Политбюро

— Знакомьтесь, – сказал Капуста. – Маринин и Суворов, представители киевского Сопротивления. А это – Авраам, Даниил и Виил – триумвират, представляющий Политбюро в этом регионе.
Пожали друг другу руки. Седой и Моня недоверчиво глядели на трио. Это были обыкновенные парни. Пили пиво.
— У вас есть выход на Политбюро? – уточняюще спросил Седой после ряда формальных фраз.
— У нас есть вход. Выход вам придётся искать самим, – ответил Виил. Судя по некоторым признакам, в триумвирате он был главным.
Помолчали, испытывающе разглядывая друг друга. Моня и Седой от предложенного пива отказались.
— Курите? – задал вопрос Виил.
— Я бросил, – ответил Седой.
— Это плохо, – констатировал Виил.
— Я курю, – сказал Моня. – Если нужно для дела, выкурю всю пачку.
— Это хорошо, – ответил Виил. – Проблем с контактом у нас, я думаю, не возникнет. – Изучающе оглядел Маринина. Спросил:
— Когда–нибудь марихуану употреблял?
— Было дело. Но «трава» меня не берёт.
— Да? – спросил глава триумвирата. – Это мы посмотрим.
Моня поёжился от нехорошего предчувствия. Виил продолжал спокойно пить пиво. Все молчали. Капуста сказал: «Проверю джип». И вышел.
— У нас не простая «трава», – продолжил тему Виил. – Её бояться не надо. Но и любить тоже. Она сама по себе. В Политбюро так и говорят: трава–в–себе.
— Да? – спросил Моня. А почему?
— Наверное, дело в себестоимости, – туманно ответил Виил.
— Кхм... – обозначил своё присутствие Седой. – Извините, но мы прилетели из Киева как представители Сопротивления и рассчитываем решить проблему Ликвидатора. Вы, я думаю, в курсе?
— В курсе, в курсе...
— У нас мало времени, до пуска заряда осталось около суток, и тему наркотиков можно было бы обсудить после решения основных вопросов. Как вы считаете?
— Так же, как и вы. Время имеет свойство уменьшаться.
Авраам и Даниил посмотрели на Виила. Тот спокойно пил пиво. Добавил:
— Но даже его можно остановить. Верно?
Авраам и Даниил молча кивнули и также принялись за бокалы. Моня спросил:
— А какое имеет значение, курим ли мы? Это вы, типа, говорите о погоде?
— Нет, – ответил Виил. – Погода здесь совершенно не при чём. Дело в транспозиции.
— Что? – не понял Седой.
— Транспозиция это дорога в Политбюро. Путь специфический, не совсем традиционный. Как вы думаете, почему у нас в городе до этих времён существует, и, обратите внимание, работает институт лубяных культур? Кстати, единственный на весь бывший Советский Союз, – непонятно отойдя от темы, спросил глава триумвирата. – А? – И посмотрел на Авраама и Даниила. Те уставились на Седого.
— Я не знаю, – ответил тот. – При чём здесь вообще конопля?
— Не знают и американцы, вот в чём фокус. Более того, не знаем и мы.
Маринин характерно посмотрел на Седого.
— А о чём мы тогда здесь говорим? – спросил Суворов, сурово сунув руки в карманы.
— О способе организовать вашу встречу, – И снова принялся за пиво. Допил и отставил бокал в сторону. Сказал:
— Мы её организуем. Это наша работа.
