На Небесах разразилась воробьиная ночь. Зубастый ливень грыз ветви вишен, обрывал лепестки на клумбах и тряс карнизы. Изнеженные жители прятались за резными дверьми и ажурными ставнями.
Тенпо ловил створки окна, ногами отпихивая книги в безопасное место.
Кенрен считал прутья кладовой, где его застала гроза. Дождя он не боялся, но интуиция подсказывала чуткому генералу, что, оказавшись под открытым небом, можно схлопотать от осатаневшего повелителя воды, а, по совместительству, командира, молнией в темечко.
Когда дождь пересек полночь, Кенрен решился. Закрывая ладонью глаза, он ушел в ночь. К автору дождя.
Кенрен увидел спящую стихию, его жаркий лоб, пересохшие губы и испугался. Голубоватые веки рептилии подрагивали – Годжуну снился сон.
- Годжун-сама, - позвал Кенрен, которому категорически не понравился беспокойное, болезненное состояние командира.
Годжун не просыпался. Не разбудило его и легкое тормошение. Генерал окончательно убедился, что дело нечисто, приподнял Годжуна за плечи и несколько раз встряхнул. Драконья голова уныло и безвольно моталась, стукаясь острым подбородком о костлявую грудь. Генерал вошел в раж.
- Что, жемчужину вытрясаешь? – осведомилась с порога Милосердная.
Она отжала волосы и попыталась расправить подол платья.
- Положи на место. Из него скоро мелкие детали сыпаться начнут!
- Что с Годжуном?
- Спит.
- Это я и сам вижу. Почему не просыпается?
- За...
- Заколдован?
Бодхисатва шмыгнула носом.
- Ага!
- Кем? – прищурился Кенрен.
Бодхисатва красиво пожала плечами.
- Не знаю.
- Вы пошутили?
Милосердная замотала головой.
- На него наложено заклятье.
Кенрен призадумался.
- Его теперь лягушка поцеловать должна?
Милосердная кивнула. Кенрен обреченно вздохнул и ушел в дождь. Милосердная присела на край кровати.
- Что же мне с тобой делать? Годжун, ты любишь целоваться с лягушками? Этот генерал не успокоится, пока всю квакающую живность на Небесах не переловит. Представляю себе сцену. Сидят они с маршалом на полу и раскладывают добычу на две кучки: жабы – отдельно, лягушки – отдельно. Потом жаб выпускают, и они плотной стай прыгают по главной аллее на свободу. А лягушек Кенрен несет тебе. Или ты жаб предпочитаешь?
Милосердная намочила в ванной полотенце и положила на лоб «заколдованного». Она попробовала разбудить Годжуна энергией ки, но тот не ответил. Наверно, не позволяло хрупкое, сломленное болезнью тело.
- Оно и к лучшему, - вздохнула Милосердная. – Отдыхай, я с тобой посижу.
Через полчаса в комнату вернулся мокрый, раскрасневшийся и веселый генерал. В руке он сжимал блестящую коробочку.
- Так, госпожа. Дело предстоит сугубо личное, интимное, можно сказать. Попрошу вас того…
Милосердная так удивилась, что безропотно вышла за дверь. Она постояла перед стеной дождя и уже почти решилась войти в нее, как дождь прекратился. Потрясенная богиня медленно пошла к себе.
- Знаешь, Джирошин, - принимая чашку горячего чая, пожаловалась она, - старею. В сказки перестала верить.
Джирошин мудро промолчал.
Четверть часа назад произошло следующее.
Во-первых. Годжун проснулся и тяпнул подчиненного за ляжку.
Во-вторых. Кенрен вколол-таки командиру полный шприц антибиотика.
А прямо сейчас они косились друг на друга, фыркали и зализывали раны. Годжуну это было делать неудобней.