Среагировав на дрогнувший голос Нубнофрет, я поднял голову от задумчивого созерцания колец лука, кусков жирной селёдки, веточки петрушки, укропа. Над головой отца возвышался качок от ближнего к нам стола. А-Снофрет, оставшаяся одна, холодно и равнодушно смотрела в нашу сторону, держа на весу бокал с вином, хотя бы разок пригубила для разнообразия.
— К-какая из вас н-настоящая? — пошатываясь, спросил качок. — Хочу п-пригласить на п-приватный танец. Надо же когда-нибудь разобраться, чем живая отличается от андроида? Или они все на один ощуп? Чего выставился? Меня твои з-заморочки не берут. Я не чипанутый. Не возникай.
Я, действительно, пытался ментально подавить его волю и отправить к скучающему андроиду, которого, по складу своего характера, не мог не воспринимать как одушевлённое существо, тем более похожего на мою возлюбленную, но качок не поддавался воздействию, что объяснялось отсутствием чипа в его блестящей, гладко выбритой черепушке, и алкогольным состоянием, когда сознание трудно направить в единое русло, оно мягко расплывается в бесформенное облако.
— Молодой человек, дамы не танцуют, — отец попытался разрулить неприятную ситуацию, делая мне знак, чтобы не вмешивался. — Вы должны знать, они из Египта, а там не обучают нашим танцам.
— Научу! — обрадовался качок. — Моя тоже не танцевала, но как только сказал, что отправлю на переплавку, так сразу запрыгала вокруг меня, и даже петь стала голосом Ермиловой. Сто пятьдесят тысяч рублей не за хрен собачий отдал. Так, которая из них живая? Эта?
Он грубо схватил Нубнофрет за руку и потащил из-за стола. Я поднялся и, перехватив его кисть, попытался большим пальцем прожать сухожилие, чтобы разжать захват. Но он не зря выглядел качком, его рука напоминала пластиковый протез, а он сам — андроида, если бы я не знал, что их поведение всегда корректно.
На глазах Нубнофрет показались слёзы, беспомощно оглянулась на нас, и меня охватил гнев. Не раздумывая, с силой ударил каблуком по его туфле из мягкой кожи. Он удивлённо ойкнул от боли, отпустил руку девчонки и пьяно широко замахнулся, подставляясь под элементарный приём.
Я захватил его руку и с вывертом, через плечо, с силой бросил на паркет в проход между столами, его нога, всё же, задела за ножку соседнего стола, отчего наполненные бокалы упали.
— Ты чего?! — взревел он, переворачиваясь и поднимаясь на четвереньки. — На Пашу Кислого руку поднял? Да я тебя в бараний рог скручу! Живым, сучара, отсюда не выйдешь.
Заскользил руками по карманам, охлопывая, подыскивая нужное подкрепление своим словам. Но, подбежала охрана ресторана и, ласково уговаривая с двух сторон, увели Пашу в кабинет. Метрдотель извинился перед отцом за причинённое происшествие.
— Вообще-то он тихий. Не знаю, что на него сегодня нашло. Увидел ваших девочек, и крыша поехала. Вы же должны понимать, какая публика сюда ходит.
— Я понимаю. Моей ноги у вас больше не будет.
— Но мы-то при чём, Пётр Евгеньевич? Вы у нас уважаемая личность, а вашего сынка мало кто знает. Да ещё при таких исключительных дамах.
— Они девчонки, а не дамы.
— Девчонки дома сидят, — поджав губы, заметил седоусый метрдотель. — Девочкам не положено в ресторане находиться. Закон нарушаете, господин любезный.
— Петя, идём отсюда, — вступила мать. — Бесполезно что-либо доказывать.
— Да я и не собираюсь. В кои века собрались в ресторан, и на тебе, — расстроено проговорил отец.
На улице мы взяли такси, перехватили у только что приехавшей пары, и я сказал:
— Мы вас проводим, высадим, а потом поедем домой.
Вечер испорчен, не стоит его снова всем переживать. Пусть новые впечатления у девчонок заглушат неприятные воспоминания.
— Вы хоть наелись? — озаботилась мать.
— Как, девочки, сыты, или поедем к матери?
— Обожрались. Жаль, не успели мороженое поесть, — вздохнула Снофрет. — Я готова его днём и ночью уписывать за обе щёки. Так можно сказать?
— Правильней — уплетать, наворачивать, уминать. Это поправимо. Заедем в магазин и возьмём весь запас вашего любимого. Мой холодильник, всё равно, пустой. Чем-то надо забивать.
— Я завтра приеду и помогу заполнить, — спохватилась мать.
