За окном плакала осень, грозя мокрым кулачком взъерошенному ветру, который ходил за ней по пятам, срывая жёлтую листву и бросая ей под ноги. Сентябрь отжал серый плащ тучи, повесив его сушиться на высокий забор возле жилища Ангела. Солнце, смахнув со стекла дождинки, заглянуло в окно, обдав тёплым светом белёные стены, две металлические кровати, стоявшие по бокам комнаты, заправленные голубыми гобеленовыми покрывалами, большой прямоугольный самодельный стол, застеленный клеёнкой. Заглянув в вёдра, наполненные водой, стоявшие на лавке возле печи, оно заплясало посреди комнаты на крашенном полу.
Я сидела на табуретке и смотрела, как Людмила собирается на свидание к Николаю. Она легко, даже как-то весело переживала невзгоды, в отличие от меня. Всегда находила нужные слова или словечки, лёгкие как пыльца цветов. Мне всегда было с ней легко. Она подошла к зеркалу, поправила причёску, обильно напудрилась, затем стёрла с лица пудру полотенцем, подкрасила серые большие глаза, потом накрасила губы и, улыбнувшись, обратилась ко мне:
- Ну, как? Вроде неплохо выгляжу. Надо лицо сделать ярким, чтобы не так бросались в глаза старые поношенные туфли и мой плащ, купленный в комиссионке.
Я утвердительно кивнула головой и подумала: "Что в ней находят мужчины! Ничего в ней нет, ни лица, ни фигуры, худая как щепка, лицо - одни глаза. Я вон какая ладная, и фигура что надо, да и лицом лучше, а они все к ней липнут".
- Да ты вообще прелесть. Тебе идёт этот серый плащ под твои глаза,- слукавила я, спрятав зависть в душе под ковриком.
- Ладно, пойду. Ты тут не скучай. До ночи буду,- сказала, надевая туфли, Людмила.
Я услышала как, охнув, закрылась дверь, и тишина облаком ввалилась в комнату. Я сидела у окна и смотрела на вымытую дождём улицу, по которой торопливо шла моя подруга, на дома, прячущие за лёгким тюлем и шторами заботу и суету. Тоска постучалась в душу и, прошмыгнув, села в уголок, скуля как собака. Я любила Николая, но он выбрал Людмилу. Обида коготком царапнула сердце, приготовившись жевать его, потом, выплюнув, поселиться рядом с тоской и выть вдвоём вместе с нею. Чтобы отвлечься я взяла книгу и начала читать.
Сумерки за окном сгущались. Тьма тянула за руку бесстыжую ночь и та бежала за ней по горящим камушкам звёзд. Надкусанная луна, зацепившись за край облака, упала и повисла над старой пятиэтажкой. В сенях послышались шаги и смех Людмилы.
- До завтра. Мы проспим эту ночь, эти звёзды, выпавшие из нутра неба, эту медовую луну на цветке облака, разлуку, что полосатым шмелем слетит с розы заката, лишь только я увижу тебя. Пока.
- Я буду тебя ждать,- послышался голос Николая.
Дверь пропела и на пороге появилась Людмила, как всегда улыбающаяся и весёлая. Ниточка моего терпения порвалась, и слёзы не вмещаясь в глазах, потекли ручьями в подол халата.
- Ты что? Что случилось? Я что-то не знаю?- спросила она, подойдя ко мне, обняв за плечи.
- Да, нет. Ты пойми, я очень люблю Николая. Пожалуйста, не забирай его у меня, не убивай надежду в моём сердце,- ответила я, глядя мокрыми глазами в её лучистые серые глаза.
- Ну что ты, Светик, мне Колька нравится, смазливый парень, но я его не люблю.Из-за лёгкой влюблённости я не хочу терять свою подругу. Да ну его. Завтра пойдём с тобой в кино, а если хочешь, на танцы. Надо же тебе его как-то заманить в свои сети. Только не плачь. Эти мужики не стоят ни единой твоей слезы. Посмотри, какая ты ладная. Да что, у них глаз нет что ли!- сказала она улыбаясь.
Ночь навалилась на окна. Шурша подолом платья, она ходила тихонько в сенях. Людмила выключила свет и уснула на своей кровати. А я ворочалась и никак не могла уснуть. С какой лёгкостью она отказалась от Николая! Я бы так не смогла даже ради подруги.
Я вспомнила, как мы вместе с ней работали на каникулах на хлебозаводе две недели и, получив деньги, она предложила сложиться и купить мне демисезонное пальто. Я пошла и купила себе пальто, а она до сих пор ходит в стареньком плаще. Мы и обедали зачастую на её деньги, а когда у неё деньги кончались, я доставала свою заначку и ходила в столовую одна без неё, а она голодовала до следующей стипендии. Она никогда не спрашивала о деньгах, прощала мне все проступки. Совесть не заглядывала в окно моей души. Моей подруге, как мне казалось, всегда было хорошо, даже когда плохо. А вот я страдала, и жалеть меня было некому.
Сон начал путать мысли, как мотылёк, кружась над моей головой, махая прозрачными крылышками. Мне стало легко.
- Спасибо тебе, Людмила.Ты настоящая подруга,- прошептала в полудрёме я.
Моё лёгкое тело полетело за призрачной мечтой в небо и, запутавшись в сетях лунной печали, скользнуло между звёзд, освобождаясь от тяжёлых мыслей. Такая лёгкость бывает только во сне, когда не чувствуешь времени, свобода даёт тебе крылья и никто не целится из ружья, ибо нет охотников до твоей изболевшей души.