Глава 20. Приятные хлопоты

Вячеслав Вячеславов
         Мы ехали и негромко разговаривали обо всём, о тихой жизни провинциальных городов оазиса — Тебтюниса, Мединет-эль-Файюм, Шедит. Последний греки назовут Крокодилополь, позже — Арсиноя, в современное мне время — Киман Фарис, словно от перемены названия к лучшему поменяется и  судьба города. Тщетная надежда плохо соображающих людей во все времена.

Меридово озеро задолго предупредило о своём появлении громогласным хором бесчисленных лягушек. За последним поворотом открылась библейская первозданная красота. Узорные пальмы и акации врезывались в астральное небо, отражались в зеркальной, светящейся звёздами и дорожкой молодой луны, озерной глади, изредка нарушаемой всплеском рыб и извилистой рябью плывущей змеи.

Я, восхищенно, задрал голову, почувствовав себя пылинкой в толще времени, которое, казалось, нависло над головой, давило на плечи грузом непрожитых тысячелетий. Ещё не родился Гомер, Сократ, Александр Македонский, Герон Александрийский, Ганнибал, Леонардо да Винчи, Эйнштейн. Три с лишним тысячи лет до моего рождения! Случайного или закономерного. Если разобраться, всё в мире случайно. Оно же при повторении становится закономерностью, правилом.

С берега неровный спуск на расчищенную от тростника дорожку, но затоптанную многочисленными следами людей и скота.

Я навесил кувшин на торчащую развилкой жердь, возможно, воткнутой именно для этой цели, и мы осторожно въехали в озеро. Спрыгнул в тёплую воду, погружаясь ногами по щиколотку в чуть холодящий маслянистый ил. Лошадь и жеребец напились и охотно пошли за мною, вглубь. Я помыл их шкуру молодыми листьями тростника, затем, передав поводья Маху, в темпе проплавал кролем пять минут, пока не запыхался.

Плавание самый энергозатратный вид спорта. Вернулся на берег, снял с жерди пустой кувшин и, заплыв подальше, где не намутили воду, наполнил по горлышко, взобрался на жеребца, и мы выехали на сушу. Пришлось придержать сползающего с крупа мальчика, когда лошадь поднималась на пологую метровую высоту берега. Но едва сам не упал в грязь, — тяжёлый кувшин с водой помог уравновесить баланс.

— У нас никто так быстро не плавает, как ты, — восхищённо сказал мальчик. — Сначала я подумал, что за тобой погнался крокодил. Испугался. Чуть не закричал.

— От крокодила моя скорость не спасёт. Он намного стремительней. А кричать, в любом случае, не стоит — себя испугаешь, а его криком не проймёшь. Если вдруг нечаянно придётся столкнуться, то с силой бей прямыми пальцами в его глаза — самое уязвимое место. Он этого не любит. Сразу отстанет. Поехали домой, а то нас заждались. Маху, ты по сестре скучал, пока её не было?

— Скучал? Что означает это странное слово? Я рад её возвращению. Мать часто плакала, отец понурый ходил. Ты об этом?

— Ну да! Скучать по ком-то, это значит — грустить, печалиться. Без этого человека тебе плохо.

— Я запомню это слово.
— Не надо запоминать. У меня вылетает много лишних и ненужных слов. Забудь. В какие игры ты играешь с друзьями?
— «Поиски Сетха», злобного убийцы. Кто его найдёт, должен убить и тем самым спасти Осириса.

— Наверное, не каждый мальчик соглашается стать Сетхом?

— Мы всякий раз выбираем его по жребию. Как и Осириса, Тота, Анубиса. Богов много. Иногда на всех богов не хватает ребят. Сетху, который убил своего брата Осириса, быть интересно. Нужно проявить ловкость, так запрятаться, чтобы ребята не смогли найти. Однажды я забрался на пальму, и никто не догадался посмотреть наверх.

