Андрей единым духом допил лимонад и с любопытством посмотрел на Бориса, переживающего унизительность ситуации.
С одной стороны, Антон был сам виноват, с другой — Боря обязан был заступиться за него, но силы явно не равны, один вид сгруппировавшихся, узловатых мышц парализовывал.
— Что же ты с кретинами дружбу заводишь? — Андрей кивнул в сторону моря. — Скажи спасибо девочкам, сейчас бы на пару с ним медуз ловил.
Скоро вернулись двое мокрых весельчаков. На едва заметный вопросительный взгляд Ани, чернявый скупо ответил:
— Пусть побултыхается. А этого не надо?
— Это свой, — заверил Андрей, — Из Тольятти. Знакомьтесь — Жора.
— Семен. В самом деле, из Тольятти? На ВАЗе работаешь? Кем и где?
— На главном конвейере слесарем—сборщиком, — ответил Борис, тоже протягивая бутылку с лимонадом, чтобы показать свое дружелюбие.
— Навар имеешь? — заинтересованно спросил Семен. Он взял бутылку, присел на полотенце рядом с Олей и облапил за плечи. — И связей нет? А как же ты здесь? На какие бабки?
— Заработал.
Борис почувствовал нелепость своего ответа, единственно верного, но малоподходящего к окружающей обстановке.
Культуристы обидно рассмеялись и, потеряв интерес к случайному праведнику, заговорили с девушками.
Борис понял, что все они из одной компании, вероятно, парни проснулись позже, поэтому и пришли врозь.
Вблизи они не казались столь удивительно похожими, как на расстоянии, особенно выделялся русоволосый Жopa, с совершенным лицом античного Аполлона, такому трудно быть соперником.
Вся эта затея со знакомством выглядела сейчас такой наивной и ненужной, что с досадой подумалось об Антоне, не будь этого донжуана, не оказался бы в столь щекотливой и унизительной ситуации.
Нерешительно подошел мокрый Антон, сощурив заплывший глаз, и остановился в отдалении.
— Чего забыл? — грубо спросил Жора, чуть повернув лицо.
— Одежду мне. Можно возьму? — заискивающе спросил Антон.
— Бери. На глаза не попадайся, с говном смешаю, твое счастье — людей много.
Борис смотрел на Антона, стараясь убедить себя, что ничего нельзя было сделать, и он не виноват; тот не глядя ни на кого, быстро собрал одежду, сумку с магнитолой, и ушел к сосновому бору, пришибленно озираясь по сторонам.
Стало его жаль.
Он из породы быстро ломающихся при жизненных неурядицах.
Поразительно, что до сих пор жизнь не до конца его переломила, иначе бы не вел себя так безрассудно, безоглядно выпаливая то, что вертится на языке.
Бестолковый, беспредметный разговор, состоящий едва ли не из одних вопросов и междометий, притуплял внимание, не мешал думать о своем.
Угораздило же вляпаться в эту неприятную историю, как не хотелось подходить к разбалованным красоткам, а теперь надо искать повод, чтобы, не теряя лица, достойно смыться, не сидеть же болваном на чужом пиру.
Он всегда избегал прожигателей жизни, связанных закулисными сделками на сотни тысяч рублей.
Да и они не стремились приобщить его к своим делам, желающих хватало в избытке, стоило лишь намекнуть.
Борис намеков не понимал.
Он слишком ясно видел, в какую зависимость попадали соглашающиеся на их условия, они становились рабами, продавая свободу за возможность сладко есть, быстро ездить и спать с наивными, но падкими до развлечений школьницами.
Борис не мог их ненавидеть; ненависть — это слишком яркое чувство, идущее от зависти или от унижения.
Он был к ним равнодушен, по крайней мере, так ему казалось, потому что понимал, нет такой силы, которая могла бы им помешать, они были хозяевами жизни, ими были куплены местные власти и даже те, кто призван с ними бороться.
Гора рожала мышь, но равновысотных не замечала.
Борис поднялся на ноги, потянулся, посматривая по сторонам, надеясь найти предлог отдалиться от ненужной компании.
Вокруг море чужих, незапоминающихся лиц.
