Would?

Евгения Линч
…всякая мечта, мое счастье,
едва ты проснешься в ней,-
на поверку гнилая чертова западня.
    Вера Полозкова

В тот день та женщина сказала мне, что причина наших слез лишь в том, что мы слишком много думаем.  Счастливый человек  – глуп и слеп, в этом его счастье.

Утро. Стоя у окна и давая лучам солнца нежно гладить мое сонное лицо, я задумалась: «А нужно ли мне такое счастье?».
Все великие творческие личности:  музыканты, художники, писатели - черпали вдохновение, будучи несчастными, сломленными, затоптанными кем-либо или самими собой.  Когда внутри все выжжено, ты начинаешь глотать самого себя и тебе просто необходимо излить свою боль.  Именно тогда создаются по-настоящему красивые вещи. Боб Дилан сочинил «Like a rolling stone» в момент глубокого отчуждения со стороны публики, ранее носившего его на руках. Эдвард Мунк написал картину «Крик», находясь в психическом расстройстве. Поколение «smells like teen spirit» использовало сцену как полотно для выплескивания своих негативных эмоций.

Мои размышления прервал звонок в дверь. Пришлось подойти к двери и открыть  ее. Там стояла моя университетская подруга, тут же с порога заявившая:
-Ты еще не одета? Мы опаздываем!
Она потащила меня в галерею, облагородиться, духовно подрасти, почувствовать себя личностью, ну или просто потрепать языком и выпить. Перспектива просидеть весь день в своей комнате меня не вдохновляла, и пришлось согласиться.  Убрав волосы в хвост и одевшись, я натянула очки, накрасила губы красной помадой и поплелась за ней.
В галерее проходила выставка картин какого-то молодого, неизвестного, но «перспективного» художника. Стиль минимализм, все по моде. Художник вальяжно ходил по зале, пытаясь косить под Уорхола. Дамы надев на себя умный вид, благородно глотали дешевое вино. Моя спутница, только зайдя вовнутрь, встретила знакомых и поспешила передать им все последние сплетни. Мне стало скучно в их компании, и я направилась бороздить океан «настоящего искусства». Повторяющиеся тройные изображения, яркие краски, банка колы. В голове у меня только  пела Нико из «The Velvet Underground» и проносились кадры черно-белого кино Энди. Видя яркий восторг присутствующих на выставке и непонятно завышенные цены картин, я почувствовала тошноту и решила оставить «ценителей» искусства наслаждаться зрелищем без меня. Я вышла на улицу и пошла домой.

Через несколько дней я сидела в небольшом кафе в одном из старейших районов города. Мне оно нравилось. Утром здесь играл блюз, днем арт-рок 60-70хх, вечером смелые парни с гитарой наперевес рубили панк-рок. Всех заядлых посетителей связывало одно. Нечто необъяснимое и не поддающееся описанию, уникальный способ общения, который никогда не умрет.
Музыка.

В кафе приходишь не поесть. Ты просто сидишь, изредка покуриваешь и наслаждаешься музыкой. Постеры Патти Смит, Боба Дилана, Joy Division, Элвиса и The Smiths, черные граффити, винил, скучающие стареющие металлисты, фанатки Леннона и Маккартни, подростки в футболках Ramones – все это часть непоказного искусства.  Сюда не заглядывают страстные любители выставок уорхоловских копий.
Здесь все настоящее.

Я пила кофе и слушала музыку. На сцене играла группа моего дружка, и, судя по всему, зрителям нравилось. Когда они закончили и собрали инструменты, он спустился ко мне, поцеловал и заказал пиво. 
Я ненавидела его каждой клеточкой своего тела. Его дурацкую ухмылку, самовлюбленный взгляд, слегка трусливую походку и даже нездоровую худобу, прикрытую многочисленными рубашками, куртками и другим шмотьем. Он редко на кого смотрел, если смотрел, то с глупым укором, если смеялся, то в его глазах искрилась ирония.
Я ненавидела его так же сильно, как любила.