— Изида принимает участие в ваших играх?
— Девочки не всегда соглашаются с нами играть.
— Почему?
— Родители им не разрешают, — неохотно объяснил Маху. — Не у всех есть одежда, чтобы прикрыть наготу. Старшие мальчики…

Он замолчал, подыскивая слова. Я понял недосказанное. Отвлёк вопросом:

— А если за весь день никто не найдёт Сетха?
— Мы не только его ищем. Бывает так, что прежде находим тело Осириса, тогда начинается война с львиноголовой Сохмет, шакалоголовым Анубисом, и только потом, если победим, следует его воскрешение. Ты разве не играл в эту игру?

— К сожалению, не довелось. Наверное, интересная игра?
— Я больше люблю сражаться с хеттами. Но ими никто не желает становиться, даже на короткое время. Все хотят быть Рамзесом.

Всё верно. Какая эпоха, такие и игры. Чтобы в школе сдать зачёт по физкультуре, я в своё время перепробовал почти все коллективные игры: волейбол, футбол, регби, бейсбол, городки, в теннисе достиг мастерского разряда, выступал за честь школы. Дома с друзьями строил действующие модели транспортных средств, от паровозов до махолётов. До сих пор в памяти стоит упоительный запах дыма смородиновых веток, сгоревших в топке моего паровоза.

Нынешние подростки на своих мощных компьютерах создают иллюзорный голографический мир, в котором сами играют главную роль, приглашают своих друзей. Иногда получаются удачные конструкции, которые пользуются спросом у взрослых, и тогда выдумка приносит автору существенный доход. Становятся разработчиками удивительных миров. Престижная и доходная профессия.

Во дворе огонь от костра освещал радостные лица семьи. Маху спустился с лошади сам, соскользнув на землю. Я передал кувшин с водой в руки, вскочившей Снофрет, и попросил принести ботинки, не люблю спать с грязными ногами, если есть возможность сохранить их чистыми. Она подала ботинки, с улыбкой помогла надеть носки, что ей нравилось; как-то и на себе примеряла, полюбовалась, и я соскочил с жеребца.

Прошёл в дом и потрогал лоб малышки, укрытой пыльным покрывалом — после свежести озера домашняя пыль особенно остро чувствовалась и негативно воспринималась. Но это было данностью, с которой нужно мириться и привыкать. Жара и страдания на лице девочки уже нет. Спокойно спала. Мы вовремя приехали.

Снофрет, чуть ли не со слезами на глазах, смотрела, с какой жадностью её близкие набросились на еду. Мы тоже ели с аппетитом. В дороге не останавливались на ужин, на водопой, спешили, словно догадывались о ждущих неприятностях.

Какое-то время все молчали, не отвлекаясь на разговоры, взгляды говорили больше. Я приглядывался к Сельме и Окраму. Типичные феллахи своего времени, уставшие от тяжёлой работы и недоедания. На меня оба посматривали с напряжённым недоверием, которое сменялось льстивой улыбкой при встрече с моим взором. Они же, не знают, чего от меня можно ожидать.

Маху первым отвалил, но глаза всё ещё, рыскали по скатерти голодным взглядом. Захрустел орешками, закусывая вперемешку с крупными финиками.

— Окрам, есть ли в вашей округе дом на продажу, в котором бы ты захотел жить всей семьёй? — спросил я. — И, чтобы земельный участок был хорошим. Недалеко от воды, от канала. Завтра же и купим.

Окрам задумался, вспоминая. Со скупой улыбкой, слабо пошутил:

— Последнее время нам было не до покупки дома. Порой, на небо некогда взглянуть. Не знаю, кто бы продавал дом.

— Ты забыл Таисия, — мягко заметила Сельма. — Он собирается всей семьей переехать в Нехебт. Его сын Пахомий получил хорошую должность смотрителя золотого рудника.

— Дом и участок далеко от канала. Замучаешься воду носить. Даже возить на осле затруднительно. Нужен отдельный раб.
— А если прорыть канал? — осведомился я.
— Это обойдётся ещё в две стоимости дома с участком земли. Да каждый год нужно производить очистку канала от ила, песка.

