Глава 57. Эпилог

Вячеслав Вячеславов
         Чтобы хоть чем-то себя занять и не окончательно потерять квалификацию, согласился на уговоры отца — стать дежурным хирургом в его клинике. Всё это по великому блату, слишком много желающих на это место. Выпускников ординатуры много, а больниц мало. Вовремя ушла в декретный отпуск Инга Сёмина, с которой у меня десять лет назад было закрутился краткосрочный роман. Не сложилось из-за моего непостоянства.

По молодости лет трудно хранить верность одной, когда вокруг столько обольстительных девиц, и каждая трепещет от желания быть соблазненной. Количество женщин в России, да и в Европе превышает в четыре раза. Мальчиков рождается всё меньше и меньше.

Казалось бы, можно вмешаться на генетическом уровне и заказать нужный пол ребёнка, что давно и делалось, но даже ещё не законченные исследования показывали, что такой мальчик по мере своего развития созревает по женскому типу, среди них участились психические и сексуальные, гетерофобные отклонения. Человеку не удавалось перехитрить Бога.

Потянулись привычные рабочие будни с мельканием дат и громких событий в мире, технологических катастроф в разных странах. Когда становилось невмоготу от одиночества, выходил в город, с изменённой внешностью, чтобы не тыкали пальцем, знакомился с приглянувшейся девушкой и приводил домой.

Через месяц устраивал сцену ревности и прогонял, чтобы не привыкала, не считала прирученным. Эгоистично и непорядочно. Но, что делать, если ни одна из них не трогала мою душу. Я был «отравлен» египтянками. В сотый раз пристрастно пересматривал эпизоды двух последних выбросов, и не мог решить, какую из сестёр люблю больше? Внешне почти неразличимы, но каждая со своим характером.

         К новому году всей семьёй поехали в Кению к Ирине. Её муж Кунга уже оправился после травмы, причинённой львом, и приступил к своим обязанностям. От страшных шрамов на теле не осталось и следа. Травма лишь в памяти. Предостережение будущему фамильярному обращению с диким зверьём. Хотя по статистике по-прежнему самыми опасными и нахальными считаются бабуины, нападают организованной стаей, даже человека не боятся. Острыми клыками могут разорвать леопарда. Да и бегемота стоит остерегаться, уж, если приложится, никакая хирургия не спасёт.

Встреча в бунгало получилась не очень радостной, всё напоминало о Снофрет, даже умолчания, попытки не проговориться, словно в доме повешенного боялись упомянуть о верёвке.

— Отправляйся в Египет и найди себе другую египтяночку, коль до сих пор не можешь её забыть, — неожиданно сказала Ирина, когда мы издали, от забора, наблюдали за детьми, которые кормили приблудившихся вомбатов, похожих на забавных медвежат. — Клин вышибают клином.

— С моей лёгкой руки египтянки выскакивают замуж, как горячие пирожки в голодные рты, — усмехнулся я. — Свободных девушек не осталось, только вдовы да разведёнки.

— Не преувеличивай. На твой век хватит. Меня то и дело одолевают звонками, просят познакомить с тобой. Завидный жених. Не поверю, что за это время ты ни с одной девушкой не познакомился.

Пожал плечами.

— Мне всё время кажется, что они найдут возможность убежать от похитителей.

— Не тешь себя иллюзиями. Не для того похищали, чтобы бездарно прошляпить побег. Девчонки, наверняка, не имеют представления, где находятся, и, как тебя найти. Я всё думаю, почему учёные не могут придумать аппарат, который был бы в состоянии просканировать всё население Земли? Тогда твоих девчонок сразу бы нашли.

— Это уже нарушение свободы  личности, — вяло отозвался я. — Интернет и без того постоянно следит за нами. Слово лишнее не скажи.

— Чьей свободы? Преступников? Почему когда они нарушают, все стыдливо молчат, но стоит хоть немного им прищемить хвост, как сразу начинается вселенский хай, появляются речистые адвокаты и вещают о правах человека, неприкосновенности личности?!

— Кричащие знают, что, прежде всего, беспокоятся о собственной безопасности, они ничем не лучше уже прищемлённых, зачастую, намного хуже: проделывают свои грязные делишки втайне, которые ещё не успели всплыть.

