Глава 9. Помощница Снофрет

Вячеслав Вячеславов
В азарте от неожиданной находки выболтал ненужное для их ушей. Гомер ещё не родился. Лишь в VIII веке до новой эры древнегреческий законодатель Ликург найдёт у потомков Гомера, живущих в Малой Азии, неизвестные поэмы, перепишет их и привезёт в Грецию. Только с того времени и пойдёт по миру его слава, как о великом эпическом поэте, авторе «Одиссеи» и «Илиады».

Снофрет поняла, что мне требуется, и уже сама, без понукания и подсказок, стала подавать и сворачивать уже прочитанные тексты, класть на место. Соломон в изумлении таращил на меня глаза.
—  Сколько же тебе понадобится времени, чтобы прочитать все папирусы Египта, если туда попадешь?
— Уж, конечно, одним днем не обойдется. Буду читать, пока разрешат. У них папирусов несметное количество.

— И ты всё запомнишь?!
— Да. У меня с детства хорошая память, — говорил я, не отрывая взгляда от папируса, чтобы текст был удобно расположен по отношении окна и телекамеры могли без помех снимать, считывать. Неизвестно, представится ли ещё когда-нибудь возможность просканировать царскую библиотеку Соломона, надо пользоваться случаем.
— Всё-всё?

— Ты прав. Всё не нужно запоминать, иначе будет мешать другим вспоминаниям. То, что мне не очень нужно, я отодвигаю на задний план. Когда мне понадобится, я припоминаю, где оно лежит, и легко достаю. Память человека похожа на этот примитивный стеллаж. Ты знаешь, где брать, и спокойно извлекаешь нужный манускрипт, разворачиваешь и начинаешь читать.
— Человеку подобное не под силу. Кто ты?

— Мусса сказал, что Артём — бог, или общается с богами, — произнесла Снофрет, с обожанием глядя на меня.
— Ты, правда, бог?! — недоверчиво спросил царь, но в его интонации оставалась лазейка для глубочайшей веры.

— Глупости. Девушка просто поражена моими способностями. Зачем Богу спускаться на землю, покупать ненужных ему рабынь и приходить к тебе? Что он здесь потерял? Не видел этих папирусов? Соломон, ты же умный царь. Сам подумай, какую бессмысленность произнесла сейчас Снофрет.

— Да. Богу это совершенно не нужно, — неуверенно выговорил Соломон, глядя, как я всё быстрее разворачиваю папирусы. Наловчился. Для всего нужна сноровка. Книги у них не скоро появятся.
— Соломон, у тебя есть дееписатель? — спросил я, чтобы сбить царя на другое направление мысли.
— Зачем он мне нужен?

— Для того чтобы подробно, и, главное — правдиво записывать любые царские деяния. Твоим внукам, правнукам будет интересно прочитать о твоей жизни, поступках, решениях, мудрых высказываниях. Разве ты не хотел бы сейчас почитать описание очевидца о том, что происходило во времена Саула, твоего отца Давида в начале его царствования? Не многие старики сейчас помнят об их жизни. А записанное навечно останется в памяти для твоих внуков, правнуков. Правда, если папирусы будут храниться в надежном месте, защищенном от пожаров, мышей.

— Ты верные слова говоришь. Я тоже как-то думал об этом. Но моя жизнь бедна событиями. Каждый день похож на очередной.
— И сегодняшний тоже?
— Верно! Этот день нужно записать, чтобы все запомнили твой приход в моё царство. Поручу моему писцу стать дееписателем.

Иософат, стоящий с Барухом, встрепенулся и достал из-за пазухи чистый лист папируса.
— Вот как раз мой приход и не нужно записывать. Я не заслуживаю особого внимания. В первую очередь нужно записать то, о чём ещё помнят старики о прежних временах, людях, предания старины, легенды. Я верю, что у вас, если старательно поискать, есть старики с хорошей памятью и умеющие без запинок и складно излагать собеседнику свои воспоминания. И все эти рукописи надёжно запрятать от возможных пожаров, грядущих войн.