После кафе мы пошли ко мне. Вечернее небо было разукрашено в бледно-красный цвет, плавно переходящий в темно-голубой. Черные ветки заснеженных деревьев антеннами втыкались  в него. Мы молчали. Каждый думал о своем. Через некоторое время небо стало кроваво-красным.
Иногда мне казалось, что я выучила его наизусть, а иногда, что за весь год наших псевдо отношений он для меня так и остался чужим. Я остановила его, и, впившись взглядом ему в глаза, выдохнула:
-Зачем я тебе?
-Что? – он не понял вопроса.
-Я хочу быть уверена, что ты без меня задыхаешься, - лепетала я - что все между нами по-настоящему серьезно. Скажи, что чувствуешь, милый, у меня поперек горла эта неопределенность, я больше не хочу молчать. – Он молчал и через минуту, улыбнувшись, ответил:
-Хватит играться, пошли.
В ушах у меня зазвенело. Вытянув из себя улыбку, я кинула на ходу, что забыла в кафе кошелек, и отправилась обратно. Скрывшись за поворотом, я сменила шаг на бег. Я была уверена, что он по обыкновению не последует за мной.  Из груди вырывался крик, дышать становилось труднее, я сшибла какого-то паренька, грубо огрызнувшегося мне вслед, а после остановилась на безлюдном перекрестке. Мне вспомнилась легенда о том, что все значимые блюз-мены в начале своей музыкальной карьеры выходили на перекресток, чтобы продать душу дьяволу взамен на талант. Меня вдохновляла эта идея жертвенности ради музыки. 
Добровольно отдав свою душу дьяволу, я не получила ничего.

Следующие две недели я не вылезала из своей конуры. Спала, поедала шоколад, мучилась совестью из-за того, что забила на учебу, и продолжала на нее забивать. Сессию я сдала недавно, и отчислять меня не собирались. Квартирка, которую я снимала, находилась в тихом райончике Питера, где туристам делать было нечего, потому я наслаждалась существованием растения. Несколько раз он звонил мне, наверно, чтобы удостовериться, не сдохла ли я, не снимая трубку, я задерживала дыхание, чтобы не разреветься в очередной раз. Потом звонки прекратились, и вместе с шоколадом кончились и слезы.

Самое страшное, когда тебе становится плевать. Плевать совершенно на все: на весну за окном, на любимые вещи, вроде игры на гитаре или штудирования книг, на рациональное питание и прогулки по постепенно просыпающемуся городу. Ты становишься пустой и бесцветной. Многие из нас умирают еще при жизни. Я боялась такой смерти, я яростно желала жить, потому не закопала себя заживо.
Через четырнадцать дней я вышла, вдохнула в себя остатки зимнего воздуха и отправилась в университет.

После него я решила заглянуть в кафе. Надеялась ли я встретить его там? Естественно. Я знала, что он там будет. Это была проверка на прочность, своеобразная русская рулетка: встретив его, захочу ли вернуться?
Ответ на этот вопрос я уже знала.
Посетителей было особенно много сегодня. Не найдя свободного места, я села у бара и заказала Jim Beam с колой. Группа, игравшая на сцене, была отличной, смесь гаражного рока и нью вэйва. Этим парням удалось завоевать публику, в них было все, чего не хватило многочисленному количеству групп однодневок, стремившихся к славе и продажным телкам. Харизма, удача, стиль.
Закончив выступление, они ушли в подсобку, и на смену им пришла неизвестная мне ранее девичья группа.
После выпитого бокала виски я почувствовала внутри себя тепло, и образ моего дружка, не вылезавший из головы с того вечера, испарился. Закрыла глаза и никого не увидела. Как же долго я этого ждала.

За столиком в другом конце сидели мои знакомые и подзывали к себе, я встала и направилась к ним. Среди них я заметила вокалиста выступавшей ранее группы. Девушка с розовыми волосами, пристав со стула, торопливо представила меня незнакомцу и, потеряв к нам всяческий интерес, неожиданно подхватила слова песни, звучавшей со сцены. Она пела без стеснения, громко и красиво, закрыв глаза и пританцовывая. На ее лице читалась отрешенность от всего царившего вокруг, кроме мелодии, и постепенно все перестали обращать внимания на вокалистку, стоявшую на сцене. Розоволосая в рваных джинсах и футболке, на которой большими буквами было выведено «Fuck anarchy», не останавливалась, и все глаза в зале уже были устремлены на нее. Вдруг фанат Motorhead подхватил мелодию и запел вместе с ней. Публика оживилась, и взгляды, которые мне удавалось поймать, были наполнены лучами света, они улыбались. Тут и там слышалось тихое напевание мотива. Музыка в одно мгновение объединила людей. Старый металлист и розоволосая студентка за несколько минут сделали мир лучше. Когда песня закончилась, люди захлопали в ладоши.
Песня, которую они исполняли, была песней The Beatles «A Hard Day's Night». Девушку звали Евой.

