Дарья Ивановна не очень радушно встретила новую пассию сына. Сколько их уже перебывало в этой квартире! И с каждой веди учтивые разговоры, раскрывай душу? Обойдутся. С одной стороны, она даже была довольна разборчивостью сына, никто не знает, какими они себя могут показать в дальнейшем, на голову сядут, с другой стороны — надоело заступаться за сына перед подругами, которые ахали и соболезновали, мол, пора уже в бабушках ходить, а у неё даже невестки нет.
Что с того, что красивая? У него все подруги одна другой краше. А Кристинка, вообще, в дочки годилась. О чём думал, когда связывался? С лица воду не пить. Главное, чтобы уважительная была и не гулящая. Тем более эта, с дитём. В 13 лет уже есть свой характер.
Небось, уже мальчиками интересуется, насмотрелись молодёжных каналов, где только ягодицами сверкают, да груди на всеобщее обозрение выставляют. Совсем стыд потеряли. Очень много девушек без приданого с довеском! Нет, угораздило! Словно мёдом в одном месте намазано. И слушать не захочет материнского совета.
— Вам ещё чаю налить? — спросила Раиса Дарью Ивановну, заметив, что у той опустела чашка.
— Не беспокойся. Я у себя дома. Захочу — налью.
Раиса, не показав обиды, добродушно улыбнулась.
— А тебе, милый? Или тоже самостоятельный? А я ещё выпью, варенье у вас замечательное, Дарья Ивановна. Не пойму только, какое, вишнёвое?
— Черешневое, — снизошла Дарья Ивановна.
— Неужели? В самом деле. Нет той кислинки. У вас есть дача?
— На ней работать надо. А не кому. Соседка угостила.
— Замечательные у вас соседи. А вот меня никто не угощает вареньем.
— Для этого надо было полгода репетиторством позаниматься с неучами, — усмехнулась Дарья Ивановна, начиная смягчаться.
— Ах, вот как! Наверное, обременительное занятие? Вам уже трудно.
— Чего ж тут трудного? Сорок лет педагогического стажа.
— Мама — заслуженная учительница РСФСР, — сказал Юра, чувствуя страшную неловкость от двусмысленного положения, между двух огней, как бы не обгореть, каждой нужно угодить.
— У вас это серьёзно? — спросила Дарья Ивановна куда-то в сторону, не адресуясь конкретно.
Раиса посмотрела на Юру, что он скажет? Не ей здесь заявлять о серьёзности намерений. Юрий Константинович выдержал мхатовскую паузу, и в порыве духа противоречия, выпалил:
— Более чем. Завтра Рая подаёт на развод, а потом уже и со мной распишется. Дорогая, свадьбу будем справлять?
До этого у них не было разговора о свадьбе, поэтому Рая поняла шутливый настрой Юры, и подыграла:
— Обязательно! Это так романтично. Пригласим сто гостей. Для ровного счёта. Они надают уйму денег, на которые всей семьёй поедем в Венецию. Обожаю Италию! Тото Кутуньо, Челентано! Гондолы! Запах моря! А не как у нас — зелёных водорослей и тухлой рыбы.
— А на какие средства свадьбу справлять будете?
— Возьмём в кредит! Да, милая? Сейчас это просто делается.
— Ну да. Возьмёте сто тысяч, отдавать — двести, — заметила Дарья Ивановна.
— Куда нам спешить, мама? До старости отдадим, зато будет, что вспомнить!
— А жить где будете?
— Вот с этим посложнее. Мы ещё не обговаривали. Что ты посоветуешь?
— А что можно советовать? Вам жить. Но знайте одно — я отсюда никуда не уйду. Привыкла к одному месту.
— Ну, и хорошо! Что-нибудь придумаем. Да, милая?
— Разумеется, милый.
Разговор был натянутым, осторожным, никому не доставлял удовольствие, поэтому Раиса поблагодарила за чай и поднялась.
— Извините, что засиделась. Пора и честь знать. Юра, проводишь меня?
— О чём речь? Не только провожу, но и подвезу.
Когда они пришли домой, то увидели в прихожей, лежащего навзничь, похрапывающего Леонида. На шум закрываемой двери выбежала заплаканная Розалинда.
— Я не могу его поднять!
— И не надо! — выкрикнула Раиса. — Пусть так и лежит до утра! Устала! Сколько он моей крови уже выпил?! Пусть валяется. Ему так хорошо, ну и ладно.
