После завтрака я начистил лошадь и жеребца, расчесал гриву, хвост, чтобы предстали перед Иманотепом в лучшем виде. Опрятный подарок намного ценнее. И мы с Андерари и Снофрет пошли к храму Амон-Ра. Видимо, стражу предупредили, нас пропустили без задержки. Иманотеп вышел из-за боковой мраморной колонны и направился к нам.
Довольно внушительный и рослый мужчина, немногим старше меня, обрит по жреческому обряду — на теле не должно быть ни единого волоска. Вероятно, в какие-то давние времена кто-то из жрецов заметил связь между болезнями и грязными волосами, в которых могла заводиться нежелательная живность; так до сих пор сбривают даже брови, что весьма непрактично, когда солёный пот заливает глаза, мешает видеть. Спасает только лобная повязка.
Мы уважительно склонились перед ним в пояс. Он мельком оглядел меня и Снофрет, и с загоревшимися взглядом уставился на жеребца и лошадь. Не выдержал, стал оглаживать жеребца по шее, крупу. Похвалил:
— Хорошую жертву приносишь храму Амон-Ра, Артём. Я выполню твою просьбу, хотя обычно не допускаем иноземцев в священное хранилище папирусов. Но должен предупредить, чужакам делать выписки и снимать копии запрещено, чтобы не позже не причинили нам вред. Никто из жрецов меня не поймёт, если тебе сделаю послабление.
— Я не собираюсь этого делать. Войду и выйду с пустыми руками. Мне нужно два месяца, чтобы прочесть хотя бы небольшую часть о фараонах когда-либо правивших в Египте, об их деяниях.
— Такой срок вполне приемлем.
Иманотеп полагал, что за это время я успею прочитать не более сотни свитков. Разубеждать не стал, лишь попросил:
— Разреши войти в хранилище с помощницей Снофрет. Она читать не умеет, но будет мне прислуживать, помогать возвращать на место папирусы, подавать и приносить еду, воду, фрукты.
Иманотеп подумал, мужским, цепким взглядом окинул потупившуюся девушку, оценил и ответил:
— Я не возражаю. Дева стоит того, чтобы держать её на виду. Мы тоже пользуемся услугами помощников, учеников. Они не столь сильно отвлекают внимание, как твоя прислужница, заодно учатся находить нужный папирус. Личный пример особенно важен для подражания. Приглашаю разделить со мной обеденную трапезу. Хочу узнать тебя поближе.
— Я и Снофрет с удовольствием принимаем твоё предложение. Это для нас большая честь.
Иманотеп с некоторым удивлением взглянул на меня, он и не думал приглашать Снофрет, в которой легко распознал соотечественницу, но не стал меня поправлять, повернувшись, позвал следовать за ним в тенистую прохладу анфилады храма, где устойчиво держался сквознячок.
Андерари остался в солнечном дворе, в прощальном почтительном полупоклоне, его не позвали. Слуги уводили со двора лошадь и жеребца, к которым я уже привязался, но ухаживать за ними слишком хлопотно. Постоянно нужно думать о кормах, чистке, уборке отходов, об охране. Любишь кататься, люби и… Впрочем, личный слуга доставил бы не меньше хлопот. Влюблённые — эгоисты, не любят лишних свидетелей.
Обед с разнообразными мясными и овощными блюдами, сладкими пирогами и неожиданно хорошим виноградным вином прошёл в обоюдном прощупывании. Каждый из нас не намеревался говорить больше, чем знал. Мне врать не хотелось, не видел смысла. Наконец надоела осторожность, задействовал гипнотический взгляд и голос.
— Иманотеп, тебе незачем меня опасаться. Ты самый влиятельный человек при дворе. Фараон слушает твои советы и ест из твоих рук. Ничто не делается в Та Кемете без твоего ведома. Тебе покойно и хорошо в этой должности. Ты сейчас полностью расслаблен. Слышишь мой голос, и он тебе нравится, внушает доверие. Ты с удовольствием внимаешь ему и жаждешь подчиниться. Есть ли в папирусах храма или ещё где-либо тексты о том, что боги прилетали на Землю, и какие знания они передали людям?
