Осенью 1940 года Даниил Константинович Гончаров был призван в ряды Красной Армии. Служил в Амурской Краснознаменной военной флотилии. В октябре 1942 года был отправлен под Сталинград в противотанковую артиллерию. Погиб на Украине, в Тернопольской области 7 июня 1944 года. Было ему в то время 22 года.
Дома его ждали родители, брат и две сестры, бабушка и тетя, которая вырастила его, как родного сына, и любила его так, как только мать может любить своего сына.
5 августа 1944 года тетя Даниила Гончарова, Александра Андреевна Лавриненко, сделала первую после его гибели запись в своем дневнике:
«4 июня Данил писал нам, что он и его часть находятся вблизи города Тернополя, наслаждаются природой, что там цветет сирень, яблоня, каштаны... После этого вдруг молчание – неделя, вторая, третья, четвертая... И вот 18 июля мы получаем жуткое извещение, что наш дорогой мальчик, от которого мы ждали весточку, убит 7 июня, то есть через три дня после того, как он наслаждался прекрасной украинской природой. Последнее его письмо было полно радостного восторга. И после этого… нас сразили словом «убит».
Нет сил жить… Горе заглушает во мне весь смысл жизни… Но мы все еще не верим, может быть, тут какая-нибудь ошибка, может быть, наш сын был тяжело ранен, был без памяти и потом ожил? Как утопающий за соломинку, мы держимся за эту мысль».
Они продолжали ждать вопреки всему. Любящие сердца не могли смириться с гибелью дорогого им человека. Они ждали и надеялись на чудо. В дневнике Александры Андреевны появлялись новые и новые записи, пронизанные болью и надеждой.
«8 августа 1944 года. Невыносимо больно от мысли, что нашего дорогого мальчика нет в живых. Но вдруг это ошибка? Вдруг наш сын жив? Ведь сколько было ошибочных извещений о гибели того или иного бойца, а потом их родные узнавали, что они живы. Не исключена возможность, что и с нашим мальчиком случилось что-то, что он тяжело ранен, что никто не знает об этом, и все товарищи считают его погибшим.
14 августа 1944 года. Как бы ни успокаивали нас, мы с сестрой страдаем. Ни на минуту нас не оставляет мысль о сыне, и сердце болит постоянно. Мне тяжело, постоянно грустно, не хочется никого видеть и говорить о чем-либо. Но когда мысленно я вызываю лицо Данилы, оно тотчас встает передо мной – и не скорбное, страдальческое, а хорошее, с улыбкой…
29 августа 1944 года. Сегодня ночью я проснулась и не могла больше спать. Мысли о Данилочке наполняли мою душу болью, и так было грустно, так тяжело… Жив ли он, увидим ли мы его?
И вдруг я вспомнила, слова одного из героев рассказа «Воля к жизни», который написал кинорежиссер А. Довженко: «Человек на войне – это воля. Есть воля – есть человек! Нет воли – нет человека! Сколько воли – столько человека!» В этом же рассказе Довженко рисует образ разведчика Ивана Кармалюка. Он был тяжело ранен и истекал кровью. Нужно было выбежать из опасной зоны. Ненависть к немцам, жажда мести до предела напрягли его волю к жизни. Он побежал и, достигнув цели, упал и потерял сознание. Кармалюк был обречен на смерть. Его нельзя было спасти. Но отважному разведчику удалось побороть смерть. Героическая борьба рядового бойца со смертью, его воля к жизни потрясли меня до глубины души. Я подумала: кто знает, может быть, такая же воля к жизни спасла от смерти нашего сына?
Потом я вспомнила рассказ девушки-радиста по имени Шура. Эта двадцатилетняя девушка пробыла на фронте три года. Дома родные три раза получали извещения, согласно которым она один раз была убита, а два раза пропала без вести. Воля к жизни заставила ее жить даже тогда, когда он была в безнадежном состоянии. Однажды ее окружили немцы. Она вынуждена была уничтожить свою рацию и скрыться под землю. Немцы искали ее, придавили танком то место, где она была, но ее задело лишь краем, сломало ногу. Мысль о самоубийстве мелькала в ее мозгу, но жажда жизни или воля к жизни удерживали ее от этого. Ее спасли. Два месяца она была между жизнью и смертью. Благодаря усилиям врачей она выжила и вернулась домой. Кто знает, может быть, какой-нибудь герой-врач в далеком госпитале прилагает все усилия, чтобы вернуть к жизни и нашего сына? И он будет жить вопреки всему?