Но лежащего никак не обойти, даже вдоль стенки, мешал обувной шкафчик, и Юра отволок Леонида на диван, снял с него туфли и уложил поудобнее, головой на валик. С полуоткрытого рта тянулась пузырчатая слюна, вот-вот коснётся обивки.
Юра оглянулся на хозяйку.
— Подложи что-нибудь. След останется.
— Языком заставлю вылизывать! — зло ответила она, но принесла и подложила салфетку.
— Мама, я уйду к Машке. Не хочу рядом с ним находиться! От него воняет, как с помойки!
— Вы поужинали?
— Да. Ты мне дашь денег на школьное питание? Пора уже вносить.
По тому, как замялась Раиса, Юра понял, что у неё нет денег, и спросил:
— Сколько тебе нужно? Держи. Сдачу можешь себе оставить.
— У меня после зарплаты почти ничего не осталось, — смущённо пояснила Раиса. — За квартиру, за свет, домофон, телефон, на похороны коллеги! Всюду с протянутой рукой стоят, словно я печатаю деньги. А тут ещё этот, не просыхает. И за что мне такое наказание?!
— Не расстраивайся. Всё образуется.
— Ты останешься? Я не буду приставать.
Юра улыбнулся.
— Приставай, если хочешь. Дело не в этом.
— Да, я поняла. Роза! Перед сном позвони, чтобы я знала, что у вас всё в порядке!
— Хорошо, мама, — откликнулась дочка уже из-за двери.
Утром они едва подняли Леонида, который грозился снова улечься, если не дадут опохмелиться.
— Голова трещит. Дай сто грамм. У тебя есть в загашнике. И где ты только прячешь?! Не будь сукой!
— Ты уже все деньги выжрал! Дам на опохмелку, если дашь согласие на развод.
— Я не хочу развода. Мне и так хорошо!
— Ещё бы! Постоянно измываешься над нами. У дочери глаза не просыхают от твоего вида. Вспомни, в каком виде ты вчера заявился домой?!
— А как я ещё должен реагировать на твою измену?! Вы тут за моей спиной сговариваетесь… спаиваете.
— А ты не пей.
Едва успели вовремя прийти на работу. Вошли в одну проходную, но в разные стороны. Раиса работала бухгалтером, в женском коллективе, мужчины, если и появляются, то на считанные минуты, и все озабочены своими проблемами, не до флирта. Днём советовалась с подругами, как с меньшими потерями выйти из развода? Более половины уже имели опыт и могли поделиться. Вечером с Юрой договаривалась о дальнейших планах. Леонид каждый вечер приходил домой пьяным, не раздеваясь, валился на диван, и так до самого утра, пока его не поднимали на работу.
Первый снег так и не растаял, как обычно случалось в прошлые года, навалил второй, третий. Дворники едва успевали счищать снег с тротуара, возвышая по краям дороги первые сугробы. После потепления и нового похолодания участились переломы, аварии, автомобили то и дело заносило на наледи, лихачей наматывало на столбы и встречные машины.
По теории эволюции к концу зимы лихачей не должно было бы остаться, но их хватало на все времена года. Появлялось новое поколение с купленными правами, которые думали, что отныне они держат мир в кулаке, всё можно купить, пьянели не только от водки и пива, но и от скорости, кричали от восторга и эйфории, и не знали, что доживают последние минуты своей короткой жизни, в лучшем случае становились инвалидами и быстро утихомиривались, с горечью вспоминая свои бесшабашные годы. Чужой пример не учит, только свой.
— И долго я буду это терпеть? — спросила Раиса Юру, который в очередной раз затаскивал на диван Леонида. — Как его держат на работе?!
— Не знаю.
— Ну, я понимаю, при социализме никого не выставляли, а почему сейчас терпят?! Он же, сколько вреда заводу причиняет?!
— Наоборот. Своим бездействием пользу приносит. Наверное, жалеют выгонять. У многих похожие проблемы.
— И никакая зараза его не берёт. У других цирроз печени от вечной пьянки, почки отказывают, а у этого, как у младенца, ничего не болит! Кто ему только денег на водку даёт?! Порой, думаю, киллера, что ли нанять?
— Сам умрёт.
— Я до этого не доживу. Как же я его ненавижу! Где были мои глаза, когда соглашалась выйти за него?!
— Всё образуется. Не переживай.
— Ты думаешь? А как мне жить?! Нервы на пределе. Теперь я понимаю тех бедолаг, которых всё время судят по телику.
Тем временем мать Маши Чарусовой выписалась из больницы и Розалинда вернулась домой. На пьяного отца она почти не смотрела, лишь морщилась. От Леонида несло потом и неухоженностью. Как обычно говорят, он сам на себя махнул рукой. На работе ещё держался, не упивался до потери сознания, но потом навёрстывал упущенное.
