрался в  нишу, давно занятую многочисленными писателями - конъюнктурщиками.
Он написал книжку рассказов «Твой товарищ Володя Ульянов». Книжка, облагороженная профессиональным переводчиком, была издана на армянском языке не без помощи моей Марины, которая тогда работала в ЦК комсомола Армении. А Лазарь Давыдович получил возможность представляться следующим образом: Лазарь Сузан,  детский писатель. Его стали приглашать в школы на встречи с пионерами и даже воспринимать как старого большевика, видевшего живого Ленина.
Мои бедные детки по его настоянию сооружали  ленинские  книжные  полки (дощечки, подвешенные на веревочках) и должны были вступить  в «общество чистых тарелок», организованное в позапрошлом веке экономной матерью Ильича - госпожой Бланк. В СССР любой бред, прямо или косвенно связанный с именем Ленина имел право на существование.