Повернулся, открыл стоящий за спиной сейф и вытащил оттуда небольшую плоскую коробку из красного дерева. Закрыл сейф. Положил изделие на стол и проговорил:
— Совершенно секретный сорт марихуаны используется внешней разведкой России в исключительных случаях при разрешении проблем стратегического характера. Его выводили в нашем институте сорок два года. Примерно столько же людей погибло при испытаниях. Это есть главная цель работы института, ради которой он и был создан. Цель, обозначенная ещё Лаврентием Берией, который сам являлся крупным специалистом в области наркологии. Официальная же задача академиков из института заключалась в полной противоположности – снизить уровень канабинола в конопле до нуля. Этого добились быстро. Лет за тридцать. Но! – Виил посмотрел на Авраама и Даниила. Те кивнули головой. – Но и этот и тот сорта, по большему счёту, являлись отвлекающей подставкой для англо–американской агентуры, не спускающей глаз с института. Самое глубокое информационное укрытие имели разработки, которые проводил неведомо кто. И даже цель этих работ неведома. Сталин довёл систему закрытого информационного режима до абсолюта. О результатах неизвестных разработок и возможностях неведомо чего, изготовленного неведомо кем, мы можем судить только эмпирически, то есть наугад. А точнее – опытным путём проб и экспериментов. Что мы и делаем. – Авраам и Даниил кивнули. Виил продолжил: – У нас очень тяжелая работа. Наш триумвират, помимо всего остального, исполняет роль фильтра. У всех свои функции. Моя функция – общаться. Функции Авраама и Даниила – другого плана. Слепоглухонемому легче развлекаться серфингом, чем нам вычислять прорывающегося в Политбюро масонского агента. Прошу прощения за эмоцию. Но мы вычисляем. – Авраам и Даниил кивнули. – А то, что вы здесь, разговариваете с нами, живые и здоровые – это есть очень–очень большой комплимент человеку, открывшему вам дорогу сюда, и прошу это оценить по достоинству, принимая честь, оказываемую вам такой, как она есть. – Сложновато закончил фразу глава триумвирата. Авраам и Даниил кивнули. Виил продолжил:
— Нашими услугами, посредством сложной, кодированной цепи коммуникаций, пользуются весьма серьёзные люди, работающие в области психокинеза и психоантропологии, экспериментирующие с проникновением в Мировую субстанцию. В частности, многие придворные маги и ясновидящие королей, императоров, президентов и премьеров. Очень многих. Но это есть просто побочный заработок, идущий на содержание триумвиратов, подобных нашему.
Виил пристально посмотрел на Седого и обратился к нему:
— Если вы думаете, что я много болтаю, то могу вас успокоить. В этом помещении лишнего не говорят. У каждого слова своя цель. Даже у этого.
Авраам и Даниил кивнули. Виил продолжил:
— Сдвинутая реальность даёт возможность входа в Субстанцию. Там и есть Политбюро. По крайней мере, так мы думаем и вход гарантируем. А вот выход оттуда вам придётся искать самим. – Успокоил: – В основном находят.
— Кто они такие, эти парни? Я имею в виду Политбюро, – хрипло спросил Моня.
— А мы откуда знаем? – ответил Виил. – Из нас туда ещё никто не ходил. Мы хранители «контакта». Мы предоставляем услуги входа. А там – как решит Политбюро.
— Вова, – испуганно сказал Моня Седому. – Я догадываюсь, что будет дальше. Ты же не куришь. Что делать? Это не парашют и не пулемёт.
Виил тем временем открыл коробку из красного дерева, стоявшую на столе как гробница Тутанхамона. Внутри, на чёрном бархате, лежала длинная папироса с золотой надписью по мундштуку: «Герцеговина Флор». Глава триумвирата пододвинул коробку Маринину.
— Кури, – проговорил. Это есть сверхсекретный сорт, который не пробовал никто из нас. Изделие взвешивается на электронных весах. – Добавил: – «Моссад» отдала бы за эту папиросу парочку израильских поселений. А американцы, возможно, вернули бы Аляску.
Седой мрачно размышлял. Вздохнул и сказал Маринину:
— Саша, я отвечаю за руководство. Бруклин отвечает за доставку наших тел. А ты у нас оперативный работник. Оперативность – твоё призвание, твой генотип. Я уверен, ты найдёшь дорогу назад. Только не забывай инструкцию и полномочия данные тебе. Кури траву и вперёд. Я буду следить за тобой.
— Да вы не бойтесь, – сказал Виил Седому. – Летальных исходов было очень мало. В основном расстройства психики. Но это в случае, если Политбюро решит, что контакт послан масонской разведкой. Они масонов вычисляют моментально. Вы же не масоны? – испытывающе спросил Виил киевлян. – Ну, вот и всё в порядке. – Он закурил сигарету и меланхолично оглядел десантников.