— Ты прав, у меня тоже такое же чувство возникало. Отвлекающий маневр: вор кричит: Держи вора! Не всякий сообразит, что он и есть тот самый вор. Сёмка, отпусти вомбатёнка, укусит! Забыл, как я тебе на руку швы накладывала? Что за несносный мальчишка! Это вам не игрушка! Светлана, ты уже большая, могла бы его остановить!

— Кто его остановит — бедным будет, весь в папочку, — буркнула Света. — Артём, поехали кататься, отца найдём. Он снова со львами. Марта должна окотиться. Маленькие львята такие хорошенькие! Отец беспокоиться, как бы Марта снова не отказалась кормить. Будем выкармливать. Я уже ясли приготовила.

— Только к обеду возвращайтесь, — попросила Ирина. — Не люблю, когда готовые блюда перестаиваются. Хорошо вам в городе — варить не нужно, на всём готовом. Система заказов работает бесперебойно днём и ночью.

— Ты сама выбрала такую жизнь.

— Сама. Я и не жалуюсь. Просто прошу, не опаздывайте к обеду. Не андроид, чтобы бесконечно звать, глотку надрывать, — Ирина повернула к дому и по пути прихватила с обочины, упавшую с акации сухую ветку, для костра.

Мы любили по вечерам сидеть вблизи живого огня, а не голографической обманки. На треноге вскипал закопчённый чайник с травяным и жимолостным настоем, и велись долгие задушевные разговоры. Телеголограф автоматически включался лишь на программу новостей.

Подсознательно приятно сознавать, что тебя обошли землетрясения, наводнения, технологические катастрофы, террористические взрывы, немотивированные убийства близких людей. Всё это происходило далеко, почти в параллельном мире. И можно лишь на минуту задуматься, посочувствовать бедолагам, которым сильно не повезло, и — забыть.

Вдруг в голове отчётливо прозвучало:

«Артём, любимый, откликнись».

«Снофрет, это ты?!»

«Я — Нубнофрет. Снофрет рядом. Не ищи нас, любимый. Мы уже смирились с разлукой. Обе в положении. В январе будем рожать. Мы же знаем, ты не хотел детей».

«Нуби, кто вас похитил? Я глотку ему перегрызу».

«Не стоит. К нам хорошо относятся. Ты был прав, когда говорил о соблазнах вашего мира. Они велики. Мы благодарны тебе, что перенёс в свой мир».

«Нуби, где вас держат?»

«Уже никто не держит. Мы свободны. Относительно. В той же степени, как и ты».

«Где Снофрет?»

«Ты всё же её больше любишь. Первой её назвал».

«Нуби, вы для меня одно целое. Я вас обеих люблю. Я не могу без вас!»

«Но мы очень разные».

«Почему молчит Снофрет?»

«Она слышит тебя. Ей нечего сказать. Всё, связанное с тобой, было слишком прекрасным воспоминанием. Но сейчас у нас иная жизнь. Так уж случилось, ничего не исправить. Мы уже любим других. Прощай».

— Артём, что с тобой?! Застыл истуканом, — удивилась Ирина.

— Нубнофрет на связи.

«Ирина с тобой? Я так с ней и не встретилась. Снофрет передаёт ей привет, благодарит за прекрасное к себе отношение. Огорчает, что не может с ней встречаться, дружить семьями».

«Я хочу увидеть вас. Должен убедиться, что с вами всё хорошо».

«Мы в полном шоколаде, — так у вас говорят».

«Ты в России, или в другой стране? Где вас прячут?»

«Мы…» — и голос Нубнофрет внезапно оборвался.

       Напрасно я пытался вновь и вновь установить связь — эфир глухо молчал. Ирина слышала последние наши фразы, мои бесплодные попытки.

— Не расстраивайся, Артём. Им не разрешают общаться с тобой. Но им, судя по её словам, вовсе не так уж плохо.

— Ира, как ты не понимаешь, я чувствую ответственность за них! У них нет выбора.

— Но это не значит, что им скверно. Кто знает, может быть, им с другими мужчинами будет лучше? Ты далеко не идеал. Уж мне ли не знать.

— Да, она упрекнула, что я не хотел детей, а они сейчас обе в положении. В январе будут рожать.

