Этот день выдался скверным с самого утра, как будто природа сама почувствовала приближающееся зло. Сыростью дышала улица, асфальт утопал в лужах, а небо заволокло непроглядной грязно-серой пеленой. Томно вздыхали тополя, утопая в духоте погружённого в лето города. В воздухе электрическими разрядами то и дело сверкало нервное напряжение, и казалось, что вот-вот случится что-то зловещее.
Дом номер 18 на улице Ленина, квартира 36. Семилетняя Ирочка вбежала в комнатушку и, как котёнок, запрыгнула на кровать к бабушке. Та давно уже не вставала с постели, только едва ворочалась. Мама говорила, что бабушка больна, и, возможно, скоро за ней придут «белокрылые ангелочки». Но Ира знала, что ангелочки за бабушкой точно не прилетят. К ней приползут те жуткие твари, которых девочка порой видела в бабкиной комнатухе, и будут сверкать багряными зрачками, шипя и присвистывая. Они не подходили близко к кровати, а только кружили вокруг в каком-то мистическом, пугающем хороводе, то высунув уродливые языки, то крякая что-то на непонятном языке. И тогда бабушка закатывала глаза и тоже что-то шептала, и стены озарялись бордовым светом…
Ирочка наблюдала за этим действом из-за двери, потому что бабка не разрешала ей заходить в комнату в такие минуты. Но ей было ужасно любопытно, что же там происходит, и откуда берутся эти странные создания и куда потом деваются…
– Бабушка! Бабушка! А я сегодня вот что нашла! – Ира протянула к постанывающей бабке маленькую ладошку, на которой лежал потускневший серебряный медальончик с затейливыми узорами на ней.
За окном горестно заплакал дождь.
– Ира… Ирочка… Послушай меня… – прохрипела старуха, затем едва приподнялась и потянулась костлявой рукой к девочке. – сегодня великий день. День, когда… – она закатила глаза и, как будто кашлянув, содрогнулась всем телом. Откинувшись на подушку, она снова начала что-то нашёптывать, и при этом на седых волосах её появился тусклый зеленоватый блеск. Затем, как будто очнувшись, она снова потянулась к девочке.
– Ирочка… Скоро мне придётся уйти… далеко… я уже не вернусь… – Бабушка тяжело вздохнула и легонько провела сухой ладонью по голове Иры. – Ты у меня такая красавица. Прости, что мне придётся тебе отдать… передать это бремя…
Девочка пока ничего не понимала, но, как заворожённая, пыталась уловить каждое слово старухи. То ли настенные часы, беспощадно отмеряющие последние минуты бабушки; то ли стук дождя об уличные жестянки, напоминавший барабанную дробь какого-то призрачного оркестра; то ли трепещущие от маленькой свечки вытянутые во всю стену зловещие тени, окружавшие бабку, – что-то нагнетало, подавляло, сжимало всё внутри у Иры, и потому девочка почти не шевелилась и едва дышала.
– Дорогая моя, ты простишь меня? – вновь захрипела старуха. Ирочка в ответ слегка кивнула. Бабушка продолжила. – Когда ты вырастешь, ты поймёшь…
Тут она медленно опустилась на подушку. Рука её задрожала и опустилась на колени девочке.
– Уходи… отпусти… отпусти меня… – прошептала она, глаза её потускнели, и, тяжело вздохнув, она замерла.
На глазах Ирочки появились слёзы.
– Бабушка! Бабушка! – воскликнула она, краснея от накативших эмоций. Она нерешительно дотронулась до бабушкиной руки, но та оказалась мертвецки холодной, и девочка тут же отдёрнула ручонку.
– Бабушка! – снова вскрикнула она, но внезапно слёзы у неё просохли, а в голове промелькнуло: «Беги! Беги сейчас же!». Не раздумывая, девочка ловко спрыгнула с кровати и выскочила из комнаты, захлопнув за собой дверь. Тут же за её спиной послышалось шарканье, свист и пыхтение. Ирочке стало необъяснимо страшно, всю её заколотила дрожь.
Она заплакала и выбежала из квартиры.
Постояв пару мгновений на лестничной клетке, она подбежала к соседней двери и постучала. Заскрежетал замок, дверь приоткрылась, и из-за неё показалась невысокая светловолосая женщина в простом халате.
– Тётя Таня! Бабушка там… – девочка кинулась к соседке и обняла её. Женщина, легонько отстранив Иру, поспешила в 36 квартиру.
Ира не решалась идти за ней и осталась стоять на лестничной площадке. Ладошку ей приятно согревал серебряной медальончик, от чего-то странным образом потеплевший, а за окном всё ещё свирепо барабанил дождь, то ли оплакивая смерть старухи, то ли насмехаясь над Ириной судьбой.