— Извините, можно уточнить, когда проводился последний контакт? - поинтересовался Моня.
— В принципе, нельзя. Но я скажу. Предпоследний достаточно давно, а вот последний – недавно. Несколько дней назад прибыл посланник неких Меровингов из Шотландии. Разговаривал только по–французски. Не знаю, как решалась проблема допуска, но он его получил. Прибыл представитель и переводчик.
— Ну и как, остались довольны общением? – полюбопытствовал Седой.
— Мы не знаем, – ответил Виил. Переводчик до сих пор в коме, не приходит в себя. А этот худющий, бородатый шотландец французского происхождения, исчез неведомо куда. Мы так и не поняли, каким образом он скрылся. Нас, в общем, обвести вокруг пальца сложновато. – Виил сбил пепел с сигареты, помолчав несколько секунд. – Однако Меровинг ушёл не попрощавшись. Но с Политбюро он общался и, очевидно, благополучно. Был в мажоре. Ну, а переводчик в коме.
— Как в коме? – со скрытым волнением спросил Моня.
— А так. Лежит, а диагноза никто поставить не может. Здоровый как бык, но спит без права на пробуждение.
Виил потушил сигарету и налил себе ещё бокал пива. Ненавязчиво поинтересовался:
— Ну как, будете осуществлять контакт?
— Конечно будем, – решительно ответил за Маринина Седой. – Но... Ммм... Никаких гарантий?
— Совершенно. Здесь не контора страхования. Мы кто? Мы хранители контакта. Вопросы физиологического характера не к нам.
Авраам и Даниил кивнули. Седой глянул на посветлевшего Моню и сказал предводителю триумвирата:
— Нам надо посовещаться.
— Пожалуйста, – ответил тот и взяв на столе громадные наушники, надел их на голову.
Вытащил со стеллажа старинную виниловую пластинку с надписью «Deep Purple», поставил её на такой же антикварный проигрыватель, нажал кнопку и откинулся в кресле, весь уйдя в процесс восприятия неведомого «Deep Purple». Остальные члены триумвирата встали и покинули комнату.
— Саша, – обратился Седой к Моне. – Тебе придётся рискнуть.
Маринин молча глядел на командира отряда. Медленно спросил:
— Вова, ты вот так просто готов отправить меня на тот свет?
— Но если Политбюро там, то что же делать? Выход обратно есть, шотландец вернулся и уже, наверное, купается в своём Лох–Несс.
— Плевать мне на шотландца. Состояние его напарника меня интересует больше.
— Да шпион был переводчик, неужели не ясно? А шотландец приехал с реальным вопросом. Вот и вся тема, – отвечал Седой, сам себе не особо веря и не зная, что делать.
С минуту оба молчали и разглядывали Виила, вдумчиво ушедшего в виртуальность «Deep Purple». Наконец Маринин, закурив папиросу, сказал:
— Хорошо, Вова. Я тебя понимаю. Заставить меня принять неизвестное зелье никто не может. Придётся рискнуть самому. Но обещай мне, что если я окажусь в коме, ты не оставишь меня здесь, а вывезешь с Бруклиным в Киев.
— Клянусь, Саша! Клянусь! Но не торопись с комой. Скорее всего, это проверка на нервы.
— Эти трое – те ещё парни. По мордам вижу. Особенно Авраам и Даниил. Я буду всё время наблюдать за тобой и у меня в кармане «Стечкин–44». Если случится провокация, я из этого триумвирата сделаю шпигованный бифштекс. Ты же знаешь, я сумею.
— Знаю, Вова. – Потушил сигарету и напряжённо проговорил: – Я в ловушке. За мной Подол и Киев. Отступать некуда. Кто, если не я? – Посмотрел на Седого. – Что, не так?
— Так, Саша.
— Значит, придётся курить.
