Как-то ехали мы с мамой в автобусе. А я сидела возле окошка (потому что это мое любимое место) и пела песенку. Слов не помню, что-то вроде:
Ля-ля-ля, ля-ля-ля,
Ля-ля-ля-ля-ля…
Трим-пим-пим, трям-пям-пям,
Тру-лю-лю-лю-лю!
Эх!
А впереди нас сидела тетенька с очень пышными рыжими волосами. Я, когда вырасту, тоже себе такие отращу. Правда, у меня волосы черные, но я перекрашу…
И вот эта тетенька обернулась и стала слушать, как я пою. А я тогда обрадовалась и еще громче запела:
Тра-ля-ля, тра-ля-ля,
У-тю-тю-тю-тю!
Зим-зим-зим, зюм-зюм-зюм,
Буль-буль-буль, ку-ку!
Бум!
И вдруг рыжая пышная тетенька моей маме говорит:
- Знаете что? А не хотите ли Вы отдать ее в музыкальную школу? У вашей дочери великолепный слух! Это необходимо развивать.
А мама усмехнулась и говорит:
- Да, вы правы, слух у моей красавицы великолепный: и что надо слышит, и что не надо…
Я сразу поняла, на что она намекала: мама иногда до самой ночи болтает по телефону со своей подружкой Ленкой Егоровой: рассказывает ей о том да о сем… Особенно про Вадика из техотдела, который в женихи набивается. Она-то думает, что я сплю. А я не сплю и всё-всё слышу! И однажды нечаянно у мамы спросила про этого несчастного Вадика из техотдела. А мама в ответ раскричалась, что у нее из-за меня личной жизни нет…
И вот эта тетенька рыжая продолжает:
- Я. – говорит, - концертмейстер городской музыкальной школы. И могу порекомендовать девочку к поступлению. Подумайте над этим, она у вас очень талантливая, это видно невооруженным глазом! Точнее – слышно невооруженным ухом!
Мама улыбнулась: любит, когда меня хвалят. Тем более не кто-нибудь же похвалил, а сама конрц… концр…конмр… ух, и не выговоришь! Кон-церт-мей-стер, вот!
- Хорошо, - отвечает мама. – Правда, она у меня маленькая: только-только в обычную школу пошла, куда ей еще в музыкальную…
- А это неважно, - улыбается рыжая тетенька. – У нас есть такие специальные подготовительные классы для малышей. Пусть она пока туда походит. Заодно и опыта музыкального наберется. Там с детьми и поют, и ноты учат, и на разных музыкальных инструментах играют…
Ух ты! Вот это здорово! Всю жизнь мечтала играть на музыкальных инструментах! Мама мне часто говорит:
- Перестань играть у меня на нервах!
Вот я на нервах и не буду! А буду, скажем, на дудочке!
- У вас, - спрашиваю, - на дудочке играют?
- Играют, солнышко, - смеется тетенька-концертмейстер. – И на дудочке, и на ксилофончике, и на треугольничке…
- Ух ты! – обрадовалась я. – Даже на треугольничке? А на квадратике не играют?
- На каком еще квадратике? – удивилась тетенька. – Нет у нас никаких квадратиков!
Тут мама меня в бок толкает и шепчет:
- Не говори глупостей!
А я и не говорила… Я думала: раз на треугольнике можно играть, почему на квадрате-то нельзя?
- В общем, - говорит тетенька, - Вы как хотите, а я с Виктор Викторычем поговорю о Вашей девочке. Знаете, сколько к нам приходит детей – и без голоса, и без слуха? И ведь учить приходится, мучиться! А тут – всё при человеке! Только развивать надо… Подготовьте какую-нибудь песенку и в следующую пятницу приходите! Прямо с утра!
В общем, убедила она мою маму. И в следующую пятницу пришли мы в музыкальную школу на прослушивание. Прослушивание – это когда сидят за столом очень-очень серьезные люди. И они тебя слушают. А мне только того и надо: мама всегда перебивает, когда я разговариваю. Еще и жалуется:
- Ой, Маша, помолчи хоть минуту! Уже голова раскалывается! У тебя, наверное, вместо языка – пламенный мотор!
Так что я с нетерпением ждала, когда меня начнут прослушивать. А многие дети, которые рядом, переживали почему-то и даже плакали… Вот глупые, думаю!