9 января 1945 года. Вчера я случайно познакомилась с молодым военным. Ему 21 год. Он артиллерист, служил в противотанковых войсках, был на 2-м Украинском фронте, гвардеец. В бою он был ранен в ногу и контужен. Товарищи думали, что он убит, его мама получила похоронку и оплакивала своего сыночка. Но он был жив, с поля боя его доставили в госпиталь. Он долго был без сознания, руки от контузии не двигались. После долгого лечения он приехал к своей шестидесятилетней старушке-матери. Она считала его убитым и поэтому не ожидала, а больная сестра при виде его упала в обморок. Всю душу перевернул мне этот молодой искалеченный герой, и жалко мне стало его, и ясно я представила, как страшно было на войне Даниле. Как тяжело на душе, как хочется еще посмотреть на сына…
10 мая 1945 года. 8 мая в 11 часов вечера в Берлине три германских генерала подписали акт о безоговорочной капитуляции перед Красной Армией и Союзниками. Итак, победа за нами… 9 мая утром возвестили по радио о победе, и этот день назвали «Днем Победы». Когда я услышала великие слова о конце войны, слезы горя и радости потрясли меня. Я вспомнила о Даниле. Крупные слезы катились по моим щекам, я думала о своей безграничной любви к моему мальчику и о таком же безграничном горе. Мне кажется, я буду ждать его всю жизнь…»
Она ждала. И вместе с ней ждали своих дорогих мальчиков миллионы матерей. Шли годы, а боль за непрожитые жизни, несбывшиеся мечты и надежды не проходила. Жива она и сейчас. Но жива и память о них, о каждом, кто остался навек солдатом.
Материнская любовь
Вьется нитка шерстяная,
И крючок мелькает все быстрей…
«Милый сын мой, я твоя родная,
По святому долгу матерей
Думала всегда не о тебе ли,
Выросшем с мальчишеской гурьбой?
День и ночь от самой колыбели
Ласка и любовь моя с тобой.
Ты ведь помнишь, я всегда такою
Строгой, беспокойною была
И не раз заботливой рукою
Горе над тобою отвела?
Помню – шила… В пору ли ночную
Или вечерами в полутьме…
К лету рубашонку распашную,
Варежки суконные к зиме…
Дни мои – они летели сами,
Годы шли… и вырос ты большой.
С ясными отцовскими глазами
И с такой же ясною душой.
Ты боец и ходишь в крепкой каске
И винтовку носишь на ремне.
Разве я могу тебя без ласки,
Без любви оставить на войне?
Сердцу материнскому довольно
В месяц раз короткого письма…
И рука привычная невольно
К тонкой нитке тянется сама…
И вяжу, как в те часы ночные,
Как тогда в вечерней полутьме…
Варежки с пушинкой шерстяные –
Самые надежные к зиме.
Зимний день, он светел, но не жарок,
А подарок разогреет кровь…
Только это больше, чем подарок, –
Это материнская любовь.
Та любовь, которая приходит
Незаметно в женские сердца,
Та любовь, которая в походе
Согревает смелого бойца.
Та любовь большая, без которой
Было бы труднее на войне,
С ней пойдешь походкой скорой,
Станешь бить врагов своих вдвойне.
Вот и вьется нитка шерстяная,
И крючок мелькает все быстрей,
А со мной, я чувствую, я знаю,
Вяжут миллионы матерей»
Маркулин (стихотворение написано в годы войны)
Моему брату Даниилу Гончарову...
Я часто детство вспоминаю:
Избушку с низким потолком,
Где бабушка, совсем седая,
Склонилась над своим клубком,
Где мать, усталости не зная,
Всегда в заботах и в труде,
Такая близкая, родная,
Подруга в счастье и беде.
Я гомон шумный вспоминаю,
Проказы братьев и сестры…
Теперь я это твердо знаю –
Счастливей не было поры.
Передо мною образ брата –
Красивый, сильный, молодой,
Остался он навек солдатом,
Солдатом став перед войной.
Я помню, как, придя с работы,
Меня с порога громко звал
И, подхватив легко, с разлету,
Как пташку, к небу поднимал.
И от его больших ладоней
Спокойно было и тепло…
Со смертью в бешеной погоне
Все улетело, все ушло.
Мороз, жара и град снарядов,
И переправа на Днепре,
Кровавый снег под Сталинградом,
Смерть, слезы, стон по всей земле –
Все испытал, все вынес с честью,
Мечтал скорей вернуться в дом…
Он тихо спит с друзьями вместе,
Не старясь, вечно молодой.
А жизнь идет, и наши дети
Уже ровесники ему.
Все так же солнце ярко светит;
Весна идет сменить зиму;
Все так же любят, ждут, страдают…
И лишь одно я не пойму –
Зачем людей войной пугают
И жаждут смерти почему?
Соловьева Людмила Николаевна