Оба посмотрели на невозмутимого Виила, в такт музыке кивающего головой, и не обращающего на них никакого внимания. Седой помахал рукой перед глазами представителя Политбюро. Тот снял наушники, положил их на стол и вопросительно посмотрел на киевлян.
— Мы готовы к контакту, – сказал Маринин. – Курить буду я. Он, – указал на Седого, – дублёр.
— Ну и прекрасно, – ответил Виил. – Перейдём к процессу. Только подпишите бумагу.

                Констатация
Я, ф.и.о., без всякого принуждения и по собственному желанию готов пройти процесс субстанционного перехода посредством употребления препарата 4ХА22. Ответственность за побочные явления беру на себя. О возможных побочных эффектах предупреждён.
Дата. Подпись. Отпечаток пальца.

Моня прочёл листок и поставил закорючку – автограф. Поставил отпечаток.
— В скобках разборчиво напишите фамилию, имя, отчество и дату рождения, – попросил Виил, забрал бумагу и положил её в сейф. Вернулся к столу и пододвинул «саркофаг» с «Герцеговиной Флор» к Моне. Проговорил:
— Каждый раз немного завидую. Мне никогда не приходилось её пробовать. Запретный плод, говорят, не горек. Ну, коллега из Киева, здоровья вам не желаю, а ума – да.
Виил аккуратно взял папиросу, протянул Моне и задумчиво сказал:
— Великолепный дизайн. Берите «ключ» и заходите... Кхм... Туда, не знаю куда.
Маринин заворожено глядел на папиросу как кобра на дудочку факира. Зашли Авраам и Даниил. Сели каждый в своё кресло и уставились на папиросу, потом на Моню.
— Успокойся, пристёгиваться ремнём не надо, – сказал Виил Маринину, видя его состояние человека вынужденного принять чашу с ядом. – Ты, Моня, хороший парень, хоть и нервный. А людей убивает не внешнее воздействие, а внутренняя злоба. – Авраам и Даниил кивнули. Виил продолжил: – Эта аксиома не слишком популярна в современной среде, но этим её действие не отменяется. Возьми, брат, – снова протянул «Герцеговину». Моня взял.
— Возможно, постулирование перцепционного изменения произойдёт не сразу, – непонятно проговорил Виил. – Тогда подождём и попробуем ещё раз.
Он щёлкнул зажигалкой. Маринин прикурил. Ароматный запах конопляного алкалоида заполонил помещение. Виил ободряюще улыбнулся Моне и показал большой палец – всё, мол, о`кей, брат. Кури, и не выпадай на измену. Сказал:
— Саша, передавай привет парням с той стороны. Мы с ними давно работаем в творческом тандеме, но… но пообщаться напрямую нет возможности. Статус не позволяет. А жаль. Авраам и Даниил мне скоро будут сниться. Я все их темы знаю наизусть, а они мои. Свежая мысль, как и свежая кровь, необходима для предотвращения деградации. Мы сторонники триединства, в отличие от Мемы. Есть тут у нас такой любопытный проповедник новой волны. Мема в себе. А мы нет. Передача мысли на расстояние отличает гомо сапиенса от гомо фиксуса. А мысль передаётся посредством речи.
— А зачем её передавать? – поинтересовался Маринин. Мы на Подоле просто так ничего не передаём.
— Ха. Вы на Подоле... Саша, не лечи интеллектуальных костоправов. Я тебе скажу, хотя не должен... Такие вещи постигаются самостоятельно, иначе теряют силу. Так говорить?
— Говори, Виил. Всё равно врёшь, наверное.
— Да, вру, – согласился Виил. – А может и нет. Со стороны видней. Так вот, – стал серьёзно смотреть Маринину в глаза, – мысль передаётся для того, чтобы получить с неё дивиденды. Что–то вроде процентного вклада в банк. Положил евро, а получил два.
— Выходит, ты меня грузишь для того, чтобы я помог тебе поумнеть?