— Пусть тебе будет стыдно, — отвечал Леонид на упрёки жены. — Вот до чего ты меня довела!
— Водка тебя довела, а не я.
— Водка даёт утешение, а от тебя сплошные огорчения.
Уже на вторую ночь после возвращения домой, Розалинда допоздна засиделась за компьютером, переписываясь с парнем из Ижевска, добавила себе три года, а перед сном, выйдя в туалет, нечаянно услышала пугающие, очень странные рыдания, доносящиеся из спальни. Она ворвалась с криком:
— Мамочка, ты заболела?!
И, хотя в комнате свет был выключен, в довольно ярком свете дворовых фонарей увидела непристойную картину, которую обычно показывают в порнофильмах, видела у Галины Нечипоренко. Как-то она после уроков позвала троих своих лучших подружек, привела домой, и они занялись просмотром потайной коллекции родителей, которую те тщательно припрятывали на дно тумбочки, а ночью доставали и развлекались, думая, что дочка спит.
Она и спала, но днём свободного времени много, почему бы не проинспектировать родительскую спальню? Порой находила замысловатые, и очень странные игрушки, которые вскоре, после консультации с более продвинутыми подружками, и сама начала употреблять.
Увиденные сплетения розовых и загорелых, и даже чёрных тел, и разнообразные позы так распалили чувственность девочек, что они, стыдливо посмеиваясь, как бы в шутку, начали подражать героиням экрана, и охнули от сладостного томления в чреслах. Они, конечно, знали свои эрогенные зоны, но когда другой ласково касается их, то можно сойти с ума от наслаждения.
И сейчас Розалинда, вдруг всё поняв, в панике бросилась в свою спальную, даже забыв, зачем из неё выходила. Через минуту к ней вошла мать и присела на край кровати, наклонилась к дочери и тихо спросила:
— Ты зачем ворвалась к нам?
— Ты так кричала! Я испугалась.
— Разве я кричала?
— Да. И стонала тоже.
— Ничего не помню. Я в такие минуты ничего не соображаю.
— А почему ты с папой так не стонала?
— Потому что он пьяница. Ни на что не способен. Не дай бог, тебе когда-нибудь выйти замуж за такого. Тебе ещё рано об этом думать. Но запомни, неудачный выбор может искалечить любую жизнь, как это сделал твой папочка.
— Тебе не было больно? Ты же стонала.
— Нет. Успокойся. Мне было очень приятно. Поэтому и кричала. Редкий мужчина знает и умеет, как надо обращаться с женщиной.
— А как надо?
— Тебе ещё рано об этом думать. Когда будешь выходить замуж, я расскажу. Спи.
— Но я уже и так почти всё знаю. У нас многие девочки уже с мальчиками…
— А ты?
— Мне стыдно. Я не могу представить, как это…
— И не надо представлять. Преждевременная половая жизнь чревата абортами и заразными болезнями, которые на всю жизнь оставляют след. Не дай бог тебе такое подхватить. Потом всю жизнь будешь утвердительно отвечать на вопросы врачей, болела ли ты сифилисом, гонореей? Да, они излечиваются, но рубцы в организме остаются. СПИД так и не могут излечить. А это означает, что ты станешь опасной для всех окружающих. Тебя начнут все сторониться, словно прокажённой. Тебе это надо?
Они почти час проговорили по душам. Когда Раиса вернулась в спальную, Юра уже крепко спал, изредка всхрапывая. Это уже изнаночная сторона любых добросердечных отношений. Идеальных людей не бывает, надо мириться с их недостатками.
Но с тех пор они уходили амурничать на запасную квартиру. Дарья Ивановна, хотя и всё слышала, но почти ничем не выдавала своё знание сокровенных утех молодых. Когда же, если не сейчас? Лишь за столом пытливо, с загадочным прищуром, поглядывала на новоявленную сноху, мол, я всё знаю, не строй из себя целомудренную кокетку.
Суд о разводе четы Кислициных назначили на 19 декабря. Рая понимала, что Леонид из-за вредности не придёт на суд, и надо будет смириться с тем, что дело затянется на долгие месяцы. Но иного выхода не видела, Леонид не поддавался на уговоры, начинал глумиться, говорить похабные скабрезности. Это было так противно, что она в отчаянии махала рукой и уходила на кухню заниматься неотложными делами.
продолжение следует: http://proza.ru/2012/05/08/397