— Вдова Антефа, бывшего военачальника Суссакима, не захочет продать свой дом? — спросила Снофрет.

— Верно! — воскликнула Сельма. — Я слышала от соседок, что она собирается уехать к младшей дочери в Абидос.

— Но её большой каменный дом с землёй и пальмами непомерно дорого стоит, — вздохнул Окрам. — Вокруг дома богачей. Им не понравится наше соседство. Отгородились высокой стеной не столько от захватчиков, сколько от бедных, не каждого туда и пускают. Там очень дорогие дома.

— Нужно узнать цену, а потом уже думать, хватит нашего золота или нет. Где его дом расположен? Удобно ли вам там будет проживать? — спросил я.

— Невдалеке от южного берега озера и города Тебтюнис, — пояснил Окрам. — Рядом ответвление от основного канала проходит. Никаких затруднений с поливом и доставкой грузов. Вблизи дома большой бассейн для омовения. Отделан привозным мрамором из Синая. Я помогал при строительстве. Тогда ещё был молодым.

— Дом больше, чем у номарха Ноффереха? — не выдержал Маху.

— Нет. Почти такой же, но у номарха семья многочисленнее, слуг много. Даже если ты со временем женишься, нам надолго хватит столь просторного дома. Земельный участок прекрасен, есть виноградник, финиковых пальм много. Два раскидистых инжира, миндаль, фисташки, рожковое дерево.

— Нофферех от зависти лопнет! — фыркнул Маху. — Представляю, сколько у него кишок на землю вывалится.
— Это опасно. У него большая власть, — забеспокоился Окрам. — Налогами задушит. Ему не привыкать, над нами измываться.
— На любую местную власть есть окорот, — успокоил я.

         Мы долго просидели у огня, слушая Снофрет, которая оживлённо рассказывала про свои недавние мытарства в качестве рабыни, то и дело, касаясь моей руки, будто проверяя, не сон ли я, и каждый раз, коротко, улыбалась мне. Я, сочувствующе, кивал, сжимал её руку, пока она не отнимала, пытаясь найти нужно слово, помогая себе жестом.

Сельма восторженно охала, плакала и гладила плечо дочери. Наконец, словоизлияния затихли. Маху, потягиваясь, сонно зевнул во весь рот, и все поняли, вечер у нас затянулся, пора ложиться спать, ушли в темноту дома, где, минуты две, раздавались неясные ночные шорохи.

Я и Снофрет остались во дворе, — не привыкать. Расстелил на земле халат, под голову скатал иудейское платье, и накрылись полотном. Возбуждённая встречей и своим рассказом, девушка не могла уснуть, всё комментировала прошедшие события с момента её расставания с родными.

«Страшно представить, что произошло, если бы ты не остановился на торговой площади, когда нас продавали. Я бы погибла в рабстве у Харнама, малышка Нубнофрет сегодня умерла. На Маху кожа да кости. А ему ещё расти, воином становиться. Я только сегодня обратила внимание, что он станет красивым мужчиной. Три месяца меня не было дома, а кажется, года пролетели».

«Не думай о плохом. Всё закончилось хорошо».

«Ещё ничего не завершилось. Впереди наше расставание. Я его не переживу. После твоего ухода пойду на озеро на свидание с крокодилом. Лучше быстрая смерть, чем долгая жизнь без тебя».

Лихорадочный шёпот губ в губы, частые поцелуи, невыносимый сладостный жар соприкасаемых чресл. Пришлось прибегнуть к испытанному способу, измотать страстью. Лишь только после этого мы смогли расслабиться, и почти сразу же провалились в сон без сновидений.

          Последующие дни проходили в созидательной и приятной суматохе. Придирчиво рассматривали каменный дом Антефа с виноградником и обширным участком прилегающей плодородной земли для возделывания огородных культур, некоторые за год успевали по два раза вызревать. Внутри дома стены комнат расписаны живописными сценами на все случаи жизни, от охоты на уток, газелей до народных празднеств, много разнообразнейших цветов, букетов лотоса, замысловатых гирлянд.