— Ты сообразительный парень, – ответил Виил. – Конечно!!! – Добавил: – Но это мало кто понимает, а кто понимает – тот не верит, а кто и верит и понимает – тот молчит. Но молчание – трансцендентный тупик. Кто сказал, что молчание золото? Эта мысль давно девальвирована. Собаки и кошки молчат уже десять миллионов лет, а толку? Но просто так болтать могут и попугаи. Необходима свежая, посторонняя мысль–энергия. Все собеседники –  вампиры, в этом смысле. Пытаются перегрызть друг другу глотку, чтобы доминировать своей психо экспансией и обогатиться чужими впечатлениями, которые они тут же считают своими. Но это на уровне самого глубокого подсознания. Я не должен тебе этого говорить. Но ты всё равно забудешь.
— Почему это я забуду?
— А если запомнишь, то будешь молчать. Впрочем, мы заговорились. Выкладывай, что у тебя за вопросы.
— Какие ещё вопросы?
— К Политбюро, брат. Я тот, ради кого ты с таким страхом выкурил папиросу. Виил, который перед тобой, член Политбюро. Ну, что замолчал? Где мысли?
Моня подозрительно посмотрел на Виила, но неожиданно заметил, что Седого, Авраама и Даниила больше нет, они с собеседником сидят за столом окруженным белым маревом–туманом, а вокруг – тишина. Секунду подумав, Маринин сказал:
— Друг, тебе привет с той стороны.
— От кого это? – спросил Виил.
— От Виила. Он скучает от однообразной жизни, проговорённых тем, надоевших морд и вообще, по–моему, у него движет башню. Слушает «Deep Purple», музыку моего деда… От скуки, наверное.
— Я не сильно скучаю, – сказал Виил. – А он пусть меньше ноет. Вечно с ним проблемы. То скука, то рыба не клюёт, то ботинки не того размера. – Пристально посмотрел на Маринина и спросил: – Как тебе 4ХА22?
— Трава как трава.
— Я тоже так считаю. На неё напустили всякой мистики, а трава – она и есть трава. Дело–то не в траве, а в голове. А как голова?
— Что голова?
— Не болит?
— С чего бы это?
— Просто так спросил. – Виил помолчал. Поинтересовался: – Ты хочешь, чтобы я поверил, что существует НСПУ? Я прочитал вопросы с твоей матрицы памяти, ты уж не обессудь.
— А почему бы и нет?
— Допустим, да. Что дальше?
— Нууу... Они мочат войска НАТО и отряды Сопротивления. Сил у них достаточно. Весь город забит конспиративными ячейками, на которых сидят, в ожидании команды, боевики НСПУ. Они даже не боятся Ликвидатора! – Маринин выжидающе посмотрел на Виила.
— Об этом мы ещё поговорим, – среагировал тот. – Дальше.
— Все вольные украинцы плечом к плечу будут сражаться за освобождения своей родины от монголо-татаро-европомоскальского ига. Украина для украинцев! Москали – геть!  Американцы и их прихвостни - геть! Ну, а что касается черножопых...
— Стой, стой... Я уже понял мысль. Врать ты конечно можешь. Но только в определённой среде. Прокатиться не хочешь?
— Куда?
— Просто так, для расслабления души.
— Давай. А на чём?
— На моей машине. Поедем.
— Постой, можно один вопрос?
— Можно.
— А как это ты прочитал вопросы с моей матрицы памяти? Я не понял, ты что, читаешь мысли? – Маринин тревожно и недоверчиво глядел на Виила.
Тот усмехнулся и ответил:
— Да нет, Саша. Всё гораздо проще. Когда тот Виил слушал музыку, а ты с напарником о чём–то болтал, у тебя из кармана выпала бумажка – ты свой «Беломор» доставал. Её я и назвал матрицей. Ты уже не обижайся, Виил поднял и прочитал.
— Вот чёрт. А мне всё время какая–то белиберда в голову лезет – типа колдовства. Бог с ним, что прочитал мой конспект. Мне меньше говорить придётся.
— Врёшь ведь насчёт боевиков НСПУ. Я хохлов знаю. Сам хохол.
— Вру, – неожиданно для себя признался Маринин. Но спохватился и добавил: – В деталях. Но в основном всё правда. Не стоит ликвидатору запускать бомбу. Пригодится ведь город, зачем добро переводить? Рынки хорошие, недвижимости много, да и бабы что надо. А? Виил?