Спустя какое-то время мы вышли с моим новым знакомым подышать свежим воздухом. На улице была ночь, из кафе доносилась музыка. Мы стояли на тротуаре. Ночь была свежа и по-весеннему кокетлива. В лужах оттаявшего снега отражалась растущая луна. Именно в такие ночи приходит осознание того, что скоро наступит лето, и хочется бежать ему навстречу, сняв тяжелые пуховики и маски.
Выхватив тонкими длинными пальцами сигарету из пачки Marlboro и закурив, Александр, как его представила Ева ранее, продолжил рассказ о The Doors.
- Достоевский писал: «Стань Солнцем, и тебя все увидят». Думаю, Моррисона можно считать Солнцем, которое впоследствии само сожгло себя.
Помолчав, он со смехом добавил:
–Ну, еще чертовым наркоманом и пьяницей.
Он говорил, и наш смех гармонично вплетался в мелодию ночного города. Рядом с ним я чувствовала себя непринужденно и спокойно. Постепенно разговор перешел на личные темы, вроде учебы в универе, планов на будущее и летнего отдыха. Мы медленно прогуливались по ночному Петербургу, и с каждым шагом, узнавая друг друга все лучше, желали узнать еще больше.
До своей каморки я добралась уже ближе к утру, но светать еще не начинало, и, засыпая, мне хотелось, чтобы эта ночь не заканчивалась.

Я видела своего дружка в тот день. Когда розоволосая и металист рвали свои прокуренные связки, он стоял у барной стойки и делал вид, что все это его нисколько не занимает. Не почувствовав ничего, кроме болезненного отвращения, я отвела взгляд.

Но наступило утро, и прошедшая ночь казалась лишь сладким сном. Умывшись и позавтракав, я начала думать, как с толком провести субботний день. Вспомнив, что Саша звал меня вчера на репетицию их группы, я, недолго раздумывая, позвонила ему и договорилась о встрече. Провертевшись у зеркала не менее часа, я все-таки решила надеть кремовое платье и ботинки Dr. Martens. Зачесав волосы в хвост и, посмотрев на свое отражение, я осталась довольна результатом и вышла на улицу.
Репетиция проходила в арендованном группой старом клубе. Добравшись до назначенного пункта, я зашла внутрь и увидела ее участников. Они выглядели помятыми и усталыми после вчерашнего выступления, но музыка, казалось, придавала им сил. Увидев меня, Александр подбежал и представил меня друзьям.
Во время репетиции я сидела на расстеленном для меня ковре с кучей подушек. Стараясь им не мешать, я всячески пыталась слиться со стенами, но Александр то и дело подходил узнать, удобно ли мне. Его друзья злились, но, тем не менее, играли они здорово. Прогнав песни для первого альбома по несколько раз, они решили встретиться завтра в это же время. Репетиция закончилась уже вечером,  и, переодевшись, Саша решил угостить меня ужином в ресторане. И я с удовольствием согласилась провести с ним всю оставшуюся жизнь.

Было ясно с первой минуты, что он не играет в игры. В нем чувствовалась невероятная внутренняя сила, которая притягивала будто магнитом. В его взгляде не было страха, он смотрел на все с ясным сознанием того, что этот мир принадлежит ему. Его львиная походка и манеры выдавали в нем победителя. Всегда и во всем. Я не чувствовала себя жертвой, я была трофеем, который он обязан был получить и хранить потом на самом видном месте, сдувая пылинки. У меня не было отца, и я мечтала о таком мужчине, который смог бы мне его заменить, носил бы меня на руках и покупал шоколадки. С подростковых лет, начиная все свои отношения, я пыталась находить в избранниках хоть малую частицу того, что было в нем. Александр не шел ни в какое сравнение с моим вечно страдающим бывшим дружком.
Я получала взамен больше, чем могла дать.

Мы ходили на концерты моих любимых групп.
Он говорил, что я потрясающая.
Мы ездили в турне с его группой на разрисованном микроавтобусе.
Он говорил, что со мной его жизнь наполнилась красками.
Мы вместе смотрели глупые передачи по ящику и рассказывали, что интересного произошло за день.
Он говорил, что жить без меня не может.
Мы проводили отпуска за границей.
Он говорил, что по-настоящему любит меня.
Меня носили на руках, и я получала свои шоколадки.
Только вот музыка в голове звучать перестала.