— Да. Эти папирусы хранятся в отдельном помещении под лапами Сфинкса. Никто не смеет туда входить. Уже пять столетий вход замурован камнями. Даже мне ничего неизвестно о подробном содержании папирусов. Верховные жрецы передают друг другу лишь сведения об их существовании. Боги обещали покарать всякого, кто осмелится нарушить их повеление. Жрецы свято соблюдают их волю.
Он ничего нового не сообщил. Об этом потайном помещении египтологи знали ещё в прошлом веке. Но египетские власти решились на новые раскопки лишь в двадцатых годах XXI века. Древние папирусы вызвали кратковременную сенсацию, быстро стихнувший ажиотаж, но и только, — ничего конкретного и существенного в них не было.
Перепевы старинных легенд о сотворении мира, перечисление всех богов по именам, их качественные характеристики, но без указаний координат планет, с которых прилетели, или их привязки к значимым объектам. Длинный свод занудливых наставлений — своеобразный моральный кодекс строителей новой жизни, нового общества, и который жрецы благополучно и надолго зарыли в землю под лапами сфинкса. Никто не любит укоряющего, заповедей, напоминающих о нашей неправедности и неумеренной корысти.
Наши учёные всё больше склонялись к мысли, что, несмотря на молекулярные споры жизни, часто обнаруживаемых на кометах, астероидах, метеорах, сама жизнь на Земле уникальна, как и цивилизации, возникавшие на ней время от времени, но не успевшие созреть до такой степени, чтобы оставить после себя неизгладимую память на последующие тысячелетия, хотя бы в виде безоговорочных артефактов.
Многочисленные пророки, мудрецы на протяжении многих веков предрекали обществу скорую гибель, которая логично вытекает из самого существования человека из-за его непомерной агрессивности и глупости. Все мыслители рано или поздно приходили к этому печальному выводу.
Человек не может быть божьим творением и его подобием, как о том сказано в Библии, слишком он гнусен, эгоистичен, чтобы такому существу давать власть над всем живущим на планете. Но с другой стороны, много ли удовольствия наблюдать за жизнью идеальных, узко запрограммированных людей? Скука смертная. Это существование андроидов в замкнутом пространстве под наблюдением кастрированного программиста.
— Ты должен меня и Снофрет провести во дворец Суссакима.
— Чем оправдаю ваше присутствии со мной?
— Мы твои гости из дальнего царства, хотя бы из Митанни. Пойдём сейчас. Ты хочешь, горишь желанием показать нам дворец фараона, познакомить с его обитателями.
Я мог бы обойтись и без Иманотепа, свободно пройти в любое помещение и не вызвать нарекания со стороны владельцев, но мне для истории нужны комментарии, пояснения. Кто лучше это сделает, как не сам верховный жрец храма Амон-Ра, дающий не только советы фараону, но и указания на счёт внешней и внутренней политики?
Каждый город Египта, каждый дворец был обнесён толстенной стеной из кирпича-сырца, что сильно портило общее впечатление от внешнего вида. Здесь крепко сидел страх перед вторжением. Бедняки, ремесленники жили за стенами, незащищёнными от ночных разбойников. Они изо всех сил старались переселиться под укрытие крепостных стен, или взгромоздить своё жилище на саму стену, но не многим это удавалось, лишь при слабых фараонах, которым не хватало сил следить за подданными, добро бы сладить с непрошеными гостями.
Псарня и конюшня располагались на северной стороне от дворца, на восточной — кухня, пекарня и домики слуг из кирпича-сырца. Тут же возведены амбары в форме ульев, среди фруктовых деревьев, сикимор, граната, финиковых пальм, ююба.
Мы до вечера бродили по огромному сумрачному дворцу Суссакима, в котором не было привычных для нас окон, рассеянный свет поступал из высоких дверных проёмов с южной стороны.