Вообще-то долго ждать пришлось. Мне уже скучно стало, и я начала рассматривать картинки на стенах. Там были нарисованы разные музыкальные инструменты, а под ними подписи – как эти инструменты называются. Но я читать еще не очень хорошо умею и поэтому все время маму дергала и спрашивала:
- Мам, а что это за инструмент?
И мама читала:
- «Виолончель».
Я говорила:
- Ух ты! Вилка-качель!
Потом дальше спрашивала:
- Мам, а это что?
И мама снова читала:
«Фагот».
Я говорила:
- Ничего себе! Фугот!
А потом:
- Мам, а там что за огромная труба?
И мама читала:
«Геликон».
Я говорила:
- Вот это да! Пеликан!
Потом я спрашивала:
- Мам, а это что за круглая балалайка?
И мама читала:
- Господи!
- «Господи»?! – удивлялась я. – Это балалайка так называется?
- Нет! – кричала мама. – Это я так на тебя ругаюсь, что ты минутки спокойно посидеть не можешь! А круглая твоя балалайка называется – «домра»… И хватит вопросов!
«Хватит вопросов»… «Минутки посидеть не можешь»… Разве это минутка? Это уже второй день, кажется, пошел!
Но вот наконец нас позвали в класс.
А там за длинным-длинным столом сидели важные-важные люди. И один, невысокого роста и в большущих очках, встал и сказал:
- Здравствуйте! Я – директор музыкальной школы, Семенов Виктор Викторович. Присаживайтесь.
И мама присела. А мне вовсе не хотелось присаживаться: я уже в коридоре насиделась! И осталась стоять.
- Ну-с, - сказал директор, - кто мы?
- Мы, – говорит мама, - Маша Кузнецова.
- Ну, Маша Кузнецова, что ты нам приготовила?
А я приготовила песенку про маму. Мы ее как раз недавно в детском саду на утреннике пели, на Восьмое марта. И я запела:
- Пускай узнает ветер,
И звезды, и моря,
Что лучше всех на свете
Мамочка моя!
Мамочка, мамочка, мамочка моя!
Слышу: сзади кто-то всхлипывает. Оборачиваюсь – это моя мама. Расчувствовалась. Я тогда дальше продолжаю:
- Мы ведем разговор
Обо всем подряд –
Про полет на Луну
И про детский сад…
Маму я люблю,
Милую мою,
И про это песенку
Для нее пою!
Слышу: уже кто-то сморкается. Обернулась – это мама еще больше расчувствовалась. Она и на утреннике тоже все время сморкалась… Я тогда как затяну:
- Встало утром солнышко,
Улыбнулось весело,
Потому что мамочке
Мы запели песенку!
Песенку такую –
ля-ля-ля!
Песенку простую –
три руб-ля!
Не пойму, чего это у меня про три рубля вырвалось. Вроде совсем не хотела… Так бывает, знаете: поёшь-поёшь, и вдруг сами по себе новые слова придумываются!
Тут мама перестала всхлипывать и почему-то закрякала. Важные-важные дяди и тети за столом тоже стали крякать. А громче всех крякал директор Виктор Викторыч Семенов. Потом он открякал, снял очки, и, протерев их платочком, обратился к нашей знакомой рыжей тетеньке из автобуса (она тоже за столом сидела):
- Елена Сергеевна, давайте-ка по ноткам с Машей пройдемся.
Пройтись по ноткам? Это как, интересно?
А Елена Сергеевна села за пианино (этих пианино в классе целых три штуки было!) и говорит:
- Машенька, сейчас я сыграю тебе одну ноту, а ты должна будешь ее поймать.
Я очень удивилась:
- Чем же, - говорю, - ее ловить? Сачком, или так – руками?
Тут серьезные дяди и тети опять почему-то закрякали, а мама сзади больно меня пихнула: это значит, я опять что-то не то сказала.
- Нет, - смеется концертмейстер Елена Сергеевна, - не сачком, не руками, а голосом. Вот послушай…
И нажала на какую-то клавишу. И клавиша загудела. А Елена Сергеевна своим голосом загудела точно как эта клавиша: «А-а-а-а-а-а-а-а!». – Поняла? – спрашивает меня.
Я всё поняла! И Елена Сергеевна стала нажимать на разные клавиши, и из пианино стали вылетать разные звуки, а я начала ловить их голосом:
- А-а-а-а-а-а-а-а!!!
Следующая клавиша:
- Бэ-э-э-э-э-э-э-э!!!
Следующая клавиша:
-Вэ-э-э-э-э-э!!!
Следующая клавиша:
- Гэ-э-э-э-э-э-э-э!!!