Невдалеке от дома каменный арочный мост перекидывался через канал шириной в три метра, снабжающий отводом большой мраморный бассейн возле раскидистой ивы, дома с хозяйственными постройками и вместительным амбаром для хранения продукции, выращенной на полях и огородах.

Прилагалась даже небольшая парусная лодка из прочного терпентина. Можно на невесомых бальсовых вёслах из канала выплыть в просторное Меридово озеро, что мы разок и проделали. Даже мне понравилось. После галерных великанов эти вёсла казались игрушечными, лодка стремительно летела по водной глади. Парус не ставил, чтобы не мешал видеть счастливые лица брата и сестёр.

У Маху горели глаза от восторга и азарта, особенно, когда я забросил сеть и почти сразу же вытащил с крупными лобанами, которые пошли на обед. Икру лобанов Сельма засолила и подала на стол вместе с уксусом. Довольно необычный и приятный вкус. Хорошо бы, сделать бутерброд со сливочным маслом и уже, сверху, намазать слой икры. Но для египтян даже молоко деликатес, который быстро портится.

Десятилетняя Нубнофрет на следующий день поднялась на ноги. Первые часы болезненная слабость не давал ходить, но после обеда она уже достаточно окрепла и вместе с братом при каждом удобном случае старалась быть ближе ко мне, жадно внимая моим словам. Чем-то я их привлекал. Рассматривали мои узорчатые браслеты, водили по ним пальцем, не подозревая, что они откликаются только на мысленный приказ хозяина. Расспрашивали о моей встрече с сестрой, задавали наивные вопросы, на которые отвечал со всей серьёзностью — других учителей у них не будет.

С удовольствием бы, прожил здесь медовый месячишко, пропитываясь патриархальной неторопливой атмосферой Позднего Египта. Но меня не за этим отправили в прошлое. И не за Снофрет. Смогу ли оправдаться перед начальством?

Дом Антефа был лучшим вариантом из всех домов, предложенных к продаже на этот день в Шедите, запрошенная цена меня устраивала.

После яростной, обязательной торговли с взаимными уступками, мы согласились на обговоренную сумму. Самого военачальника на торгах не было. Он преставился четыре месяца назад от страшной болезни шистоматоза, поражающей многих египтян, пьющих нильскую воду: черви годами заживо съедали человека изнутри, проникая во все жизнезначимые органы.

Население, кроме бальзамирующих жрецов, не знало причину своих многочисленных болезней и частых смертей, всё было в воле богов.

Все виды человеческих отходов от верховья Нубии сбрасывались в реку. Порезы, раны и царапины приводили к сепсису и гангрене. Египтяне умирали от оспы, проказы, полиомиелита, страдали от ревматизма и артрита. Распространена гонорея. Бильгарция и другие, передающиеся через воду болезни, попадали в организм из загрязненного Нила.

Редкий человек доживал до сорока лет. За бальзамирование расплачивались родственники, надеясь, что и их в своё время подвергнут обряду. Уходили в новый мир, в котором жрецы, ещё в дни страданий, обещали вечную и счастливую жизнь. Человек запрограммирован жить иллюзиями. Отсюда и фанатичная вера в богов, Бога, Иисуса Христа, Будду, как бы Он ни назывался.

Дом продавала вдова, которой не под силу содержать большой дом и уследить за вороватой, как она сказала, прислугой. Самые стойкие управляющие выдерживали искуса не более года.

Для заверки купчей пригласили местного судью и номарха Ноффереха, которому после оформления сделки я, строго, под наведённым гипнозом, внушил на будущее, что ему следует опасаться, притеснять семью Окрама, наказание богов последует незамедлительно — у него откажут ноги, и богатые жертвы богам не помогут.

Номарх, впечатлённый, с какой лёгкостью я расплатился слитками золота, заверил, что с Окрама, которому покровительствуют все боги, не потребует больше установленной фараоном части ежегодного налога.

У молодой вдовы приобрели десяток её модных платьев, три из них были плиссированы, невесомых тончайших блузок, накидок, которые обработал ионной стиркой. Мы не могли терять время на заказ и шитье новых платьев, что вызвало бы новую волну нежелательных пересудов.

