В Ригу мы с Аллочкой поехали в декабре 1991 года.
Чисто туристический вариант отбросили сразу. Среди других заинтересовало двухнедельное обучение в Рижской коммерческой школе, новом коммерческом заведении, обещавшем в газетном объявлении довести квалификацию выпускников любых вузов до уровня требований нового капиталистического рынка. Сообщение интриговало. В этой Риге всегда бродило инакомыслие, особенно тогда, на переломе эпох. Я позвонил по указанному номеру.
- Последний рублёвый заезд, - в конце диалога доверительно признался мне женский голос с прибалтийским акцентом на том конце провода.
- А потом? – поинтересовался я.
- Потом только за доллары. И в два с половиной раза дороже.
Мой генеральный директор на вопрос о возможности отъехать в Ригу на обучение только кивнул и по-доброму, согласно махнул рукой. А начальник моей супруги упёрся не по-детски. «У нас большие проблемы, надо поднажать в работе, какая может быть учёба…» Ей пришлось сказаться простуженной, оформить больничный лист.
Приехав в Ригу, мы зашли в первую попавшуюся кафешку. За каждую из двух чашек кофе с нас взяли по пять (!) рублей. Это в то время, когда в Москве средняя зарплата была порядка двухсот. Моей престижной в то время месячной зарплаты коммерческого директора совместного предприятия хватило бы всего лишь на 140 чашек такого рижского кофе, то есть всего-то по четыре с чем-то чашки в день. Но я еще подрабатывал в Щукинском театральном училище директором малого строительного предприятия, вот эти деньги и пошли на оплату учёбы, дорогого кофе и всего такого.
Если в 1991 году в Москве все предлагавшие услуги еще по-совковому хамили клиентам (кроме, может быть, кассиров платных туалетов), то в Риге вообще и в Рижской коммерческой школе всё было иначе. Нас обласкали приветствиями и пожеланиями, поселили в одну из центральных гостиниц и вручили весь пакет документов с методиками и расписаниями.
На следующий день мы приступили к двухнедельному курсу обучения менеджменту, маркетингу и управлению. В начале года я учился в Нью-Йорке, в конце этого же года – в Риге. Всё было по-другому. В Америке нас учили работе с акциями на бирже, мы впитывали всё с раскрытыми ртами, ожидая, что пройдёт пару месяцев – и всё это станет новой русской реальностью. В Риге учёба была ближе к реальностям нашей жизни. Тем не менее, всё классно, умно, с игровыми ситуациями для анализа отношений.
Вот хотя бы один пример. Однажды все небольшие группы собрали воедино. Наша аудитория объявлялась судном, терпящем бедствие. Предлагалось два варианта поведения - спастись на единственной небольшой шлюпке – или остаться на корабле. Каждый из присутствующий приглашался к микрофону, где излагал свою позицию. Абсолютное большинство, конечно же, были готовы утонуть вместе со всеми. Такое показательное самопожертвование со множеством оговорок и надежд про счастливое спасение всех, кто останется… Каждое такое выступление встречалось аплодисментами. И только два человека сказали людям странные, очень не советские слова:
- Я пойду в шлюпку.
Это был я и Игорь из Баку. Наши заявления, разделённые двадцатью, может быть, откровениями наших однокашников, были встречены гробовым молчанием. Из тридцати с чем-то человек только двое захотели не того, что все. Потом к микрофону вышел преподаватель и с лёгким, но заметным акцентом объявил приговор советскому стадному мышлению. Мы с бакинским Игорем были объявлены здравомыслящими людьми с нормальными инстинктами, он назвал нас лучом света в тёмном царстве коммунизма.
Постоянным элементом наших занятий была видеосъемка – весьма оригинальное и полезное средство для самоконтроля. Действуя в заданных игровых обстоятельствах типа «вы клиент, пришли пожаловаться, а вы директор химчистки, вам надо оптимизировать ситуацию», мы сразу же после сыгранного эпизода смотрели на себя со стороны на экране монитора и все оценивали всех. Что вы там чешете? Что это за притопывание ногой? Что вы согнулись в три погибели? Зачем вы кланяетесь, вы лакей или директор? Что вы перемкнули руки на животе, кто вам поверит?
Для пущего разнообразия принимающая сторона добавила к обучению и культурную программу. Были и концерт в Домском соборе, и обзорные экскурсии, и посещения каких-то маленьких успешных предприятий, но в качестве главного мероприятия нам был обещан банкет в Юрас Перле – самом экзотичном и престижном ресторане на Рижском взморье.
Постепенно поднявшись к вершинам согласия мимики, сознания, смысла и цели, попутно пройдя всякие курсы типа контроля времени, рекламы, этикета, договорных стандартов и кое-чего еще, в двадцатых числах декабря 1991 года мы подошли к финишу программы.
День заключительного долгожданного ресторанного мероприятия был скован жутким морозом, градусов в пятнадцать-двадцать. Если учесть, что это было у моря, то знатоки могут понять, что каждый порыв ветра был сравним с ведром ледяной воды, выплеснутой в лицо. Тело было скукожено, пальцы сгибались и разгибались с помощью другой руки. Такими мы приехали в Юрас Перле, белый двухэтажный ресторан на побережье Балтийского моря. На двери ресторана полосками скотча было приклеено объявление на двух языках о том, что сегодня в заведении закрытое мероприятие. Ледяной ветер после прочтения этих слов стал ощущаться чуточку добрее.