Все стены дворца, колонны и даже пол живописно расписаны сценами охоты, рыбалки, отдыха. По потолку вперемешку с листьями сикомора замысловато вились виноградные лозы с крупными, налитыми фиолетовыми гроздьями, вольно летали птицы всех мастей и размеров.
Знакомились с жеманными жёнами, источающими приторно насыщенный аромат смеси благовоний, на жаре масляными каплями стекающих на голову, потом на тело из папирусного конуса, запрятанного в парик; высокомерными родственниками, коротко разговаривали, чтобы понять, что они из себя представляют.
Молчащий человек всегда выглядит умником. Фараон вызывал сочувствие своим болезненным видом, несмотря на старания придворных визажистов. Плохо работали почки, увеличена печень.
Я мог бы его вылечить за сутки, но это будет новым вмешательством в историю Египта. От здоровья малышки Нубнофрет в этом мире ничего не зависело, но бодрый фараон, полный сил и амбиций, способен пойти войной на соседние царства и изменить сложившееся соотношение сил. Всё должно идти своим чередом, без изменения Реальности.
Я, видимо, чем-то привлёк внимание Суссакима, он предложил мне и моей спутнице остаться на ужин. Не стал отказываться, любопытно посидеть за одним столом с бывшим ливийским вождём, завоевавшим Египет и ставшим фараоном.
Мы прошли в роскошно обставленный большой зал, где все предметы сияли золотом, серебро в перебивку лишь оттеняло великолепие. Массивные золотые канделябры, подвешенные на ажурных цепочках, полутораметровые статуи богов из чёрного и красного дерева, инкрустированные слоновой костью и драгоценными камнями вместо зрачков. Но я не мог наслаждаться этим великолепием. Знал, представлял, что за каждым творением стоял долгий и изнурительный труд мастеров, виднелись голодные глаза детей.
Посидеть с фараоном за одним столом не удалось. Много чести для нас грешных. Здесь свои порядки, другой этикет. Суссаким и царевна Меритамон в тяжёлых парадных одеяниях, как живое воплощение богов, сидели за отдельным столом на небольшом возвышении.
Меня и Снофрет посадили за нижний столик, но напротив фараона и царицы под расшитым балдахином с изображением богини-коршуна Нехебт с распростёртыми крыльями, что было вполне почётно, как я понял.
Рядом симпатичный царевич Мерерук, другие родственники, нарядные вельможи, которых никто нам не представлял. И все с любопытством, и в то же время высокомерием, им это прекрасно удавалось, глазели на меня и Снофрет, мол, что за люди, по праву ли посажены на самые почётные места?
Несмотря на то, что египтяне первыми в мире научились выплавлять стекло, делать бокалы, флаконы, бисер, они до сих пор так и не начали вставлять его в окна — излишняя роскошь неподкреплённая необходимостью. От самума и хамсина можно всегда укрыться каменными жалюзями, деревянными ставнями, шерстяными покрывалами, нанесённый песок можно вымести.
Мы сидели за столами спиной к выходу из скудно освещённого зала. Дневной свет почти не пробивался через маленькие квадратные окна наверху массивных стен, расписанных живописными сценами охоты на диких уток, лебедей. Не спасали широкие открытые двери за частоколом гранитых колонн, украшенных алебастровыми виноградными лозами, лотосами и другими изысканными цветами.
Неудобно, в смысле безопасности, но при необходимости я мог в любой момент подключить своё зрение к панорамным телекамерам, что впрочем, было излишним, никто не собирался на нас нападать.
Слуги, разносившие на серебряных подносах еду, в первую очередь старались угодить фараону, его жене и царевичу. Никто не приступил к трапезе, пока фараон не соизволил первым лениво откусить от сочного куска обжаренного мяса и без аппетита лениво пережевать. И лишь тогда и остальные тянулись за своим куском, поддерживая снизу ломтями белого дрожжевого хлеба, чтобы не капать жиром на дорогую одежду.