Возле водопадной горки женщина в белом халате торгует мороженым из небольшого ящика, ремень которого перекинут через плечо.
Шустрые мальчишки предлагают отдыхающим початки вареной молодой кукурузы по рублю за штуку, многие охотно берут. Всё не то.
Внезапно вскочила Аня и протянула руку.
— Пойдем, поплаваем. Жарко.
Рука в руке они подошли к лениво плещущимся волнам.
Аня чуть сжала его пальцы и бросилась в море.
Борис кинулся за ней, недоумевая, к чему такой финт?
От ярко выраженного пренебрежения к непонятному флирту.
И флирт ли это?
Может, она просто дурачится, решила позабавиться от скуки, или же он прослушал в их нудном разговоре намек на предстоящий розыгрыш.
Ничего, он им подыграет, забавно даже.
За поржавевшими буйками вода меняла цвет от изумрудно—прозрачного на зеленый.
Аня перевернулась на спину, плавными движениями рук поддерживая легкое тело у самой поверхности моря.
Неожиданно хихикнула нашкодившей девчонкой и сказала:
— А Антон прав.
— В чем? — не понял Борис.
Ему казалось, что с Антоном уже всё покончено, никто не будет его вспоминать.
Борис старался, как можно равнодушнее смотреть на Аню, не видеть в столь непосредственной близости непостижимо соблазнительное тело, удивительно нежную кожу, через которую струились прозрачные серебристые потоки морской воды.
— Ребята с анаболиками переборщили, уж очень не терпелось побыстрее мышцы нарастить. Сейчас у них одна только радость — на собственное тело любоваться. Никто им не нужен.
Потрясающе, подумал Борис, значит, это правда.
Краем уха он слышал отрывки разговоров о запрещенных препаратах применяемых культуристами для наращивания мышц, о допингах, которые делают спортсменов импотентами, но не мог поверить и представить, что кто-то добровольно пошел бы на уничтожение мужского естества, зная про такой риск.
— Почему же он с вами?
— Иллюзию для себя поддерживает, или создает для других, что всё в ажуре. Может быть, надеется, что не всё потеряно. И потом, отец нанял в охрану, чтобы никто не приставал.
— Всех троих?!
— Нет. Одного. Жopy. Остальные от делать нечего за компанию вместе держатся.
— Кто же твой отец? — вырвалось у Бориса.
— Как тебе сказать? — замялась Аня. — Номенклатурный работник в управленческом аппарате.
— Жаль.
— Почему?
— Ты птичка высокого полета, а я рабочий, нельзя в тебя влюбляться, а я уже втюрился.
— Правда? Кто сказал, что нельзя? Я не против.
— Чего хорошего? Ты мне сердце разобьешь и бросишь. Небось, у тебя и жених есть?
— Есть. В дипломатическом посольстве Парижа. Но я его не люблю. Ты мне больше нравишься — красивый мальчик.
— И замуж за меня пойдешь?
— Ого, какой шустрый! Не боишься?
— Твоего чичероне? Да я его одной левой.
— Моего отца. Он тебе голову оторвет, если узнает.
— Так это ты боишься, а не я.
— Я?
Она подплыла так близко, что Борис, неожиданно для себя, притянул её и крепко поцеловал, отчего они оба погрузились в воду с головой.
— Сумасшедший. Так и утонуть можно. Никогда не пробовала под водой целоваться.
Выходя на берег, она взяла его руку, опираясь, снова много¬значительно пожала и спросила:
— Сбежим?
— А Оля?
— За нее не беспокойся, одна не останется.
Ответ был не полным, но уточнять Борис не стал, не его дело за Олю переживать, Аня оделась, свернула полотенце и сказала:
— Жора, до вечера свободен. За нами не ходи. Жора кивнул и тяжело посмотрел на Бориса.
— Смотри, парень, если с Аней что случится, голову оторву и собакам выброшу.
Борис промолчал и протянул Ане руку, взяв её маленькие пальчики, вызывавшие трепет и сердцебиение. Если от одного прикосновения его бросает в дрожь, то, что она может с ним сделать вся?
продолжение следует: http://proza.ru/2012/08/21/1099