ЕЁ ИМЯ
И вот наступила тишина, тишина, которую он так долго ждал, просил Её и вот получил. Получил. . . И что же? Удивление, разочарование, досада - все это вместе наполнило сердце. Всю свою жизнь шёл к ней, и получив, стал глубоко несчастным - Она обманула, погубила безвозвратно. Слишком много сделано во имя этого, ничего больше не осталось.
Теперь даже не осталось сил выразить своё отчаяние: ни слёз, ни крика, даже стона не вырвалось из груди. Молчание сковало, поражённый неожиданным ударом, замер, словно умер. Вот вздохнул, и вздох вылетел из недр души подобно бабочке. Последнее время он стал лёгким настолько, что иногда казалось: стоит только захотеть и воспарит птицей. Всё уже было близко к завершению и сердце замирало от радостного нетерпения... И вдруг... крах. Крах всех надежд - ночей проведённых без сна, дней и недель голода и холода...
Во имя Её, в надежде, что она соединит с вечностью. Но Она пришла и принесла с собой горе. Поздно начинать сначала; все силы отданы и скоро всё закончится. Что делать? Уйти? Но куда? Так давно отвык от всего, что обо всём забыл. Поглощённый целью, даже не знал, как теперь выглядит. Что же делать? Как поступить?
И тут почувствовал, а затем и увидел, как его подняло на воздух. Подняло довольно высоко: верхушка самой высокой лиственницы доходит до колен... Такое случалось и раньше, давно, много времени тому назад: его поднимало на воздух а затем бросало на землю, сокрушая кости. И теперь это, это же опять, как в начале пути. . . "Больше не упадёшь" - вдруг произнёс голос и назвал по имени, которое он когда-то носил. Голос ниоткуда, он ощущается всем существом. Сердце затрепетало и замерло.
"Тебе говорю: больше не упадёшь. Внимай – исполнилось на тебе слово, и прибудешь в нём до скончания Века. Радуйся!" - его мягко опустило на землю. Сердце, казалось, заполнило собой всё: тело сотрясалось под его ударами и наконец, слёзы бурными потоками принесли облегчение. В истоме, лежал на сырой земле, которая казалась мягкой и тёплой. Восторг. Птицы, деревья, травы - всё искрилось, пело, дышало, жило - благодатно, чисто, светло. И на душе было светло и чисто.
Смерть. Умереть. Всего двадцать и хочется жить, но надо умереть. "Зачем?! Зачем был этот дурацкий поход?! Зачем дала им себя уговорить, дура. Преда...тели. Бросили... оставили... твари... гады." Упала и ударилась, раздался хруст - ноги отнялись сразу.
"Погоди, мы сейчас придем" - это было последнее, что от них услышала. И всё. Всё!!! Кричать было бесполезно. Всё ясно - решили просто избавиться. Как от обузы. Всё правильно: Боливар двоих не вынесет, а загнанных лошадей пристреливают. Лучше бы пристрелили. Что при себе? Соль, спички и охотничий нож, ну ещё зажигалка и сигареты. Не будешь же всё это есть?! Ночь под открытым небом. Это был кошмар! Зуб на зуб не попадал. Но даже костёр не в состоянии развести. Для того чтобы достать спички или зажигалку надо повернуться на спину. На спину! А на спину нельзя повернуться, и даже на бок. . . боль пронзает тело и в глазах темнеет. Надо ползти. На руках. Руки сильные. "Ничего, старушка, мы ещё повоюем. В рот их. . ." -- губа закушена до крови. Подтянула тело на локтях и. . . лицом вниз со стоном. Это не по широкой мостовой: коряги, сучья, кочки. Сердце билось в голове. Стучало как молотком. . . "М-мама. . . мамочка," -- зубы кусают траву в беспомощной ярости, слёзы; всё лицо залито: "Мамуля!" Перед глазами туман и она перестала видеть и слышать - сознание поглотил бред. Бред. Но какой! Никогда она не видела такого как в этом бреду: люди в белом с яркими, светлыми лицами говорили непонятные слова, но от них почему-то становилось умиротворенно и весело. Её учили летать! Действительно, зачем ходить, когда можно летать?! А потом пришла мама. "Мамочка!" Радостная, смеющаяся, она говорила о Боге и его милости. . . Странно. Они никогда не говорили об этом.
Его разбудил голос. Огляделся - никого, но тут опять позвали. Тихо, но настойчиво. Голос был не похож на слышанный несколько дней назад. Шёл по утренней росе и голос ведущий его с каждым становился чётче и явственней. В трёх верстах от места где жил, на широкой поляне, около поваленной сосны увидел распростёртое тело. Приблизившись, замер и долго стоял так, словно что-то вспоминая. . .