— Мама! А мы чем будем заниматься, если ты всё за нас станешь делать? Пусть девчонки привыкают сами хозяйничать. Когда своими руками что-то делаешь, быстрее запоминаешь.
— Ну, как знаете. Я хотела как лучше. Погоди, я дам шарф Нуби, у неё вся шея открыта. Простудится. Как это я не заметила, когда выходили из дома?
— Не переживай, ничего не случится, у неё усовершенствованные нанотерапевты.
— Зачем же терпеть холод, если есть шарф? Мне приятно проявить заботу. Не стесняйся связываться с нами, не заставляй смотреть телеголограф, чтобы узнать о вас хоть что-то. На работе больные, первым делом, мне сообщают о ваших поступках, словно своих забот мало, живут чужими. Но это в какой-то степени и хорошо. Отвлекает от своих проблем. Приезжайте в любое время.
Мы высадили отца и мать у калитки перед ярко горевшим фонарём, простились, и я, не дожидаясь, когда они войдут в двери, набрал в навигаторе автомобиля код своего дома и нажал ввод. Машина мягко сорвался с места, вдавливая нас в кожаную спинку. Я оглянулся на сестёр, сидящих на заднем сидении. Они тревожно смотрели на меня.
— Испугались? Я виноват, не подумал, что ваше появление в ресторане так озаботит некоторых наших недоумков. Они полагают, что физическая сила и деньги важнее всего на свете, могут не считаться с чувствами и мнением других. Как видите, наш мир несовершенен и далеко не походит на пресловутый рай. Снофрет, ты ещё не привыкла?
— За неполных четыре месяца? — удивилась она.
— Ты права. Мне уже тридцать четвёртый год, а я до сих пор не могу притерпеться к этой нечисти. И поделать с нею ничего невозможно, равные права у всех: у мерзавцев, хулиганов, педофилов, добропорядочных граждан. Задерживают и изолируют только после совершения преступления. А это слабое утешение. Создаётся впечатление, что у преступников прав намного больше, чем у законопослушных. Они могут вытворять, всё что пожелают, а ты всякий раз оглядываешься на мораль, этику. Вот и наша улица. Запоминайте, чтобы потом не пришлось искать, если пешком пойдёте без меня. На такси проще, стоит набрать код дома.
— Ваши дома, несмотря на расцветку, очень похожи друг на друга. Легко заплутать, — заметила Нубнофрет.
— У архитекторов не хватает фантазии разнообразить, строят-то из стандартных блоков. Пользуйся сканирующим сравнением, тогда не ошибешься. Для меня — ваши дома на одно лицо. Точно так же лица китайцев трудноразличимы, а мы — для них. Кто к чему привык. Каждый кулик своё болото хвалит.
— Второй раз слышу эту вашу поговорку и не могу представить, что такое — это ваше болото? — спросила Снофрет. — Микрочип выдаёт только местонахождение болот. Их не так-то и много. В Белоруссии. В России почти не осталось. Только на севере.
— Да, для вас это экзотика, трудно представить, чтобы земля веками не просыхала от влаги, образуя глубокую топь, куда безвозвратно проваливается всё, что неосторожно приблизится и ступит.
— И люди?
— А люди, особенно.
— Зачем же тогда кулик хвалит своё болото, если оно такое страшное?
— Для кулика оно неопасное, родное. Как для вас пустыня. Нуби, чуть нагни голову на выходе — стукнешься. До сих пор вынуждены уменьшать высоту автомобилей, чтобы снизить энергозатраты на преодоление воздушного потока.
Быстро прошли к подъезду с загнутым козырьком, как у китайской пагоды, — ледяной ветер быстро выбил остатки хмеля. Девчонки подняли воротники шуб, посмеиваются над необычными ощущениями. Подставляю лицо под оптический сканер, левую ладонь на определитель кровеносных сосудов пальцев, ввод, и дверь распахнулась в просторное и светлое фойе.
Всё сделано, чтобы посторонние не смогли проникнуть в жилище. Так-то оно так, но постоянно в новостях рассказывают об ограблениях. Непонятно, как воры умудряются прокрадываться в здания? Но об этом пусть думает наша доблестная полиция.
Молча поднялись на скоростном лифте на 28 этаж тридцатиэтажного дома, вошли в двухкомнатную квартиру общей площадью в 55 квадратных метров. Для одного — в самый раз. А трое — уже постоянно натыкаются друг на друга.
На Марсе я привык к одиночеству и мирился с теснотой. Работы непочатый край, чтобы делать её вдвоём. С Леной у меня была полнейшая совместимость неоднократно проверенная на Земле разнообразными тестами. Но, сознание, что мы на три года прикованы друг к другу, незаметно отравляло атмосферу блока в сорок квадратных метров, почти полностью заставленных аппаратурой и ящиками с сублимированными продуктами.