Следующая:
-Дэ-э-э-э-э-э-э-э!!!
Следующая:
- Е-э-э-э-э-э-э-э!!!
Следующая:
- Жэ-э-э-э-э-э-э!!!
Следующая:
- Зэ-э-э-э-э-э-э!!!
Тут я заметила, что все за столом опять крякают, а Елена Сергеевна, трясясь от смеха, спросила:
- Маш, ты зачем же алфавит поешь?
А я спрашиваю:
- А что, зря я в школе учу алфавит? Пусть пользу приносит!
В конце концов директор Виктор Викторыч Семенов опять встал и говорит:
- Проверим чувство ритма.
И стал хлопать в ладоши. И долго-долго хлопал.
А я подумала, что он мне аплодирует, засмущалась и говорю:
- Спасибо, не стоит благодарности…
Тут снова весь класс закрякал, директор опять очки платочком протер и говорит:
- Я тебе не аплодировал, я ритм выстукивал. Попробуй теперь ты повторить.
Но я уже забыла, чего он мне там выстукивал. Хлопала-хлопала, а всё аплодисменты получаются… И вообще я что-то очень устала…
А тут как раз другая тетенька, худая-прехудая, рядом с Еленой Сергеевной, спрашивает меня:
- Ну, а на музыкальных инструментах ты никогда не пробовала играть?
- В садике, - говорю, - на детской гармошке пробовала. Больше не дают…
- Почему? – удивилась та тетенька.
- Потому что я гармошку тогда очень широко растянула и порвала. И тогда вместо одной гармошки – две получилось. Но на них никак не сыграешь. Теперь от меня музыкальные инструменты прячут.
Тут в классе повисла тишина. И долго никто ничего не спрашивал. А сзади мама почему-то опять начала всхлипывать. И все какие-то грустные стали.
И тогда я, чтобы их развеселить, говорю:
- А хотите, я вам на пианино сыграю?
Директор вздохнул и сказал:
- Хотим.
И я подошла к пианино и стала быстро-быстро и громко-громко стучать по всем клавишам. И долго так стучала! И мне было очень весело! И я даже стала искать глазами какой-нибудь треугольничек или квадратик, чтобы и на нем поиграть!
Но тут громко хлопнула дверь, я обернулась и очень удивилась: лица у всех важных дяденек и тетенек были почему-то очень белые. Белее стола. А концертмейстер Елена Сергеевна – наша знакомая из автобуса – вообще куда-то пропала. Я оглянулась – и мама куда-то делась.
А директор Виктор Викторыч, пошатываясь, встал и, держась за сердце, тихо сказал:
- Подожди-ка, девочка, в коридорчике…
Я вышла в коридорчик. А там уже все дети разошлись. Или разбежались, не знаю… Стояла только Елена Сергеевна с белым лицом. И моя мама – с красным.
И мы втроем так стояли и молчали, и я подумала, что опять будем долго-долго ждать, но тут вышел директор и сказал так:
- Ну-с, мамаша, слух и голос у вашего чада – это действительно что-то особенное… Спасибо, Елена Сергеевна!
- Пож…пож…пожалуйста, - прошептала рыжая, но бледная Елена Сергеевна.
- Нда-с. Всё бы ничего – но вот поведение надо подтянуть! И еще как подтянуть!
- Я же говорила, - отвечает красная мама, - маленькая она у меня еще…
- Ну, знаете, маленькие тоже разными бывают… Одним словом, приходите-ка вы к нам через годик!
- А лучше – через два, - поспешно сказала худая-худая тетенька: она тоже уже вышла из класса. И, кажется, стала еще худее, чем была.
- Да-да, - подхватил Виктор Викторыч, - с такими музыкальными способностями ей и подготовительный класс не нужен, можно сразу в первый…
Пошатываясь и держась за сердце, он быстро пошел по коридору. А за ним побежали худая-худая тетенька и наша знакомая из автобуса – концертмейстер Елена Сергеевна: даже попрощаться забыла! В таком восторге, наверное, была от моего прослушивания…
И мы с мамой пошли домой. И всю дорогу молчали.
А дома, уже поздно вечером, когда я почти спала, мама вдруг подошла ко мне, села на кровать и заплакала.
Я ее спрашиваю:
- Ты почему плачешь?
А она говорит сквозь слёзы :
- Ничего-то они не понимают. Тоже мне, музыканты. Спой-ка, дочь, еще раз про маму…