Когда она открыла глаза, последние слова матери: "Я знаю, ты жива. . ." - всё ещё звучали в сознании. Оглядела себя и увидела, что лежит на спине; дышать было легче и боли небыло, попробовала пошевелить рукой: рука двинулась и замерла. Повернула голову: "Ой, кто это?" Светлые глаза смотрят не моргая и в них столько тепла, что только от одного этого безумно хорошо. Человек молчит.
"Здравствуйте," -- яркий свет бьёт в глаза, ослепляет; надо зажмуриться, потому что от того яркого света, каким озарился он, на него совершенно невозможно глядеть. Вновь подняла веки, и вот он опять обычный стоит, смотрит. "Надо остаться здесь," -эта мысть пронзила. - "Остаться здесь навсегда, потому что так надо, потому что. . ." Слёзы какие-то лёгкие, радостные. Почему? Первый раз такое. С улыбкой закрыла мокрые глаза и вздохнула глубоко.
Проснувшись, увидела перед собой котелок, а в ней ягодную россыпь: малина, земляника, черника, рябина, жимолость. . . и . . глубокой деревянной ложкой всю эту массу разноцветных бус. . . всё это так просто!... Он стоит рядом. "И пусть так будет всегда!"
Эти несколько недель! Сказка! Что происходит! Таежные дары. Как это всё произошло?! Кто он? Как это всё сделал? Кто он, этот удивительный врач? И почему всё время молчит?
Несколько дней и уже можно встать, чтобы выйти на свежий воздух. Солнце! Птицы! Как любила птичий гам! Пусть воробьиное чириканье, уркование голубя или кудахтанье, кряканье, гогот. . . С каждым днём всё уверенней ходила по лесу. И вот заблудилась. Как это произошло? Вроде шла как обычно, и вдруг. . . Но странно другое: ни страха, ни тревоги, словно у себя дома нечаянно вошла в комнату, куда почему-то никогда не заходила. Спокойно, уверенно, с каким-то лёгким любопытством, сквозь чащу, поляны и вновь лесная густота. Ах, какие запахи, какие звуки! Как хорошо!
На одной из полян люди! Вернее тела. Четверо мужчин лежат у кострища, разбросанные бутылки, жестяные банки, недалеко стоит автомобиль "Нива". Подошла ближе, всё понятно - деньги! На поваленном дереве пять дипломатов: один из них открыт и около него валяются несколько пачек ассигнаций. Ясно, эти четверо не поделили доход или добычу. И вот чем всё закончилось. Разгорячённые спиртным (рядом с костром изрядное количество бутылок) и спором, они не задумываясь схватились за оружие. Смотрела на них и боролась с желанием взять одежду, оружие, деньги. В глубине души понимая, что её ничего этого не нужно. Вот разве что одежда. Но и оставлять так тоже не годилось. Просто так бросить тела на растерзание падальщикам. . . Нет, кто бы ни были эти люди, бизнесмены или бандиты, это всё-таки люди, их надо похоронить.
Рядом с углями лежит сапёрная лопатка. Рукоятка достаточно длинная, удобная, копать не трудно. Почва с толстым слоем не перегнившей хвои поддалась легко. Часа через два на месте костра была выкопана огромная яма. Спихнув туда трупы вместе с оружием, и сбросив кейсы с деньгами, стала закапывать яму землёй. Покончив с этим, она осмотрела машину: палатка, куханая утварь, ватники, одеяла - всё выброшено на землю. Рука повернула ключ зажигания, мотор фыркнул и замолчал. И лишь на четвёртый раз всё-таки решил заработать. Запах гари от выхлопа странно ощущался в ароматах природного естества. И с ужасом подумалось, что родилась и выросла среди всего этого смрада. Поставила Ниву как раз над свежезакопаной ямой, заглушила мотор. В руках канистра с бензином. Чтобы машина не взорвалась, молотком пробила бензобак, полилась тонкая струйка на землю. Опустошив канистру и бросив её под автомобиль, отошла. Щёлкнула зажигалка, загорелась тряпка, она размахнулась и снизу бросила её под машину. Полыхнуло факелом. Через час от новенькой модели остался лишь обгорелый остов. Вот всё и кончено, теперь разобраться с тем, что осталось.
Палатка, одеяла, ватники, спальные мешки были собраны в большой свёрток и стянуты ремнями. На одном плече был мешок с кухонной утварью, на другом свёрток, на поясе рядом с ножом висела сапёрная лопатка. Лишь выйдя к реке, узнала как эти четверо попали сюда - у берега стоял плот: брёвна были массивные, сбит он был добротно, скобами, такой выдержал бы и больший груз. Решила присесть передохнуть, и тут увидела его. Очевидно, её долгое отсутствие заставило его пуститься на поиски - так подумала, но ошиблась, спаситель смотрел совсем в другую сторону. Или даже вообще не смотрел, а . . . Похоже он с кем-то разговаривал: от него то и дело исходило сияние и непередаваемый аромат, не похожий ни на один известный запах духов, почти неуловимый и в то же время ощутимый. Сияние становилось всё ярче и тут он начал подниматься на воздух. Дыхание перехватило: "Вот это да!"