— Вот видишь! Ты ещё не созрел для отцовства.

— Не в этом дело. Мне без них плохо. Словно вынули стержень из моей жизни. Они были идеальными. Для меня.

— Я понимаю. Но ты ничего не можешь изменить. Даже если найдёшь, они, может быть, не захотят к тебе вернуться.

— Ирка, у меня душа неспокойна. Я должен быть уверен, что им хорошо.

— Она же сама сказала, что им славно.

— Может быть, им дали возможность говорить с ножом у горла?

— Зачем такие сложности? Могли бы и дальше молчать. Наоборот. Это начало послаблений. Они уже уверены, что девчонки от них никуда не уйдут. Думаю, через год им разрешат увидеться с тобой.

        Ирина оказалась права. Летом 2101 года, когда я с букетом цветов шёл по набережной Жигулёвска на свидание с Валентиной, увидел идущих навстречу очаровательных женщин с полуторагодовалыми детьми на руках. У меня сразу же ёкнуло сердце. Это не могли быть андроиды типа А-Снофрет.

Я в растерянности остановился. Не сразу и разобрался, кто из них Снофрет, а кто Нубнофрет. Обе в лёгких, почти одинаковых платьях, типа сарафана, но разной расцветки. Они приближались, смущённо улыбаясь.

Снофрет смахнула слезу, прижимая малышку в розовом платьице. Нубнофрет выглядела бойчее, смело смотрела в мои расширенные зрачки, держала мальчика в матросской форме. Я сглотнул предательский комок в горле. Сёстры были прекрасны в своей женской ипостаси. Рафаэлевские мадонны египетского разлива!

Они подошли и молча обняли, на несколько секунд прижавшись щекой с моими пылающими щёками. Потом отстранились на шаг и обе с гордостью посмотрели на своих детей.

«Не хочешь подержать? Могли быть твоими», — кто-то из них произнес.

Я не стал уточнять, кто. Взял на руки детей. Они доверчиво пошли, с любопытством сверкая карими глазёнками. Славянской внешности, с едва уловимой примесью египетской крови.

«Да. Отцы русские», — прозвучало пояснение.

— Где же они? Смельчаки.

— Не хотят светиться, — сказала Нубнофрет. — Ты ещё не совсем успокоился, начнёшь выяснять отношения, махать руками. Придёт время — узнаешь. Они близнецы. Сразу же полюбили, когда увидели нас по голографу, посчитали, что у тебя перебор, решили восстановить справедливость — похитили. Мы долго злились на них, но они были столь любезны и обаятельны, что растопили наши сердца. К тому же, они сразу заверили нас, что желают иметь от нас детей.

— А я разве был против?

— Нет, ты не был против. Ты просто не хотел иметь детей, — уточнила Снофрет.

— Вернитесь, и у нас будет целый детский сад. Я стану патриархом огромного семейства.

— А эти как же? — Снофрет забрала у меня девочку, а малыш потянулся к Нубнофрет.

— Будут нашими.

— Поздно спохватился. Отцы в них души не чают, не отдадут. К тому же, твоё сердце уже занято, — Нубнофрет показала взглядом на букет.

Я разделил букет на две части и протянул обеим.

— Пока ещё не занято. Моё сердце с вами. Я вас обеих люблю. Как увидел вас, идущих навстречу, то понял, что готов на всё, лишь бы снова быть с вами. Вы отравили моё сознание. Без вас моя жизнь пуста и безрадостна.

— Ну почему ты не говорил этих слов раньше?! — глаза у Снофрет заблестели слезинками. — У меня бы хватило сил для отказа. Сейчас всё…

— Тогда я не ведал этого. О потере узнаёшь, когда потеряешь. Вернитесь! Я стану вашим рабом! Исполню все ваши желания.

— У нас уже почти не осталось неисполненных желаний, — посерьёзнела Нубнофрет. — Да и ты к роли раба не годишься. Продолжай свой путь к своей новой возлюбленной. Кто она? Отдай ей цветы, а нас забудь. Но не совсем. Иногда вспоминай.

Они вернули мне цветы. Я нахмурился, осознав, что, действительно, моя душа отравлена пониманием, что где-то рядом будут жить те, которых я так безоглядно и ненасытно любил, сам того не соображая.