Я в который раз удивился про себя, насколько ярко выражен вкус и аромат пищи. Но не смог понять, в чём тут дело, то ли во времени, то ли в самих продуктах. Так взрослые вспоминают, что в детстве всё было намного вкуснее.
А сейчас не детство человечества… даже не знаю, как и назвать? Становление.
Нет такого слова. Некое понимание будущего рождения грядущих тысячелетий, и всё, что стоит за этим: миллиарды смертей, океаны слёз, потоки проливающейся крови, и нестерпимая боль при этом. Знание предстоящих бед, жестокости и страданий, пренебрежение к человеческим жизням. Лучше об этом не думать, чтобы не стать мизантропом.
Суссаким попытался расспрашивать меня об увиденном во время путешествий по царствам. Я отделался общими, поверхостными фразами, а потом, чтобы не терять драгоценное время, сам перешёл к вопросам о его взаимоотношениях с соседними царями и вождями племён пустыни.
Но он не смог ничего существенно прояснить, никогда не встречался с ними, не было такой необходимости, и не понимал, чего я от него добиваюсь. Да и трудно что-либо знать, безвылазно находясь в Фивах.
Цари этой поры не имели возможности делать визиты друг к другу, разве что с помощью войска, или пленив соседа, а с чужих слов всё выглядит искаженным. Профессиональных разведчиков не существовало. В основном информацию доставляли купцы, странствующие сказители, фокусники.
Политику и судьбу царства делали верховные жрецы, сообразуясь со своими амбициями и влиянием на фараона. Но Иманотеп почему-то не пользовался авторитетом при дворе Суссакима, его даже не пригласили сесть за стол. И я не заступился за него, чтобы не отвлекаться.
Царевич Мерерук, полноватый юноша среднего роста, краем уха прислушиваясь к нашему разговору, пытался ухаживать за Снофрет, предлагая фрукты и орехи, облитые мёдом.
Она смущенно улыбалась и стеснительно брала с золотого блюда лакомый кусок.
Я тоже не удержался от соблазна, ухватил наиболее аппетитный ломоть с тарелки из чёрного сланца. Вкуснотища! Необычные сочетания разных орехов и специй в меду. Поразил аромат. В моём мире нет таких запахов.
Непонятно, с чем это связно, то ли экология стала иной, то ли подсознание играет шутку, давит груз трёх кровавых тысячелетий.
Парадная посуда, бокалы, чашки, миски, вазы, кувшины состояли не только из золота и серебра, но и из каменных: чёрного и синего сланца, алебастра, гранита, краплённого мрамора, хрусталя. И выглядело это довольно внушительно и красиво.
Невольно представлялось, сколько труда понадобилось подданным, чтобы произвести это совершенство! Любой музей мира посчитал бы за счастье иметь это великолепие у себя, но нас разделяла бездна времени.
Какое-то время обсуждали способы ведения войны с применением лучников, колесниц и верблюдов, цены на продукты в разных царствах, законы и эффективность метода Хаммурапи при завоевании соседних государств, когда он перекрывал им воду плотиной, или же в нужный момент, разламывая её, что вызвало сокрушительное наводнение и полную гибель низлежащих городов.
— Не стоило ему разрушать Эшнунну, — проговорил Суссаким. — Она являлась хорошим защитным барьером от народов Востока, в том числе эламитов и касситов, которые потом завоевали Вавилон, несмотря на примитивное снаряжение и вооружение. У них даже не было металлических щитов, лишь льняной панцирь, сплетённый из крученых верёвок. Лошадьми управляли, пользуясь длинным острием с загнутым концом, которым тыкали в шею до крови, чтобы заставить бежать в нужном направлении.
Я с удивлением взглянул на фараона, пальцами вытирающего со щеки каплю благовоний, стекающей по рыжей, проторенной дорожке из-под парика, не ожидал столь мудрого и точного замечания, понимания глубинного исторического процесса. Не оттого ли, что сам завоеватель? Спросил:
— Государь Верхнего и Нижнего Египта, неужели на месте Хаммурапи ты стал бы мириться с непокорным государством по-соседству?