Койку для отдыха спускали с потолка, сидения откидные, ходили бочком, постоянно натыкаясь на округлые края механизмов. Напряжение накапливалось, и уже на втором году начались обоюдные подкалывания, замечания, которые переросли в злые и обидные перепалки. Не могли даже смотреть друг на друга без того, чтобы не поднялось кровяное давление. Нечто подобное было и у Олега с Ольгой. Поэтому на 24-й месяц пребывания на Марсе мы поменялись партнершами. И только так смогли более-менее спокойно дождаться смены.
Конечно, у Ольги в повседневной жизни был отвратительный характер, но я знал, что мы через год навсегда разбежимся, поэтому вынужденно терпел её взбрыкивания, немотивированные капризы, но потом, после окончания рабочего дня, в постели вымещал на ней всю свою накопившуюся злость. Казалось, и она тоже этим занималась, и оттого наши сексуальные игрища затягивались на долгие и приятные часы. Обессилев, мы раскатывались в разные стороны, с усмешкой поглядывая друг на друга.
— Ты монстр, волосатая горилла, — говорила она. — Посмотри, что ты со мной сделал. Всё тело в синяках. На люди выйти стыдно.
— А ты — Клеопатра, убивающая любовников своей страстью. У меня нет сил подняться к столу, хотя голоден, как сто тысяч чертей. Приготовь ужин. Жрать хочу.
— Ты уверен? И я тебе не нужна? — вкрадчиво спрашивала она и начинала с кошачьей грацией медленно приближаться ко мне. И у нас начиналось всё сначала.
После возвращения на Землю, мы какое-то время пробовали жить вместе, пока не поняли, что нам лучше разбежаться, если не хотим причинить друг другу увечья. Через два месяца Ольга вышла замуж за инженера из Норвегии, и уехала с ним в ЮАР, родила мальчика, потом девочку.
Год назад связалась со мной, едва не помешав финальному аккорду с Наташкой — это был первый вечер после нашего знакомства в баре на набережной. Пришлось Ольге соврать, мол, только что вернулся с пробежки, поэтому проблема с дыханием. Мы мило поболтали, обменялись новостями. Ольга призналась, что до сих пор любит меня, часто вспоминает, я был лучшим любовником в её жизни. Я согласился:
«Если бы не твой несносный характер, мы были бы чудесной парой».
«Это у тебя невозможный характер! Забыл, сколько я натерпелась от тебя, слёз пролила?! Ты самовлюблённый эгоист, только о себе и думаешь. Никогда мне не уступал».
«А ты разве не такая?»
«Наверное. Мы друг дружку стоим, два сапога пара».
«Но с разных ног и разного размера».
«И это печально. Потому что я готова в любой миг бросить всё, даже детей, и убежать к тебе, если б ты только позвал».
«На совместную каторгу?»
«Ты прав. Нам надо жить в разных домах и на параллельных улицах, чтобы реже сталкиваться, но, всё же, иногда встречаться. Не мог бы ты приехать ко мне, хотя бы на неделю, чтобы я вновь почувствовала твой невыносимый характер и осознала, что с тобой невозможно жить? Я бы так не мучилась тобой».
«Оленька, мы уже через час вцепимся друг другу в глотки. Оставь всё как есть. Мне тоже временами приятно вспомнить тебя, наши битвы. Ты была великолепна. Ты очень красива».
«Ты в первый раз это сказал. Почему?»
«Ты всегда это знала, и что я тебя люблю».
«Странная у нас была любовь».
Диалог продолжался до полуночи, пока не уснул. Утром долго ходил под впечатлением ночного разговора, словно приснившегося, потому что проходил в ментальной связи. Лену я почти не вспоминал, не оставила след в моей душе, как Ольга. Вот тебе и тщательное предполётное тестирование пар.
В реальной жизни я бы никогда не подошёл к Ольге, несмотря на её красоту, не переношу показное кокетство, жеманничанье, беспричинный глупый смех. Но, при угрозе остаться одному на почти безлюдной планете, чего только не вытерпишь. Шоколадные американки соседних станций не возбуждали, хотя они были настойчивы и бесстыдно развязны, когда приезжали на проведение совместных праздников.
Ольга тоже охотно танцевала, флиртовала с ослепительно белозубыми чернокожими американцами, но этим и ограничивалось, лукаво поглядывала на меня, мы оба знали, что нас ожидает после отъезда чужих, которые несколько скрашивали наше вынужденное анахоретство. Приятно сознавать, что при необходимости кто-то да сможет прийти на помощь.