— Это вопрос не совсем ко мне. Я достаточно промежуточное звено. Вот – говорю с тобой и решаю. Какое сделать резюме.
— Сделай положительное, – Маринин понизил голос и добавил: – А с нас магарыч.
— Что? – спросил Виил.
— Да так, спасибо большое скажем. За положительное резюме.
— Эх, Маринин. Всё бы так просто решалось. Идём, прокатимся и побеседуем.
Виил встал из-за стола и вышел из комнаты. Маринин последовал за ним. Во дворе клубился туман, но одновременно, над головой, светлело ярко–голубое небо, диссонируя непривычным, но завораживающим сочетанием.
— Я понял в чём дело, – говорил Маринин, шагая позади хозяина. – У тебя просто раздвоение личности. Одна половина не помнит, что делает другая. Авраам и Даниил тихонько вышли из комнаты, пока мы беседовали, а 4ХА22 меня отвлекала. Моня знает кидальные приёмы. Ты уж, Виил, не обижайся. Парень ты нормальный... Я надеюсь, что мы договоримся.
Виил остановился и посмотрел на Маринина.
— Если бы всё было так просто, – сказал. И зашел в гараж. Выгнал машину. – Садись. – Открыл двери чёрного кабриолета. Маринин залез в машину. Виил сел за руль, завёл двигатель, автомобиль выехал за ворота и медленно пополз по узкой дороге окутанной туманом.
— Так ты говоришь, в Киеве можно навести порядок? – поинтересовался водитель.
— Да, – ответил Маринин. – Мы прилетели для того, чтобы сказать об этом.
— Я тебе не сильно верю. Впрочем, посмотрим на месте. Съездим в Киев?
— Ммм... Так ведь патрули... И далеко...
— Ничего, Саша. Это не проблема. Пристегни, пожалуйста, ремень. Правила безопасности никто не отменял.
Маринин пристегнулся, недоумённо поглядывая на Виила. Неожиданно для самого себя, спросил:
— Слушай, а что это за имя – Виил?
— Партийная кличка, – небрежно ответил тот. – Зови меня Витя, это проще и ближе к правде. Я такой же Виил как ты Моня. А почему Моня?
— В детстве меня звали Маньяком. Потом я стал Моней.
— Почему же маньяк?
— За упёртый характер.
— Маньяк... Хм... Ладно, Саша. Поехали.
Кабриолет стал набирать скорость. Деревья, темневшие смутными силуэтами в тумане, клубящемся на обе стороны дороги, стали мелькать и сливаться в сплошную полосу. Маринин испуганно ощутил, как динамическая сила ускорения вдавливает его в сидение всё сильнее и сильнее. Дорога превратилась в сплошную серую полосу, уходящую под капот.
— Витя, поаккуратнее. Ничего же не видно, – волнительно проговорил Маринин.
— А что тебе, Саша, необходимо видеть? – меланхолично поинтересовался Виил. – Не волнуйся, если ты волнуешься. Неужели ты не любишь скорость?
— Да, конечно, я её люблю... Но...
— Не надо «но», брат. Как только начинаешь себя нагружать аналогичными «но», сразу появится какой–нибудь тормоз. В ненужное время, в ненужном месте и с ненужными последствиями. Не надо «но».
Маринин сжался в комочек и замолчал. Машина взвыла как живое существо, взмыла в воздух и помчалась над землёй, едва не касаясь верхушек сосен, обступивших дорогу. Туман остался внизу. Яркое солнце освещало пассажиров чёрного кабриолета несущегося как ястреб над степью в поисках своей цели.
— Мать святая, – взмолился Маринин. – Я не был дураком и, надеюсь, не есть. Этот твой 4ХА22 – галлюциноген типа ЛСД. Моню на понты не возьмёшь. Машины не летают!!!
— Зато летают люди, – ответил Виил.
Кабриолет развернулся и полетел на запад.

фрагмент романа "восточный триллер"