- Эй, толстый!!!
Это дворовый хулиган Гоша! Идет прямо на меня, и спасенья – нет!
Схватил за воротник, швырнул к дверям подъезда. Ребята столпились вокруг.
Гоша стал меня бить. Было не очень больно, потому что через шубу, но довольно противно и страшно.
- Ненавижу толстых - белых, - приговаривал он, методично ударяя меня костлявым кулаком то в левый бок, то в правый. – Все толстые – фашисты!
Ребята стояли с открытыми ртами. Не уходили, но и защитить меня не решались: хоть и друзья, но против Гоши – не попрешь!
Публичная порка продолжалась около часа. Потом Гоша плюнул мне в лицо и ушел.
Я вытер лицо снегом и побежал домой.
- Ну, как погулял? – спросила мама.
- Опять побили, - вздохнул я.
- За что? – побледнела мама.
- За то, что толстый.
- Ну, деньги хоть не отобрали?
- Деньги – нет.
- И то слава Богу! – обрадовалась мама.
- Мам, я не хочу быть толстым! Толстых все бьют! Над ними все смеются! Фашистами обзывают!
- Ну, какой же ты фашист? – рассмеялась мама и потрепала меня по пухлой щеке.
- Всё равно, - я упрямо мотнул головой. – Не хочу быть толстым! Можно, я сегодня обедать не буду? И ужинать тоже?
- Не говори глупостей!
- Ну, мам…
- Не мамкай! Успеешь еще похудеть!
- Когда?
- Когда вырастешь! – отрезала мама. – Мой руки и – за стол!
Прошло двенадцать лет. Я уже давно писал стихи, и меня часто приглашали читать их в городских концертах. Однажды пригласили в СИЗО.
Я читал для находившихся под стражей. Было жутковато. Но после меня выступали танцовщицы. Им, наверное, было намного страшнее: ох, какими глазами буравил зал их точеные фигурки…
После концерта ко мне подошел один из охранников:
- С Вами подследственный хочет пообщаться. Георгий Стельмах. Вы его знаете?
- Нет, - удивился я.
- Ну, на нет и суда нет! – философски заметил охранник и обернулся к тому, кто жаждал общения со мной. – Гоша, ты им не знаком! Всё шутки твои дурацкие.
- Гоша? – вздрогнул я.
Да, это был тот самый Гоша. Я его сразу узнал. Стал он теперь совсем худ и оттого казался еще страшнее, чем тогда во дворе…
- Здорово, фашист, - расплылся Гоша в зловещей, редкозубой улыбке.
- Здорово, Гоша, - сказал я.
- Так вы знакомы или нет?! – разозлился охранник.
- Есть малость, гражданин начальник, - процедил Гоша.
Потом придирчиво оглядел меня с головы до ног и заявил одобрительно:
- Нет, ты теперь не фашист… Ты теперь – наш! Похудел, брат. Хвалю. Мало ешь, что ли?
- Да нет, - смутился я.
- А что тогда?
- Ну… - я замялся. – Много нервничаю.
- А ты не нервничай, - посоветовал Гоша. – Бери пример со старших. Гляди: мне тут на полную катушку, видать, светит, а я – ничего!..
Я промолчал. Не решился спросить, за что ему «светит».
- Ну всё, Гоша, хорош базарить! Концерт окончен, не задерживай артиста! – «гражданин начальник» подтолкнул Гошу к выходу.
- Эй, поэт! Напиши про меня стишок – по старой дружбе, идет? – успел крикнуть мне Гоша, помахал костлявой рукой и навсегда исчез в чёрной толпе.
…Наш старый двор давно разрушен. На его месте выстроили огромную автостоянку. Днем и ночью там шумят машины и весело матерится охрана.