Человек доложен иметь право выбора партнёра, а это произойдёт, когда на Марсе будет полноценное поселение в тысячу человек, а не в 34, как сейчас. Не скоро это случится. Каждые десять лет население Марса удваивается. Полвека ждать.
Сёстры разбрелись по квартире, разглядывая холостяцкое жилище, кухню с навесными шкафчиками, вытяжкой, непонятными им приборами, настенными голографическими натюрмортами, ежедневно меняющими композицию и ассортимент. Вышли на закрытую лоджию со шведской стенкой, тренажёрами, набором гантелей. Полюбовались открывшимся видом ночного города и водохранилища, забитого ломаным льдом, который изредка бликовал от фар пролетающего флаера.
А я подумал, что моя квартирка маловата для троих: каждой захочется иметь свою спаленку, чтобы не возникали мелкие разногласия. Легче предусмотреть конфликт, чем потом его устранять. Надо будет подыскать, минимум, трёхкомнатную, или уж сразу четырёх, если пойдут дети, всё возможно, чем-то их надо занять, на работу не пошлёшь. Пусть детьми и займутся. Всё какое-то занятие.
А мне хорошо бы в этом районе дополнительную работу найти: консультации хроноразведчиков не дадут приличного заработка. Привык к живописному виду на водохранилище. Голография не даёт полного ощущения пространства. Но это потом. Не всё сразу.
Снофрет непринуждённо скинула на кресло вечернее платье и нагишом пошла в ванную. За нею потянулась и Нубнофрет в таком же виде. А я спохватился, что им нечего надеть после купания, всё осталось у родителей. Открыл шкаф, и среди своих многочисленных рубашек нашел всего лишь три разноцветные кружевные ночнушки. Платья Наташка все забрала. А ночнушки оставила с тайным расчётом, что я их найду и возжелаю её. Но я не фетишист, не рассматриваю и не нюхаю.
— Артём! — вразнобой донеслись игривые голоса из ванны.
Сёстры с довольным видом плескались в мыльной пене.
— К нам не хочешь? — лукаво спросила Снофрет, подняв точёную ножку вверх, видела, как это делают красотки в телерекламе. — Мы потеснимся.
— В серёдку?
— Куда пожелаешь. Можешь рядом со мной.
— Или со мной, — добавила Нубнофрет.
— Боюсь, тогда нам будет не до купания. Так, вам заказывать мороженое?
— Обязательно!
— Тогда недолго плескайтесь, иначе растает. И не забывайте о печальной участи двенадцатого президента США Закари Тейлора.
— Который в жаркий полдень съел слишком много мороженого и на пятый день умер от несварения желудка?
— Он самый. Почти похожая смерть постигла и Будду, который жирный обед запил холодной ключевой водой.
— Проглядев уйму сведений, я вывела заключение, что умеренность во всём — вот основной ключ здоровья и долголетия, — произнесла Снофрет, выходя из ванной комнаты обнажённой.
Следом за нею показалась и Нубнофрет в таком же, соблазняющем виде. Они довольно улыбнулись, заметив мой облизывающий, их стройные фигуры, взгляд. Девчонки были само совершенство. Неужели они договорились? Я с трудом проглотил комок в пересохшем горле, представляя, какая ночь меня ожидает. Мечта не одного прыщавого юнца.
— Платья, одежду завтра привезу от родителей, а пока можете облачиться в ночнушки. Выбирайте, какая понравится, — я кивнул на диван. — Мороженое на столе. А я пойду тоже сполоснусь. Негоже быть грязным среди чистых красавиц.
— Тебе мороженое оставить? — спросила Снофрет.
— Если не хватит, можешь снова заказать, ты же знаешь, как.
— Не задерживайся. Нам без тебя скучно, — подала голос Нубнофрет, и они заливисто рассмеялись. Чертовки!
Я смущённо отвёл взгляд: игра уже велась не моему сценарию, мысли путались как у совращаемого отрока, прошёл в спальню разделся и направился в ванную. Дотошно намылился, несколько раз включал контрастный душ, чтобы успокоить преждевременный напряг, слишком уж били по воображению две обнажённые натуры, которые продолжали стоять перед глазами.
В темпе побрился и надушился дорогим одеколоном, который так нравился Наташке. Выйти ли таким же неприкрытым, или надеть плавки? Долг платежом красен. Ню так ню. На коромысло можно повесить ведро с водой, как это делал приснопамятный Лука Мудищев, холодный душ не помогал. Нужно включать суггестию. Напряжение чуть спало, позволив перевести дыхание.
продолжение следует: http://www.proza.ru/2015/06/23/202