— Я вас найду и выкраду, — глухо пообещал я.

— А вот этого делать не нужно, — заявила Нубнофрет. — Не превращай трагедию в фарс. Оставь нам надежду думать, что ты лучше, чем можешь быть. Наши мужья, может быть, не идеал мужчины, каким был ты для нас, но мы их любим и не хотим с ними разлучаться.

— Но я могу хоть изредка с вами видеться?

— Возможно, позже. Когда наши и твои чувства стабилизируются.

— Значит, вы всё же любите меня?

— Ты же не принимаешь нас за бесчувственных кукол? Когда-нибудь снова увидимся. Мы часто просматриваем твои путешествия в Египет. Не пропускаем новости, если в них показывают тебя. К сожалению, это бывает редко. Ты не стремишься к славе. А подглядывать считаем не вправе. У тебя могут быть свои тайны, которые нам не понравятся.

— Ностальгируете по родине?

— Не очень. Тебе не понять, как нам было трудно там существовать. Это был беспросветный ад. Только очутившись здесь, мы это осознали. Вы живёте в раю и не понимаете этого. Конечно, не все из вас благоденствуют, но даже их жизнь не сравнить с нашей тамошней. Снофрет открыла в себе талант модельера. Я, под впечатлением ваших картинных галерей, начала рисовать. Это изумительное состояние — творить. Состояние эйфории. Прощай, Артём.

— А поцелуй на прощание?

Нубнофрет понимающе улыбнулась:

— Не стоит. Я помню, как ты умеешь целоваться, с ума сходила. Обижалась, что не так уж часто приникаешь к моим губам. Но сейчас за нами следят мужья.

— Где они? — я оглянулся по сторонам. — Начищу морды.

— Не сможешь. Кирилл чемпион по… Следят по ментальной связи. Нам едва удалось их уговорить на эту встречу с тобой. Мы не хотим их разочаровывать.

— И не нужно.

Я сам подошёл к Снофрет и с силой страстно поцеловал, затем Нубнофрет. Разницы губ не почувствовал. Но кровь ударила в голову, хлынули воспоминания. Видел, что и они тоже кое-что вспомнили, засмущались, наклонились к детям, поправляя на них одежду.

— Как их звать?

— Хотела назвать Артёмом, но Володя не разрешил оставить о тебе память. Александр.

— А у меня Танечка, в честь Татьяны Лариной. Героини Пушкина. Ты помнишь Евгения Онегина?

— Ты столь консервативна?! — удивился я.

— Любимое имя свекрови, — пояснила Снофрет. — Я не стала возражать. У русских должны быть русские имена. Спеши, ты опаздываешь на свидание. Мы тебя задержали.

— Останьтесь — познакомлю, — искал я предлог для задержания сестёр, усилием воли сдерживаясь, чтобы не упасть на колени и обнять волшебный, будоражащий стан. Но какой из них? Была бы одна, я бы так и поступил.

— Ревновать не станет? — засмеялась Снофрет. — Да и мы не желаем разочаровываться, если не понравится. А нам никакая не придётся по душе, ты достоин только нас, поэтому лучше расстанемся здесь. Не забывай.

           Они взяли детей на руки и продолжили неспешный путь по зелёной набережной, обсаженной берёзами, вязами, ивами. Я то смотрел им вслед, то отворачивался к водохранилищу, где ослепительно отражалось солнце, не зная, не соображая, что со мной происходит. Побежать за ними? И что это даст? Наверняка, в конце аллеи их ждёт автомобиль, где сидят их мужья. Пусть изобьют, но душа перестанет страдать. Я не заслужил такой участи! Или заслужил? Мне ли не знать?

— Артём, ты почему здесь стоишь? Разве мы у причала договорились встретиться? Хорошо, я догадалась пойти тебе навстречу. Куда смотришь? Что с тобой? Чем-то расстроен?

Оглянулся. Валентина. Из-под короткой шафрановой юбчонки выглядывают длинные соблазнительные ноги. Символическая лазоревая блузка с бретельками едва прикрывает остро торчащие груди с тёмными сосками. Умеренный макияж на овальном миловидном лице, знает, что не терплю чрезмерной разрисовки. Через плечо сумочка из крокодиловой кожи. Прикид что надо.