— Ты их предвидишь? — быстро справился Соломон. — Кто и когда на меня нападёт?
— Нет. Я не провидец, не обладаю таким даром, но ты сам прекрасно знаешь, редкое десятилетие обходится без войн, а уж столетие  тем более. Поэтому ценные вещи и рукописи нужно надёжно прятать, чтобы сохранить преемственность в поколениях. Мы не последние из живущих.

— Мой отец Давид однажды так и поступил. Скрываясь от Савея Вениамитянина, запрятал часть золота и оружия в потайном и, как он считал, надёжном месте, а когда припрятанное понадобилось, пришёл на нужное место и с горечью убедился, что тайник разграблен. Возможно, кто-то случайно узрел его старания.

— Что ж, и так бывает. Нужно быть предусмотрительнее. Даже ребёнок оглядывается, если что-либо прячет.
— Чужих рядом с ним никого не было.
— Значит, украли приближённые. Свои чаще предают. Тебе ли не знать? Царица Савская к тебе уже приезжала?
— Кто такая?

 — Царица из Сабы. У нас почему-то её называют Савской. Царство Саба на юго-востоке Аравии. Я слышал, она намеревается тебя посетить в Иерусалиме. Но, может быть, всё это выдумки. Забудь.
— Почему царством Саба управляет царица, а не царь?

— Я не знаю истинную причину. В каждом государстве свои обстоятельства. Почему Хатшепсут стала правительницей, хотя бы и под мужским обличием? Тутмос был ещё мал, не мог управлять царством. Но и потом, когда племянник вырос, не спешила освобождать трон. Власть над людьми упоительна. Когда есть возможность, её удерживают всеми силами. Даже идут на преступления.

— Это правда. Ты так говоришь, словно сам когда-то был царевичем, всё знаешь. Артём, будь моим гостем. В моём дворце есть свободная комната. Уважаемые мной гости часто там останавливаются. Можешь и ты несколько ночей провести там вместе с рабыней, которую подарил мне. А пока я тебя оставлю. Мне нужно отдать срочные распоряжения. За ужином встретимся и о многом поговорим.

— Благодарю за гостеприимство, Соломон. В караван-сарае, где я остановился на эту ночь, никаких удобств, спал на голом полу. Даже циновку не смогли выделить.
— У меня на циновках спят даже рабы.

— Охотно верю. У царя со всеми подданными должны быть хорошие отношения.
Царь с вопросительным недоумением посмотрел на меня, но ничего не произнес, быстро вышел из комнаты. За ним удалился и Завуф, остро взглянув на меня, будто хотел о чём-то предупредить, но передумал — поспешил за царём, а я принялся за прерванную работу, пока хозяин не передумал, с него всё может статься. Снофрет едва успевала сворачивать папирусы и ставить на место.

Ничего сенсационного и оригинального не нашёл. Обычные сказания, рецепты изготовления изысканных кушаний, ядов, сложных снадобий с редкими ингредиентами, советы по устройству государства, принятию законов, садоводства, хвастливые описания победных войн с филистимлянами, подсчёт населения для сбора подушного налога. Рутина. Может быть, в Греции или в Египте мне повезет? Там уже несколько веков жрецы собирают папирусы, сами пишут на разные темы. Впрочем, всё это интересно для ученых, моя задача собирать информацию.

Иерусалим разочаровывал примитивной простотой и бедностью, как и сам царь Соломон, не блещущий богатством и библейской мудростью. Не дворец, а примитивная двухэтажная коробка со скупым убранством. Никакой роскоши, позолоты на чём-либо. Да и откуда ей взяться? Слишком мало подданных, чтобы собранные налоги смогли обеспечить золотом царя и его ненасытных вельмож.

У него нет семисот жен и триста наложниц, как о том сказано в Библии, всего лишь три жены. И сам заурядного ума. Хотя, всё впереди? Ему ещё 35 лет царствовать, успеет набраться опыта и житейской мудрости, или же молва как обычно всё преувеличит за три тысячи лет.

