Памяти Зинаиды Воробъевой
В нашем доме было только одно место, где можно было спрятаться так, чтобы никто не нашел. И я пряталась. Иногда просто, когда играла со своими братьями, а частенько, когда приходил пьяный отец и «гонял» всех домашних. Место это было на чердаке. Совсем в углу за балкой. С одной стороны была стена от печной трубы и поэтому прятаться было иногда даже жарко и я не выдерживала и выходила сдаваться. Крыша была старая и сквозь щели можно было смотреть, что происходит на улице.
В те дни уже было не до игр, отец и братья были на фронте и посещать мое укромное местечко не приходилось. Пока не пришли немцы.
Мать вбежала в дом, молча кинула мне телогрейку и сквозь слезы выдавила: «Одевайся и беги в лес». Я быстро оделась и выскочила во двор с черного хода, к сараям. Успела добежать до дыры в заборе, как услышала крик соседки и выстрелы. В одну секунду я поняла, что убежать не успею и бросилась в дом. Почти не дыша, забившись в укромное место, которое уже стало мне тесно, я перестала даже слышать свое сердце…
По улице вели людей. Наших вели. Тетю Бетю с дочками, двумя маленькими худенькими девочками. Одну из них она несла на руках, мы знали, что все они не жильцы – девочки умирали от голода. Дед Лева опирался на палку и волочил свою высохшую ногу. И еще человек десять - все наши. Даже полоумный Лешка, с улыбкой до ушей хлопал в ладоши и пританцовывал, как будто его ведут на праздник. Тебя Клава, его мать, бежала за процессией, что-то кричала и падала в ноги то к одному, то к другому немцу. Они громко смеялись и отталкивали ее. Когда она подбежала к очередному немцу, тот стукнул ее прикладом в лицо. Мне показалось, что я услышала хруст от удара в челюсть. Я вскрикнула и в этот момент чья-то сильная рука вырвала меня из укрытия и отбросила в сторону. Упав, я ударилась об балку, но совсем не почувствовала боли.
Немец ткнул в меня винтовкой и показал на выход. Мы вышли во двор на дорогу и меня толкнули в толпу. Шли через всю деревню к зданию сельсовета. Ни одного человека не было на улице, но я чувствовала, что из каждого дома на нас смотрят испуганные глаза. Немцы что-то обсуждали между собой и показывали на меня. Я разобрала только «J;din». «Немцы думают, что ты еврейка»- прошептал мне кто-то в спину. Еврейка – это приговор, это расстрел. Но я не была еврейка, я русская. Хотя внешность моя, с точки зрения немцев, не была русской. Жесткие черные кудри, от голода впавшие щеки и большие миндалевидные глаза…
Нас остановили и выстроили в ряд. Откуда-то появился еще один немец и подошел сначала ко мне. Он больно вцепился пальцами в мой подбородок и внимательно рассматривал лицо. Потом вытолкнул из строя и что-то крикнул. Немцы стали отгонять меня, а я не могла пошевелиться - ни ног не рук не чувствовала… Меня толкали прикладами и кто-то больно пнул сапогом в спину. Я упала, встала и повернулась к нашим. Помню только глаза тети Бети и ее губы и точно прочитала по губам «уходи».
Было страшно, очень страшно. Я развернулась и пошла в сторону дома. Через минуту за моей спиной раздались выстрелы. Я не повернулась, не в силах была повернуться. Я видела перед собой глаза и губы тети Бети… «уходи». Слышала выстрелы, крик и как тяжело падают на землю люди… Они падали с такой силой, что земля под моими ногами тряслась и вздрагивала….
Очнулась только через несколько дней дома. Тогда от пережитого потеряла сознание. Соседи подобрали меня на улице, после расстрела, и отнесли домой. Мать обняла меня и сказала «Как хорошо, что у тебя голубые глаза»…
В нашем доме было только одно место, где можно было спрятаться так, чтобы никто не нашел. И я пряталась, пряталась, когда играла с братом, пряталась, когда хотела помечтать, пряталась, чтобы писать стихи и просто побыть одной. В том укромном месте я читала, много читала про любовь, про приключения, про войну. В том уголке меня никто не находил. Никто, кроме моей бабушки. Она с трудом уже залазила на чердак, и мы прятались с ней вдвоем от всех. Там она рассказывала мне о своей молодости, о своей любви, обо всем на свете, но никогда о войне. Она всегда обнимала меня и говорила: «Как хорошо, что у тебя голубые глаза».