Но почему меня так тянет оглянуться в конец аллеи? Сестёр уже не видно из-за гуляющих вдоль набережной. Мираж? Иллюзия? Словно никогда их и не было. Но губы ещё помнят прикосновения упругих губ одной и другой. Прикосновения зубов. Мимолётная ласка трепетного языка.

— Прости. Это тебе, — сунул ей в руки букет.

— Спасибо. Ты настоящий рыцарь. Мои любимые жёлтые розы. Куда пойдём?

— В ту сторону.

Я всё ещё надеялся снова увидеть сестёр, хотя бы издали, случайно. Но зачем? Валя взяла меня под руку, на миг прижалась тугим бедром и защебетала:

— Артём, ты не представляешь, что недавно увидела? Двоих андроидов типа А-Снофрет с прелестными детьми, мальчиком и девочкой! До чего же у людей извращённый вкус! Уже не только живут с ними, трахают, но и доверяют воспитание своих детей! А потом будут вопить о потерянном поколении, которое воспитано андроидами. Конечно, к кому больше будет чувств, к родным, которые их забросили, или к андроидам, которые их воспитали? Что ты об этом думаешь?

— О чём?

— Об андроидах. Их так много развелось. Чуть ли не на каждом шагу можно встретить изумрудные серёжки. Я представляю, каково тебе постоянно натыкаться на суррогатных подделок. Ты их любил?

— Кого?

— Что с тобой, Артём? Ты не в себе. Я разговариваю с тобой, а ты о чём-то своём думаешь, — рассердилась Валя, заглядывая мне в лицо. — Неприятности на работе? С отцом нелады?

— Извини, всё нормально, и на работе и дома, — я вздохнул и снова посмотрел вдаль аллеи. — О чём ты вела речь?

— Ладно — забыли. Что нового у тебя на работе? Это правда, что к вам недавно привезли мальчика с раздавленными ятрами? Как это он умудрился?

— Выпендривался перед дружками. Катался на скейтборде, не удержал равновесие на перилах и ударился всей массой в межножье. Ничего страшного не случилось, очередное преувеличение слухов. Нанотерапевты успешно убирают все гематомы и устраняют разрывы. Лучше расскажи о своих успехах.

— А зачем вы тогда нужны, если за вас всё делают нанотерапевты?

— Мы сканируем повреждения, ставим окончательный диагноз, контролируем лечение. В данном случае всё могло закончиться гораздо печальнее, действительно, раздавливанием.

— И что тогда?

— Удаление травмированных частей и имплантирование стволовых клеток. Что, конечно, задержало бы физиологическое созревание мальчика, но всё было бы своим, не заимствованным из пробирки.

— Нет, мальчишки бесшабашный народ! Так рисковать из-за сомнительного удовольствия прокатиться на доске!

— Это у нас в крови. Не у всех, но у большинства.

— Куда ты так спешишь? Я едва за тобой успеваю. Артём, что с тобой? Кого ты всё время высматриваешь? Что случилось?

— Извини. Я, действительно, не в себе. Не знаю, что делать? И нужно ли? — потерянно произнес я.

Валя остановилась и, пристально посмотрев на меня, догадливо ахнула:

— Так это были они?! Как же я не сообразила? Ты всё ещё их любишь. Они приходили на встречу с тобой. Ты и им назначил свидание. Я здесь лишняя. Прощай! И больше не пытайся со мной связываться! Я не желаю быть…

        Она всхлипнула, и с гневно алым лицом сильным толчком, словно ударила, сунула букет роз мне в руки, несколько жёлтых лепестков упало на тротуар, развернулась и пошла прочь по набережной. Я не сделал попытки её остановить. Зачем? Она права. Я должен сам разобраться с собой, а потом уже приглашать кого-то на свидание.

        Я потерянно шёл по солнечной стороне, никого не замечая. Мне было очень грустно, опустошенно. Хотелось броситься навзничь на травяной откос и плакать навзрыд, как в детстве. Но это невозможно — слёзы будут сухими. Меня обокрали, а я ничего не могу сделать, даже заявить об этом во всеуслышание не в силах. Кто причина моих бед? Кто виноват? И повинен ли?

                2008-2010 год.
                Ставрополь-на-Волге.