Я закончил сканировать папирусы, ещё раз оглядел непритязательную комнату с единственным окном и креслом возле него. Не упустил ли чего, какой-нибудь скрытой тайны? Дома, в России, будет поздно кусать локти.

Снофрет выжидающе и потрясенно смотрела на меня, как на фокусника, доставшего из воздуха букет роскошных цветов. Иософат с купцом Барухом молча и напряжённо следили за нами, стоя у стены.
— А у тебя дома есть папирусы с содержанием, несходными от царского? — на всякий случай в надежде напасть на коллекционера спросил я дееписателя.
— Зачем мне они? Папирус очень дорогой. Мне не по средствам содержать личное хранилище, — ответил он.

— Ну да. Извини, что спросил. Разные есть люди. Одни, думаю, такие как Барух, последнюю рубашку отдадут за редкий папирус, другому — он и даром не нужен. Удачи тебе, Барух. А нам здесь больше делать нечего. Снофрет, пойдем на улицу, посмотрим, что к чему, — буднично произнес я.
— Господин, — Робко окликнул меня Барух. — Ты действительно, запомнил содержание всех папирусов?

— Ну, конечно же, нет! — я засмеялся как можно искренней. — Надо же мне было при первой встрече хоть как-то произвести впечатление на Соломона? Только не говори ему о моей проделке. Обидится, что так легко обманулся. Никакому человеку не по силам запомнить содержание всех папирусов. А ты разве поверил?
— Но ты же рассказывал содержание текста!

— Потому что я его раньше читал. Запомнил.
Иософат кисло улыбнулся:
— Я об этом не подумал. Так всё просто объясняется. Ты был так убедителен. Зачем-то раскрыл все папирусы, хотя было бы достаточно и трети, чтобы поразить нас своей удивительной способностью быстро читать и легко запоминать. Я слышал о таких людях, но ни разу не встречал. Думал, что люди привирают, как часто они это делают.
— Вас маги и фокусники редко посещают, поэтому вы такие доверчивые.
Я поднял руку и из-за уха Иософата достал серебряный шекель, дал ему в руку, такой же шекель вынул из отворота халата шеи Баруха. Пока они удивлялись и любовались кольцами, мы вышли из дворца.
— Как ты это делаешь?! — воскликнула Снофрет. — Я же видела, ты первое кольцо из воздуха достал.

 — Вот так? — я снова зачерпнул рукой воздух и в ладони появился шекель. — Это очень просто. Ловкость рук, пальцев. Потом, если захочешь, и тебя научу. Ничего сложного и волшебного здесь нет. Для знающих, как это делается.
— Господин, а зачем ты обманул Иософата и Баруха? Я же точно знаю, ты запомнил содержание всех папирусов.

— Ты не совсем права, я не обманул, а просто не сказал всей правды, — мягко проговорил я. — Нет никакой необходимости запоминать всё. Я просто занёс в память. Так тоже бывает. Потом, при необходимости, я достану из памяти и прочитаю, или дам другим прочитать. Не ломай голову над пустяками, смотри под ноги — здесь ступеньки крутые — легко шею сломать. Ты забыла, как меня звать? Снова вспомнила какого-то господина.
— Артём?
— Это уже лучше.

На уже весьма опустевшем дворе деловито ходили немногочисленные слуги, кто с корзинами наполненными продуктами, овощами, фруктами, кто с полными и пустыми кувшинами. Старик за ветхую верёвку провел осла, нагруженного корявыми палками — дровами. Между забором и домами дымилась летняя кухня с закопчёнными медными котлами на обтёсанных камнях.

За длинными столами с полотняным навесом работали повара в чёрных, засаленных халатах. Казалось, любой прохожий мог подойти к этим разделочным столам и принять посильное участие в приготовлении обеда. Внизу беспокойно кружили мяукающие кошки, которым изредка бросались обрезки. Стремительно носились в воздухе жирные агрессивные мухи. От них даже не отмахивались. Полнейшая антисанитария, о которой никто и представления не имел и не боролся с ней.