На одежду и поместье ушло почти всё золото в слитках, которое изъял у Соломона.
На последний слиток у богатых соседей закупили недостающие продукты, в основном, лакомства в виде мёда, разнообразных орехов, сушеных фруктов, винограда, и трёх рабов, рослых иссиня-чёрных нубийцев, которым поручил так же, и охрану поместья.

Чтобы семья не испытывала какой-либо недостаток, оставил кошелёк с серебряными кольцами и перстнями, которые ценились дороже золотых. В Египте не было серебряных рудников.

Снофрет развила бурную деятельность по благоустройству усадьбы и преображению  внешнего вида брата и сестры, родителей, почти моих ровесников; мать на три года старше меня, отец на семь лет, но изнуряющая работа на чужих полях и постоянное недоедание подорвали защитные силы организма, выглядели стариками.

Родители относились ко мне с настороженной почтительностью: уж не знаю, что обо мне наговорила их вновь обретённая дочка. Окрам, казалось, не верил своему привалившему богатству, потерянно ходил по усадьбе, трогал убогий, по моим меркам, хозяйственный инвентарь, гладил каменные стены дома, пытался помочь рабам расставить мешки с зерном в сводчатых амбарах, на стеллажи — корзины с сушеными финиками, которые в Египте не столь вкусны, как на севере, инжиром, орехом дум-пальмы, кокосами.

Почти сразу же, после вселения, в поместье к Окраму и Сельме зачастили всевозможные родственники, выпрашивая работу и продукты. Их было слишком много, чтобы со всеми общаться и достойно привечать. В беде ты никому не нужен, нищета не любит свидетелей. В богатстве — ты всем приятен и необходим.

На их обращения и просьбы к отцу, Снофрет кротко спрашивала, где они были, когда семья бедствовала, а её продавали в рабство? Кое-кто пытался многословно оправдаться, а кто-то молча поворачивался и понуро уходил. Последних Окрам возвращал и оделял серебряными кольцами, пока все не роздал. Я не вмешивался, им виднее, как жить.

На третье утро сонные нубийцы вывели из конюшни лошадь и жеребца, покрытых суконными попонами, из которых заранее тщательно выбили пыль и простирали, — за ночь успели высохнуть на кустах жасмина.

Я и Снофрет, посадив перед собой Маху и Нубнофрет, поехали вокруг Меридово озера осматривать густонаселенные окрестности Файюмского оазиса в непосредственной близости от Ливийской пустыни, своего рода конгломерат городов в сплошной массе посёлков бедноты, обслуживающих элиту общества.

В одном месте с дум-пальмами и рядом росшими деревьями баланитес и персея, Снофрет, протянув руку к озеру, сказала:

— А здесь крокодилы утащили под воду нашего первого фараона Менеса. Но к этому времени он уже был очень стар, исполнилось 63 года. Правда, кое-кто из стариков говорит, что его загрызли дикие собаки, прибежавшие из ливийской пустыни.

— А почему он не убил собак из лука? — спросил Маху.

— Фараоны берут с собой лук только когда идут на охоту. В остальных случаях их должны охранять телохранители, которые на это раз сплоховали.

— Это были плохие воины!
— Вероятно. Зато, ты у нас будешь хорошим воином, — Снофрет погладила брата по длинным волосам.

Он мотнул головой, ершисто, высвобождаясь из-под ласковой ладони.

— Я всех диких собак в пустыне убью!
— Если догонишь. Ты же, у нас, хорошо бегаешь.
— Что ты понимаешь, женщина? Стрела летит быстрее.
— Верно! Я и забыла об этом.
— Быстрее лошади?! — воскликнула Нубнофрет.
— Намного. Быстрее стрелы ничего нет в Та-Кемете!

Я и Снофрет, с улыбкой, переглянулись. Детство — время познания мира, и разочарования в нём.

продолжение следует: http://proza.ru/2012/05/09/492