— В том-то и беда, что мы не всегда осознаём последствия своих деяний. И я на его месте поступил бы точно так же. Благодарю богов, что наступили благодатные времена, не приходится воевать с соседями.
— Дальние не столь опасны как ближние, — заметила Меритамон.
— Ближние шакалы все на виду, — отмахнулся Суссаким. — Не вороши палкой клубок змей — не придётся отпрыгивать.
— Гнёзда змей нужно вовремя уничтожать, чтобы спокойно спалось, — не унималась царица. — Гораздо хуже, когда они расползаются по всему дому, и не знаешь, куда поставить ногу.
— Без опасностей жизнь была бы пресной, скучна. Так хоть понимаешь, что нужно остерегаться, посматриваешь по сторонам, под ноги. Кроме змей замечаешь скорпионов, ядовитых пауков. В безмятежности опасно расслабляешься, перестаёшь замечать западни, приготовленные ближними, порой просто от скуки.
Чувствовалось, что эти реплики суть застарелого спора между супругами. Я и Снофрет переглянулись. Они оба были правы. Но золотую середину редко кто выбирает.
Мы почти не пользовались ментальной связью, чтобы, увлёкшись разговором с фараоном, нечаянно не произнести вслух фразу, не предназначенную другим. Такое уже случалось, и мы ловили на себе удивлённые взгляды, после чего надо было спешно придумывать объяснение нечаянно вылетевшим оговоркам.
После затянувшегося ужина и короткого прощания с фараоном и его любимой женой Меритамон, мы, в предзакатных сумерках, вышли за массивную крепостную стену дворца, и направились по опустевшим улицам к дому Андерари, обмениваясь впечатлениями.
«А я-то думала, что фараону весело и беззаботно живётся. Он вызывает жалость. Ты смог бы его вылечить, как малышку Нубнофрет?»
«Легко. Но не стану этого делать. Чем он лучше других больных, которых мы с тобой в великом множестве видели за эти дни?»
«Он фараон. Заслуживает лучшей участи. Ты хочешь сказать, что ему не суждено воскреснуть и стать фараоном в вашем мире?»
«Ни в нашем, ни в каком-либо другом. Богов, какими ты их себе представляешь, не существует».
«Но они создали наш мир, людей! Научили ремёслам. Мне трудно представить мир без богов Осириса и богини Изиды, богини истины Маат, Иштар, коровы Хатхор, быка Аписа, Птаха — творца вселенной, газели Сатит, барана Амона, кошки Бастет, Анубиса, Сета, Себека, ибисоголового бога мудрости — Тота, Горахте с головой сокола. Кому же тогда мы приносим жертвы во время праздников, совершаем моленья? Каменным истуканам? В безмолвную пустоту? Ты тоже умрёшь?»
«Увы. Такова участь всех живущих».
«Но это же страшно, если ты прав. Человек должен иметь надежду на загробную жизнь, иначе отчаяние спеленает разум, как бинты мумию».
«Страшно. Ты права. Но таковы условия человеческого бытия. На наше место придут новые люди, которые с ожесточением будут сражаться за место под солнцем, за власть и богатство, с лёгкостью пошлют на смерть миллионы подданных, не задумываясь о том, что им тоже хочется жить. Снофрет, лучше об этом не думать. Посмотри вокруг, как прелестен этот мир! Этот чудный багровый закат, люди, спешащие домой, и уже покойно сидящие на пороге жилищ! Нужно просто наслаждаться каждым прожитым днём, каждым мгновением. Ты молода, я тоже не очень стар. Нам ли сейчас думать о смерти?»
Снофрет пристально посмотрела на меня и, ничего не сказав, печально опустила голову на грудь. О её мыслях нетрудно догадаться: пришедшему, по её мнению, из рая, легко отказываться от покровительства богов.
Даже музыка Элтона Джона, которую сейчас подключил из памяти, была под настроение, с лёгкой блюзовой печалью.
продолжение следует: http://proza.ru/2012/03/15/359