В помещении было, скажем, отнюдь не жарко. Бледные, замороженные, почти прозрачные официанты на автомате предлагали прохладительные напитки. На их удивление, эти легкомысленные предложения были встречены абсолютным согласием. Народу были нужны стаканы! До первого тоста руководства учебного заведения спиртного велено было не подавать, или такова была просто хапужная хитрость персонала ресторана. Хоть на чём-то, но подразаботать. Но у нас тоже с хитростью было всё в порядке. Все (ну, или почти все) привезли своё спиртное - из магазинов. А вот стаканы надо было получить от официантов. Разливали втихаря. Одни смотрели, не видит ли персонал ресторана, вторые наливали, третьи выпивали. Потом менялись ролями. Вскоре согрелись. Да так, что морозный ступор забылся и мы уже почти танцевали сидя, под ритмичную музыку из динамиков. В зал ресторана быстрым шагом вошёл директор Рижской коммерческой школы. Официанты быстро собрали с нас скромный урожай оплаты кока-колы и минералки и приступили к обслуживанию по оплаченной программе корпоратива.
Когда директор учебного заведения вышел на эстраду, подогретая изнутри розовощёкая публика встретила его с таким воодушевлением, такими долгими аплодисментами, что он даже перестал останавливать нас жестами, стоял и терпеливо дожидался тишины. Когда свист и дамские писки перешли в овацию «Саб-ниньш! Саб-ниньш! Саб-ниньш!», директор наперекор гомону начал свою короткую речь и сказал пару слов о том, как они все рады. Сегодня, сказал он, вы увидите программу известного здесь варьете, пусть Рига запомнится Вам своим европейским уровнем гостеприимства и культуры!
На эстраду под музыку вышли мало прикрытые одеждой танцовщицы. В советских кинофильмах их иногда показывали, но только по пять секунд для отображения затхлой преступной среды прибалтийских мошенников и цеховиков. Сегодня мы могли смотреть шоу от и до, со всякими канканами и вокалами, перьями на головах и шпилями высоченных каблуков. Всё это на белых квадратах светящегося пола эстрады, без перерывов, номер за номером.
Здесь и там между столиками сновали три-четыре телеоператора. Видимо, эта съёмка тоже входила в стоимость курса. Слава богу, после обучения и особенно после "разогрева" мы нисколько не стеснялись объективов, даже наоборот. Кто-то чокался с камерой, кто-то демонстрировал камере севрюгу и икру, одна из наших тёпленьких барышень по-цыгански трепетала открытым декольте… Всё это в ритм музыки, под которую на сцену выходили и выходили группа за группой бледные танцовщицы, задирая ноги выше головы, дефилируя по кругу, приседая или прогибаясь, кивая залу задницами, маня и призывая заученными жестами. Все пассажи варьете трудолюбиво фиксировал один из телеоператоров, поэтому можно было посвятить время общению с приятелями-выпускниками, не зацикливаясь взглядом на сцене. Завтра утром перед объездом наверняка кто-нибудь предложит каждому из нас кассету рублей за тридцать. Надо будет взять, событие того стоит.
…В автобусе, который уносил нас заполночь в Ригу, мы дружно пели про подмосковные вечера, про белых медведей, про день рождения, который только раз в году, про катюшу, что-то на украинском языке и даже особо тонкие голоса затянули было про защитную гимнастёрку, но маршрут пролегал уже по центру Риги, мы остановились у гостиницы и разошлись кто куда.
Наутро никаких кассет с записью вечера а Юрас Перле мы не получили. Только дипломы в красных выпуклых обложках об окончании курса обучения.
- Какая съёмка? Мы ничего вчера не снимали, - ответила девушка-менеджер на наши вопросы.
Дальше были сборы чемоданов, вокзал и возвращение домой, в Москву.
Вечером зазвенел домашний телефон. Голос главного бухгалтера Валентины Ивановны был встревожен.
- Сергей Валентинович, вы вернулись? У Вас всё в порядке? Мой муж был в командировке на Урале, вчера позвонил мне оттуда в пять утра, чтобы я смотрела новости. По российской программе весь день в новостях в конце был сюжет про миллионеров Прибалтики. О том, что варьете танцует при ледяной температуре, а богачи вокруг жируют с икрой, коньяком и бужениной. И Вас показывали крупно, несколько раз за выпуск, целый день, в каждых новостях. Я тоже смотрела, мы все здесь смотрели, в библиотеке. Это были вы, Сергей Валентинович?
Последнюю фразу она произнесла, кажется, с надеждой на моё немедленное отрицание, на то, что она и её муж обознались, ошиблись, что-то перепутали.
Я сразу вспомнил незнакомых телеоператоров и какие-то их особенно пристальные взгляды объективов, нацеленных то на эстраду, то на наши столики.
- Это был я, Валентина Ивановна. Это было такое учебное занятие. Ничего особенного, завтра на работе расскажу.
Аллочке пришлось труднее. Когда она через день вышла на работу, директор встретил её ироничной улыбкой и поинтересовался здоровьем. Рассматривая так и этак больничный лист, он как бы между прочим спросил:
- Прошло? Горчичники? Мёд? Ах-да, конечно, мёд – это отличное средство. Чем ещё лечились? Чем? А еще? Ну да, ну да…