- Круто! - произнесла одними губами.
Теперь он был весь объят сиянием, это было даже ярче солнца. Этот свет вращался вокруг него и самого человека небыло видно - он скрылся, пропал в свете. Завороженная замерла, не в состоянии пошевелиться и отвести глаз от видения. Кто он?!! Кто?! Колдун, инопланетянин?
Пришла в себя только тогда, когда он опустился на землю. И тот час место, где он стоял, как бы осветилось: трава стала ярко-зелёной словно её покрасили. Он обернулся - их взгляды встретились. Его лицо улыбалось, глаза ласкали. Не помня себя, она что-то кричала ему радостное, захлёбываясь слезами. Смеялась, хотелось броситься ему на шею, но ноги как онемели. . . Он подошёл сам . Белый, красивый. Ноздри вновь уловили этот непередаваемый аромат.
После этого случая, стала пытаться всё время находиться с ним рядом. Рядом с этим запахом, чувствовать, как щекочет ноздри, как сладко кружится голова и, слегка напевать просто так, без слов - мелодия сама рождалась. Единственно, что огорчало, это то, что с ним нельзя было разговаривать. Если бы он был глухонемым это понятно, но он слышал, понимал и отвечал, но по-своему: теплом, струящимся из глаз, мягкой улыбкой, загадочной и таинственной. Да, тут какая-то тайна! Сколько ему лет? Где он родился? И кто его родители? Почему он прячется от людей? Эти вопросы раздирали душу, мучили ум. А он вдруг стал избегать, часто уходил, подолгу оставлял одну. Что это такое? Зачем тогда надо было спасать?! Чтобы брезговать, унижать? Когда выговаривала ему всё это без обиняков прямо в глаза, он тупил взор и, место улыбки на губах занимало кроткое выражение грусти. Как хотелось вмазать тогда по этой благообразной харе! Но тут же что-то ломалось в ней, рыдания подступали к горлу, сердце сжималось как в тисках, и она вся замирала в оцепенении, внутри мутило, в глазах становилось темно. Он ласково смотрел на неё, клал её руку на голову, и только тогда всё прекращалось. Странно, непонятно. Что это? В чём дело? Чтобы это понять явно не хватало ума. Здесь нужно было что-то ещё, чего у неё не было.
Иногда случалось такое, что вообще не поддавалось никакому объяснению: ощущение времени, голода, холода исчезало и приходило другое. Оно приходило и, было похоже на заболевание - вдруг становилось как-то светло и глаза начинали видеть всё совсем по-другому, уши слышали шумы леса, но всё равно было тихо. Тихо как никогда. Тогда казалось - время остановилось. . . или его вовсе не существует. Но вдруг яростная вспышка, и тогда сердце это раскалённый уголь, душа испепелена, а в голове чёрт знает что! Эти сны, от которых всё дрожит внутри, сжимается. Вдруг толкнёт что-то под сердце и так обдаст холодом с жаром. Тогда язык превращается в жало змеи, слова, которые произносились, потом невозможно было вспомнить, но чувство, оставшееся после них, то чувство, что порождало их, завладевало всем существом, ему нельзя было не подчиниться. Кидалась душить, бросая в лицо какие-то слова. А потом, оставшись в одиночестве, почему-то тряслась от страха и тоски, сходила с ума от давящей тишины и, как побитая собака идёт на поклон к хозяину, ища его ласки, плелась к нему в пещеру, где он скрывался от неё, становилась рядом с ним, и привалившись головой к его коленям, плакала навзрыд, изливая своё непонятное горе. Хватала его руки уже не прося, а требуя прощения - яростно, горячо, опаляя дикими глазами, где мешались мука, злоба, стыд, горе и радость. Радость - потому что простит. . . простил, не может не простить тот, кто нужен. Нужен больше всего на свете, чёрт возьми!!!