Царя и его вельмож нигде не видно. Мы обошли небольшой двор с постройками, давая возможность телекамерам и будущим зрителям запечатлеть все подробности царского быта. Посетили западный дом, где обитали слуги. В восточный дом не совались, там расположился гарем и потомство Соломона.

За серебряный шекель разговорил пожилую служанку, которая охотно поведала сплетни о дворцовых обитателях, объяснила суть видневшегося вдали людского муравейника. Там начато возведение, в будущем знаменитого храма Всевышнему, Непроизносимому, Единому Богу, Яхве, Элохиму.

Любопытно проследить истоки. Мы прошли на стройку. Человек пятьдесят разравнивали площадку, уносили на головах глинистый грунт в плетёных корзинах, другие забивали колья, натягивали шпагат под руководством важных, озабоченных египетских прорабов, часто сверявшихся со своими чертежами, не дали нам приблизиться, сразу свернули папирус.
В стороне лежали уже обтёсанные камни с ближайшей каменоломни. На деревянных волокушах лошаками доставлялись всё новые блоки. Мы прошли по периметру, рассматривая масштаб строительства в будущем знаменитого храма.

Снофрет не понимала моего интереса к работе землекопов, грузчиков, лишь восхищенно пялилась на меня, даже неловко стало: не много нужно ума, чтобы завоевать девичью душу. Единственное, близкое здесь мне существо, которое считает меня богом, и готово на всё ради меня. Непроизвольно, с волнением подумал о предстоящей ночи вдвоём в комнате дворца, её приятных последствиях, удержаться от соблазна невозможно, всё равно что, будучи голодным, не откусить от краюхи хлеба, и об отсутствии купальни, которой даже у царя не было.

Я уже четверо суток не мылся. Свой запах не ощущается. Да и ей вряд ли все эти дни создавали условия для омовения тела. Ткань моего спецкостюма хорошо впитывала пот, дискомфорта не было. Но существовала психологическая зависимость от воды: я знал, что нужно помыться, проветрить, просушить костюм, кто знает, сколько дней ещё придется ходить в нём. Дома я мылся по два-три раза на день — приятно ощущать себя чистым. Египтянам хорошо, у них есть полноводный Нил. Здесь же только скудный Кедрон. Купаются ли в нём? Нужно узнать. У кого?

Мы вышли на узкую дорогу с двумя рядами стройных кипарисов между глиняных лачужек и направились вниз по небольшому склону к зеленому ущелью.
— Снофрет, не знаешь, в какой стороне протекает Кедрон? Веди туда. Я хочу искупаться. Давно не мылся.

— Артём, ты не сможешь там искупаться. Кедрон летом сильно пересыхает. Можно лишь ноги помыть и руки. Водоносы едва набирают кувшины… в наклонном положении. Я это видела, когда нас, плененными, проводили мимо. Как они здесь вообще выживают?! Воды только на утоление жажды едва хватает. Котлы после варки не моются, лишь скоблятся начисто. В Египте всё иначе.

Я поймал за плечо случайно пробегающего мимо сорванца в рваном халате, и спросил:
— Мальчики в Кедроне купаются?
— А как же? В запруде. Нужно идти в сторону Мусорных ворот.
— Хочешь получить шекель? Веди нас туда. Почему ворота так странно называются?

— Весь мусор города, все отходы, кости животных вывозят в ту сторону, в долину Кедрона. Кто-то их называет Навозными. Когда-то там держали стадо ослов, которых сдавали в аренду всем желающим. От них много навоза было.
— И куда же подевалось это стадо? Разве исчезли желающие?

— Они всегда есть. Хозяин разорился. Ослов часто не возвращали. У нас не любят отдавать. Особенно, когда привыкаешь иметь какое-то добро. Но это было до моего рождения. Сейчас там всё застроено хибарами бедняков. Навозом и не пахнет.

продолжение следует: http://proza.ru/2012/03/15/364