Как-то зимой захотелось мяса. Он не есть его, но ей-то что с того. Она не скотина жевать траву. Найдя заячью тропу, поставила силки и через два дня свежевала трёх крупных беляков. Он сидел в уголке: забился туда, словно в ужасе, замер, словно умер. Сдирая шкурки, ухмыляясь, поглядывала на него. Заняла все его чашки мясом, в котелке сварила суп. Если бы при ней не оказалось соли, пришлось бы туго - дедуся был убеждённый вегетарианец. За два года, что прожила у него, она первый раз так оттягивалась. Жадно жевала жаренное на углях мясо и запивала его бульоном, приговаривая при этом, что ещё немного и заблеяла бы как коза и замычала как корова. "Что он всё время молчит? Что он из себя ставит?! Этот старый пень, видно большого о себе мнения. Молчишь, козёл! Наверное бандит, скрывается, боится расколоться. Колись, падла, полегчает. Кого замочил, с-сука?! Дурака играешь, веником прикинулся? Я тебя всё равно расколю. Куда?? Куда поплёлся?" Когда он попробовал покинуть место, где становилось жарко, она не пустила его. Преградив ему дорогу, толкнула. "Надо же, хиляк - упал." Ударила ногой по голове. Подумала и ударила ещё раз. . .
Расправившись с зайчатиной, сложила остатки в котелок, плотно закрыв его, и вынесла в сугроб, чтобы на следующий день тоже можно было лакомиться. Вернувшись, увидела, что он уже пришёл в себя, обрадовалась, что "старый хрен" оказался двужильным. Потом несколько минут объясняла "этому дикарю", что ещё и не так может. . . Чтобы он не удрал, когда она уснёт, решила его связать и связала его же одеждой - "одела в смирительную рубашку", объявив ему что он душевнобольной и ему нужна нянька.
Эта идея ей понравилась и она пять дней продержала его в таком состоянии, надеясь, что он заговорит, начнёт просить. Он не заговорил.
Ночью схватило живот. "Обычное расстройство - скоро пройдет". А через день слегла: проснувшись следующим утром, вдруг обнаружила, что вообще не может встать. . . Три дня бреда. Пришла в себя от лёгкого прикосновения: открыла глаза - их взгляды встретились. С тихим стоном подняла руку и положила ладонь на лоб, на лбу была мокрая тряпка. Он приподнял тяжёлую голову и поднёс к сухим горячим губам чашку с отваром какой-то травы. Выпила всё, и вздохнув, как от тяжёлой работы, заснула. Просыпалась на короткое время и опять засыпала, чтобы снова проснуться и увидеть над собой его глаза. Через два дня стало лучше.
Прошло ещё несколько лет, а с ними все тревоги. То, что тревожило, оставило в покое. Душа нашла своё пристанище и не хотела его покидать. "Может ты мой прапрадедушка?" - спрашивала иногда его тихо, внимательно смотря в удивительно покойное лицо. Он в ответ улыбался, гладил по волосам, шевелил губами, но не произносил ни слова. Почему?! Кто он? Что за тайна?
Он часто просил открыть значение другого (её) присутствия. Сначала думал: "Может быть уединение - ошибка?" Но это было не то - смущение пришло вместе с этой мыслью. Искушение? Опять не то. Смущение не уходило. И тогда он решил найти ответ в ней самой. И сердце стало свободно. Увидел всё. Всё!! И теперь уже знал: её дело выше его. Её труд - миссия. Он перед ней - ничто. А она - то, что заполнило его пустоту. И вновь услышал голос: "Исполнился обет".
Да - исполнился, всё выполнено и можно говорить. А когда заговорил, то произнёс лишь одно слово. Она в ответ удивлённо подняла глаза, ибо это было её имя. Наконец-то удастся получить ответ на свои вопросы! Но... это было первое и последнее слово, произнесённое им за всё время.
Оно замерло на его губах. Глаза перестали светиться и лишь лёгкий ветер шевелит белыми волосами, унося своими порывами тайну. . .
Кто поймёт горе одиночества? Только тот, кто сам знал это. Кто измерит боль утраты? Уже целый месяц одна, совсем одна в глухой тайге! Там, куда не летают вертолёты (этой точки у них нету на карте, это закрытый район). Нет возможности, нет желания отсюда уйти. Это место стало дорого. Она не расстанется с ним. Похоронив того, с кем свела и жизнь и смерть, похоронила радость. И больше никогда не улыбнётся наступающему дню, запаху цветов. Пробовать молиться? Ничего не получается. Мысли путаются, становится страшно, и тоска тяжёлыми пластами ложится на сердце. "Одна! Совсем одна!" Зима. Надрывно воет ветер. То скулит по щенячьи, то ноет как боль - тупая, застаревшая. Горит огонёк, дрожит, колеблется, очаг протоплен - тепло и даже душно.
Пластом на широкой лавке, перед глазами листы кожи - это единственная здесь книга. Совершенно неизвестен язык, которым она написана. Но что-то каждый вечер заставляет брать её в руки и вглядываться в странные знаки, нанесённые на кожу, нюхать, переворачивать страницы, хранящие в себе память Его прикосновений...
Май - август 1996.
~ ~ ~ * * * ~ ~ ~